|
| |
|
|
|
из библиотеки Центра экстремальной журналистикиПрикладная конфликтология для журналистов |
|
Отечественные правовые средства определения границ допустимого в освещении социальных конфликтовСреди норм отечественной
правовой системы, которые журналистам необходимо знать и
учитывать в ходе выработки своего индивидуального modus
operandi по освещению того или иного социального
конфликта, первостепенное внимание следует уделить
требованиям соответствующих конституционно-правовых
установлений. Процессуальное
положение журналиста в рамках уголовных дел,
возбужденных по указанным статьям Уголовного кодекса РФ,
таково, что в силу действия принципа презумпции
невиновности журналисту в уголовном процессе не надо
ничего доказывать. В частности, не требуется
подтверждать истинность подготовленного им сообщения, в
котором, по мнению потерпевшего, усматриваются признаки
клеветы. Он вправе не свидетельствовать против себя.
Обязанность доказывания лежит на потерпевшем, поэтому в
уголовном суде именно обвиняющая сторона доказывает факт
наличия клеветы либо оскорбления в материалах
СМИ. Но если вина журналиста будет доказана, то последствия этого будут очень серьезными. Среди прочего в том, что он приобретет статус судимого по уголовной статье со всеми вытекающими из этого неблагоприятными юридическими и иными последствиями. В последнее время практически во всем мире профессиональными объединениями журналистов, многими правозащитными организациями прилагаются усилия, чтобы убрать из уголовных кодексов статьи, предусматривающие уголовное наказание за диффамацию, за правонарушение «словом». На юридическом языке это именуется декриминализацией данного деяния. Основные аргументы сторонников декриминализации клеветы и оскорбления сводятся к следующим соображениям. Во-первых, честь и достоинство лиц могут быть полностью защищены посредством применения норм гражданского права, без использования при этом уголовных санкций. Когда речь идет о клевете, то в противоборство вступают два интереса: заинтересованность одного человека в том, чтобы защитить свое доброе имя, и заинтересованность другого — что очень важно, нередко совпадающая с общественным интересом, — обнародовать какие-то важные с его точки зрения сведения, проинформировав и тем самым предупредив конкретных лиц или в целом общество о грозящих им опасностях. Для XXI века уголовная юстиция в качестве арбитра данного спора — далеко не лучшее решение. В наше время предпочтительнее гражданско-правовые способы разрешения споров о клевете и оскорблении. В том числе и потому, что таким правонарушением может быть нанесен вред преимущественно личным интересам, а не общественным. Да и санкции, предусмотренные нормами гражданского права, являются достаточно жесткими для пресечения возможных злоупотреблений свободой слова и массовой информации. Кроме того, во многих странах, где законы устанавливают уголовную ответственность за клевету и оскорбление (диффамацию), власть имущие злоупотребляют ими в целях ограничения критики и сдерживания публичного обсуждения их деятельности. Угроза жестких уголовных санкций, особенно тюремного заключения, оказывает сдерживающий эффект на реализацию права на свободу слова. Аналогичные подходы к решению проблемы декриминализации диффамации демонстрирует и право объединенной Европы, а также и некоторые страны «новых европейских демократий». Так, Уголовные кодексы Украины (с 2001 года) и Республики Молдова (с 2004 года) не содержат состава клеветы как частного обвинения. В рамках этой главы важно отметить, что уголовно наказуемы также публичные призывы к осуществлению экстремистской деятельности — в соответствии со ст.280 Уголовного кодекса РФ, они наказываются штрафом в размере до 300 тыс. рублей либо лишением свободы на срок до трех лет. А если такие призывы совершены с использованием СМИ, то тогда наказание жестче: лишение свободы на срок до 5 лет с лишением права занимать определенные должности или заниматься определенной деятельностью на срок до трех лет. И наконец, уголовным преступлением считается возбуждение ненависти, вражды, а равно и унижение человеческого достоинства. В соответствии со ст.282 Уголовного кодекса РФ, закон понимает под ними «действия, направленные на возбуждение ненависти либо вражды, а также на унижение достоинства человека либо группы лиц по признакам пола, расы, национальности, языка, происхождения, отношения к религии, а равно принадлежности к какой-либо социальной группе, совершенные публично или с использованием СМИ». Наказание за это — штраф в размере до 300 тыс. рублей либо лишение свободы на срок до двух лет. Те же деяния, совершенные лицом с использованием своего служебного положения (например, журналистом или редактором) или «организованной группой» (а такой группой может считаться и коллектив редакции), повышают размер штрафа до 500 тыс. рублей либо влекут лишение права занимать определенные должности или заниматься определенной деятельностью на срок до пяти лет либо лишение свободы на срок до пяти лет. Гражданское право Второе, «серебряное» место в отечественной иерархии видов юридической ответственности по праву занимает ответственность гражданско-правовая или имущественная. Главный вид ее санкций — возмещения убытков и морального вреда, причиненных распространением сведений, не соответствующих действительности и порочащих честь, достоинство или деловую репутацию какого-нибудь лица. Гражданско-правовая ответственность наступает, когда журналист нарушает требования статьи 152 и 151 Гражданского кодекса Российской Федерации. «Орудие» правонарушения — все те же конфликтогены — слова и выражения, содержащие не соответствующие действительности сведения, порочащие честь, достоинство или деловую репутацию того или иного лица. Статья 151. Компенсация морального вреда Если гражданину причинен моральный вред (физические или нравственные страдания) действиями, нарушающими его личные неимущественные права либо посягающими на принадлежащие гражданину другие нематериальные блага, суд может возложить на нарушителя обязанность денежной компенсации указанного вреда. При определении размеров компенсации морального вреда суд принимает во внимание степень вины нарушителя и иные заслуживающие внимания обстоятельства. Суд должен также учитывать степень физических и нравственных страданий, связанных с индивидуальными особенностями лица, которому причинен вред. Статья 152. Защита чести, достоинства и деловой репутации 1. Гражданин вправе требовать по суду опровержения порочащих его честь, достоинство или деловую репутацию сведений, если распространивший такие сведения не докажет, что они соответствуют действительности. По требованию заинтересованных лиц допускается защита чести и достоинства гражданина и после его смерти. 2. Если сведения, порочащие честь, достоинство или деловую репутацию гражданина распространены в средствах массовой информации, они должны быть опровергнуты в тех же средствах массовой информации. Порядок опровержения в иных случаях устанавливается судом. 3. Гражданин, в отношении которого средствами массовой информации опубликованы сведения, ущемляющие его права или охраняемые законом интересы, имеет право на опубликование своего ответа в тех же средствах массовой информации. 4. Если решение суда не выполнено, суд вправе наложить на нарушителя штраф, взыскиваемый в размере и в порядке, предусмотренных процессуальным законодательством, в доход Российской Федерации. Уплата штрафа не освобождает нарушителя от обязанности выполнить предусмотренное решением суда действие. 5. Гражданин, в отношении которого распространены сведения, порочащие его честь, достоинство или деловую репутацию, вправе наряду с опровержением таких сведений требовать возмещения убытков и морального вреба, причиненных их распространением. 6. Если установить лицо, распространившее сведения, порочащие честь, достоинство или деловую репутацию гражданина, невозможно, лицо, в отношении которого такие сведения распространены, вправе обратиться в суд с заявлением о признании распространенных сведений не соответствующими действительности. 7. Правила настоящей статьи о защите деловой репутации гражданина соответственно применяются к защите деловой репутации юридического лица. Данная статья в отличие от некоторых других статей ГК отнюдь не «спящая», а, напротив, весьма «бодрствующая». Достаточно сказать, что именно по ее нормам решаются более 90% тех нескольких тысяч ежегодно случающихся в России судебных споров с участием редакций СМИ и журналистов. Горнило испытаний этой статьей прошли практически все более или менее известные российские общественно-политические печатные издания и многие телепрограммы. Причем, согласно статистическим данным последних лет, суды удовлетворяют две трети всех исков к СМИ по данной статье. И редакциям СМИ приходится публиковать опровержения и возмещать убытки и моральный вред, причиненные распространением выражений-конфликтогенов, признанных судом не соответствующими действительности и порочащими честь, достоинство или деловую репутацию заявителей. Причем, как и во всем мире, в родном Отечестве размеры этих возмещений имеют устойчивую тенденцию к росту, зачастую достигая — вспомним решение арбитражного суда 2004 года по иску Альфа-банка к газете «Коммерсантъ» — весьма серьезных сумм в несколько сотен миллионов рублей. Обратим внимание на ряд моментов, знание которых необходимо журналистам в ходе формирования ими определенной системы мер журналистской безопасности при работе со словом, потенциально способным задеть чью-то честь, достоинство или деловую репутацию. Прежде всего надо себе четко представлять, что в отличие от уголовного судопроизводства, где журналисту можно ничего не доказывать, эта обязанность лежит на его обвинителе, в рамках гражданского судопроизводства, журналисту и редакции СМИ приходится достаточно много трудиться над доказательной базой своей невиновности. А на долю их процессуального «противника» — истца — выпадает практически одна обязанность: доказать сам факт распространения ответчиком «нехороших» сведений об истце. При этом под распространением таких сведений отечественная судебная практика понимает опубликование таких сведений в печати, трансляцию по радио и телевидению, демонстрацию в кинохроникальных программах и других средствах массовой информации, распространение в Интернете, а также с использованием иных средств телекоммуникационной связи, изложение в публичных выступлениях, заявлениях, адресованных должностным лицам, или сообщение в той или иной, в том числе устной, форме хотя бы одному лицу. Такого рода беспредельная «широта охвата» в понимании категории распространения сведений применительно к сведениям, задевающим честь и достоинство граждан или деловую репутацию граждан и юридических лиц, вызывает серьезные сомнения и должна быть скорректирована. Дело в том, что подобное понимание может создать и уже создает судебно-правовые препятствия для реализации гражданами весьма значимых прав, носящих конституционный характер. В частности, права на обращения в государственные органы и органы местного самоуправления (ст. 33 Конституции России) и права «свободно передавать информацию любым законным способом» (ч.4 ст.29 Конституции России). В юридическом смысле передача сведений, данных, информации — действие близкое, но полностью не тождественное понятию их распространения. Отличие в круге субъектов их получения. В случае передачи это определенный круг лиц, в случае распространения — круг лиц неопределенный, неограниченный. Смешение этих понятий применительно к особенностям журналистской деятельности может серьезно ее затруднить, предоставив незаконную возможность вмешательства во внутриредакционный процесс по подготовке к выходу в свет (в эфир) продукции средства массовой информации. Ведь в этом случае любой журналист, подготовивший задевающий чьи-либо интересы журналистский материал и, в соответствии с нормой ст. 26 Закона РФ «О средствах массовой информации», передавший его главному редактору для правки и согласования, попадает в зону риска подвергнуться уголовному преследованию или гражданско-правовой ответственности. И такое развитие событий вовсе не плод теоретических размышлений автора этих строк. В 2005 году в одном из волжских городов России уже имел место случай, когда автора одной из публикаций в СМИ привлекли к уголовной ответственности (по ст. 129 УК РФ) в виде лишения свободы за определенный пассаж из его материала, который не вошел (усилиями бдительного главного редактора СМИ) в опубликованный вариант его статьи, но в присланном редактору по электронной почте авторском варианте статьи содержался. Редактор СМИ этот пассаж прочитал, значит, факт «распространения» налицо — решили следователи, а затем и судьи. Теперь, что касается содержания распространенных сведений... Следует обратить внимание на то, что с точки зрения юриспруденции в этом содержании должно быть одновременно два элемента — несоответствие действительности и порочащий характер. Если с первым элементом — несоответствие действительности — обычно не возникает особых проблем, то вопрос о том, какие именно сведения можно квалифицировать в качестве порочащих конкретного истца зачастую вызывает оживленные прения. В решении этого вопроса следует ориентироваться на разъяснение, содержащееся в постановлении Пленума Верховного Суда РФ от 24.02. 2005 года № 3 «О судебной практике по делам о защите чести и достоинства граждан, а также деловой репутации граждан и юридических лиц». Согласно этому разъяснению: «порочащими, в частности, являются сведения, содержащие утверждения о нарушении гражданином или юридическим лицом действующего законодательства, совершении нечестного поступка, неправильном, неэтичном поведении в личной, общественной или политической жизни, недобросовестности при осуществлении производственно-хозяйственной и предпринимательской деятельности, нарушении деловой этики или обычаев делового оборота, которые умаляют честь и достоинство гражданина либо деловую репутацию гражданина или юридического лица». Исходя из этой трактовки, далеко не все сведения, даже критического характера, несущие отрицательную оценку деятельности того или иного лица, можно признать порочащими. В целом, можно выделить три признака, необходимых в совокупности для признания сведений порочащими: — они должны содержать утверждение (следовательно, предположения, гипотезы, вопросы не могут быть признаны порочащими); — по содержанию это должны быть сведения об уже произошедшем событии или действии (значит, данный признак отсутствует в предложениях, относящихся к будущему, будь то планы или предположения. Утверждение и предположение достаточно разные фигуры речи); — сведения должны содержать информацию о совершении гражданином поступка, нарушающего нормы права или морали. Если имело место распространение не соответствующих действительности порочащих сведений о частной жизни истца, то ответчик может быть обязан опровергнуть эти сведения и компенсировать моральный вред, причиненный распространением такой информации. Специальные законы Кроме требований так называемого общего законодательства, к которым относятся нормы двух основных российских кодексов — Уголовного и Гражданского, в интересующем нас конфликтологическом аспекте журналистам необходимо иметь представление и о законодательных актах, регулирующих особенные, достаточно узкие сегменты общественных отношений. Начнем с Закона РФ «О средствах массовой информации» 1991 года (далее — Закон РФ «О СМИ»). И прежде всего обратим внимание на статью 4 этого закона, формулирующую правовые запреты на различные виды злоупотреблений свободой массовой информации. В частности, в соответствии с нормами этой статьи: не допускается использование средств массовой информации в целях совершения уголовно наказуемых деяний, для распространения материалов, содержащих публичные призывы к осуществлению террористической деятельности, или публично оправдывающих терроризм, других экстремистских материалов, а также материалов, пропагандирующих порнографию, культ насилия и жестокости. Обратите внимание, что такая «отсылочная» редакция норм части первой этой статьи (в целях совершения уголовно наказуемых деяний) позволяет квалифицировать в качестве злоупотреблений свободой массовой информации самые различные уголовно наказуемые деяния (клевета и оскорбление, возбуждение ненависти либо вражды, а равно унижение человеческого достоинства и т. п.), пусть даже непосредственно и прямо не указанные в данной статье Закона РФ «О СМИ». К числу злоупотреблений свободой массовой информации ст. 4 Закона РФ «О СМИ» относит также использование СМИ для распространения материалов, пропагандирующих ... культ насилия и жестокости. В российском уголовном законодательстве ответственность за пропаганду культа насилия и жестокости отсутствует, так же, как отсутствует и официальное толкование этих понятий. В этой ситуации определенную «подсказку» могут дать разъяснения Пленума Верховного суда РФ по отдельным категориям дел, где жестокость и насилие выступают в качестве квалифицирующих признаков. В то же время следует помнить, что между конкретными уголовно-правовыми составами преступлений и злоупотреблением свободой массовой информации в смысле ст. 4 Закона РФ «О СМИ» прямая аналогия отсутствует. В ст. 47 Закона РФ «О СМИ» закреплены следующие правомочия журналиста, которые можно объединить общим названием права на суждение: — излагать свои личные суждения и оценки в сообщениях и материалах, предназначенных для распространения за его подписью; — отказаться от подготовки за своей подписью сообщения или материала, противоречащего его убеждениям; — снять свою подпись под сообщением или материалом, содержание которого, по его мнению, было искажено в процессе редакционной подготовки, либо запретить или иным образом оговорить условия и характер использования данного сообщения или материала. При этом подчеркнем, что носитель права на суждение должен постоянно помнить, что, описывая тот или иной конфликт, он — по общему правилу — не должен отдавать предпочтение какой-либо из сторон конфликта, по возможности представляя в своем материале всю палитру и гамму имеющихся точек зрения, тем самым предоставляя своему читателю, зрителю, слушателю возможность сделать свой собственный, информированный выбор. Разумеется, говоря о правилах освещения конфликтов, мы не можем обойти вниманием обязанности журналиста, закрепленные ст. 49 Закона РФ «О СМИ», в частности обязанность «уважать права, законные интересы, честь и достоинство граждан и организаций». В этом же ряду значима норма ст. 51 Закона РФ «О СМИ», которая запрещает журналисту использовать свои права с целью опорочить гражданина или отдельные категории граждан исключительно по признакам пола, возраста, расовой или национальной принадлежности, языка, отношения к религии, профессии, места жительства и работы, а также в связи с их политическими убеждениями. За нарушение данного требования закона журналист подлежит уголовной и дисциплинарной ответственности. Федеральный закон от 25 июля 2002 года №114(ФЗ «О противодействии экстремистской деятельности» Этот закон содержит достаточно серьезный юридический потенциал для борьбы с экстремистскими проявлениями языка вражды в СМИ. Базовое предназначение этого потенциала — предотвращать и пресекать осуществление организациями СМИ экстремистской деятельности, а также использование СМИ для распространения экстремистских материалов. Для этого закон оснащен двумя весомыми, построенными на кумулятивном эффекте правовыми средствами воздействия на ситуацию. Вначале речь идет о предупреждении нарушителя (оно может быть обжаловано в суд в установленном порядке) и лишь затем — деятельность «закононепослушной» организации СМИ подлежит прекращению в установленном настоящим Федеральным законом порядке (ст. 8). Этот порядок описан в ст. 11 «Ответственность средств массовой информации за распространение экстремистских материалов и осуществление экстремистской деятельности». В соответствии с ним, деятельность средства массовой информации может быть прекращена в случае, предусмотренном частью третьей статьи 8 настоящего Федерального закона либо в случае осуществления средством массовой информации экстремистской деятельности, повлекшей за собой: — нарушение прав и свобод человека и гражданина, — причинение вреда: — личности, — здоровью граждан, — окружающей среде, — общественному порядку, — общественной безопасности, — собственности, — законным экономическим интересам физических и (или) юридических лиц, — обществу и государству — или создающей реальную угрозу причинения такого вреда. Деятельность СМИ прекращается: по решению суда на основании заявления уполномоченного государственного органа, осуществившего регистрацию данного средства массовой информации, либо федерального органа исполнительной власти в сфере печати, телерадиовещания и средств массовых коммуникаций, либо Генерального прокурора Российской Федерации или подчиненного ему соответствующего прокурора. В целях недопущения продолжения распространения экстремистских материалов суд может приостановить реализацию соответствующих номера периодического издания либо тиража аудио- или видеозаписи программы либо выпуск соответствующей теле-, радио- или видеопрограммы в порядке, предусмотренном для принятия мер по обеспечению иска. Решение суда является основанием для изъятия нереализованной части тиража продукции средства массовой информации, содержащей материал экстремистской направленности, из мест хранения, оптовой и розничной торговли». Как следует из изложенного, ответ на вопрос, что именно следует считать «экстремистской деятельностью» и какие именно материалы подпадают под категорию «экстремистских», приобретает для СМИ воистину гамлетовский смысл: «быть или не быть»? Основополагающая для данного закона категория «экстремистская деятельность» определяется, и весьма развернуто, в первой статье закона. В числе прочего экстремистской признается деятельность СМИ по планированию, организации, подготовке и совершению действий, направленных на пропаганду исключительности, превосходства либо неполноценности граждан по признаку их отношения к религии, социальной, расовой, национальной, религиозной или языковой принадлежности, на публичное оправдание терроризма. Летом 2006 года через российский парламент прошли и после подписания президентом стали законом поправки, инициированные группой депутатов нижней палаты парламента, в статьи 1 и 15 данного закона, предусматривающие еще большее расширение перечня действий, подпадающих под понятие «экстремистская деятельность». В частности, теперь к экстремистской деятельности относятся: — публичная клевета в отношении лица, замещающего государственную должность Российской Федерации или государственную должность субъекта Российской Федерации, при исполнении им своих должностных обязанностей или в связи с их исполнением, соединенная с обвинением указанного лица в совершении деяний, перечисленных в статье 1 данного Федерального закона, при условии, что факт клеветы установлен в судебном порядке; — угроза применения насилия в отношении представителя государственной власти или его близких в связи с исполнением им своих должностных обязанностей; — создание и (или) распространение печатных, аудио-, аудиовизуальных и иных материалов (произведений), предназначенных для публичного использования и содержащих хотя бы один из вышеперечисленных признаков экстремистской деятельности. Как представляется, подобного рода практически безбрежное расширение понятия экстремистской деятельности демонстрирует явное пренебрежение отечественного законодателя основополагающими принципами соотнесения преступления и наказания. Примененная при определении понятия экстремистской деятельности законодательная техника, представляющая собой простое перечисление разнообразных действий, по мнению законодателя образующих состав преступления, без четкого определения существенных признаков каждого конкретного противоправного деяния, на основе которых суд, прокурор, следователь или дознаватель могут установить наличие или отсутствие обстоятельств, подлежащих доказыванию при производстве по уголовному делу, а также иных обстоятельств, имеющих значение для уголовного дела, открывает предельно широкие возможности для усмотрения правоприменителя и тем самым потенциального злоупотребления. В частности, указанные поправки расширили до опасных пределов зону правоприменительного усмотрения (судебного, административного) при квалификации тех или иных социально оправданных публичных действий ( в том числе и в медийной сфере), в той или иной форме выражающих общественную оценку деятельности властей предержащих. Налицо явный законодательный брак, и теперь следует ожидать соответствующего обращения в Конституционный суд России. Ведь, как справедливо отметил летом 2006 года на страницах «Российской газеты» председатель Конституционного суда д.ю.н., профессор В. Зорькин, «...неясность, неточность закона ведут к произвольному его толкованию и, следовательно, к произвольному применению и тем самым — к нарушению важнейшего конституционного принципа: равенства всех перед законом и судом». В самой же необходимости совершенствования законодательных средств борьбы с проявлениями экстремизма в российских СМИ мало кто сомневается. Весь вопрос только в том, как именно это следует делать?! Уверен, в ходе этой деятельности заслуживает гораздо большего, чем сейчас, внимания учет соответствующего зарубежного, и прежде всего европейского, опыта этой борьбы. В частности содержащегося в предложениях Европейской комиссии против расизма и нетерпимости (ЕКРН), органа Совета Европы, специализирующегося на вопросах борьбы с расизмом. В представленном в мае 2006 года по этому поводу докладе ЕКРН отмечается чрезмерно узкий и жесткий характер имеющихся в правовом пространстве России правовых мер борьбы с речью ненависти на почве расизма в СМИ. «Процедура применения этих мер «излишне громоздка», и ее серьезные последствия не способствуют тому, чтобы правоохранительные органы возбуждали дела против СМИ по признаку расистских высказываний», — подчеркивается в документе. Авторы доклада предлагают российским властям принять «более широкий набор наказаний в отношении СМИ или журналистов, ответственных за речи ненависти, что позволило бы судьям выбирать наиболее целесообразные наказания». В частности рекомендуются такие меры, как обязательное прохождение «нарушителем» соответствующих учебных курсов, отказ или прекращение предоставления ему государственных дотаций или помощи, широкая публикация приговора. Как представляется, это вполне резонные замечания, и нашим законодателям их следует серьезно обсудить и по возможности учесть в своей деятельности. Два решения — один прецедент Право как искусство добра и справедливости являет себя миру не только в виде норм, принимаемых парламентами и иными уполномоченными на то органами. Другая и не менее важная его ипостась — судебные решения, имеющие общий, прецедентный характер. Скажем, Конституционный суд РФ имеет в своей практике ряд дел, связанных с оценкой конституционности отдельных ограничений свободы массовой информации в интересующем нас сейчас конфликтологическом аспекте. Одной из важнейших составляющих проблемы судебно-правового определения «как и чем» в юридическом смысле отозвалось слово журналиста, освещающего тот или иной социальный конфликт, является осмысление и учет соотношения позиций автора (редактора) того или иного журналистского сообщения или материала из зоны конфликта и «героев», «действующих лиц» этих сообщений. Как правильно подчеркивается авторами одного из самых серьезных за последнее время исследований в области юридического противостояния национальной, расовой, религиозной и социальной вражде и ненависти. «...одного лишь наличия в материале СМИ ксенофобских цитат, высказываний интервьюируемых лиц и «героев» публикации недостаточно для утверждения о том, что данное сообщение массмедиа имеет экстремистскую направленность. Крайне важна здесь позиция автора и редактора материала, их комментарии и оценки, высказанные в отношении подобных цитат. Возможна ситуация, когда они специально приводятся для последующей критики и развенчивания ксенофобских идей или для обоснования, доказательства и осуждения человеконенавистнической направленности идеологии и взглядов той или иной экстремистской группы. В этом случае, несмотря на наличие в сообщении СМИ подобных цитат и высказываний, общая смысловая направленность материала не является противоправной»[4]. Яркой иллюстрацией этого безусловно верного доктринального тезиса могут послужить следующие решения по сходной острой и конфликтной теме, взятые из практики двух юрисдикций: Европейского суда по правам человека и Судебной палаты по информационным спорам при Президенте России. Решение Европейского суда, именуемое «Йерсилд (Jersild) против Дании», состоялось 23 сентября 1994 года Его фабулой послужили следующие события. Весной 1985 года в Дании развернулась широкая общественная дискуссия по поводу распространившихся тогда в определенных слоях датского общества расистских взглядах. Зачин дискуссии создала статья в одной из копенгагенских газет о деятельности некоего молодежного экстремистского объединения под названием «Зеленые куртки». Откликаясь на живой общественный интерес к этой теме, тележурналист Йене Олаф Йерсилд по заданию датского телевидения подготовил документальный фильм о деятельности этого объединения. По ходу фильма, прошедшего в эфире в июле 1985 года, трое членов «Зеленых курток» использовали оскорбительные и пренебрежительные замечания в адрес эмигрантов и иных этнических групп в Дании. Это расистское по содержанию «слово» не осталось не услышанным — начались разбирательства на самых разных уровнях. В Национальный совет по вещанию посыпались жалобы. Церковь обратилась к министру юстиции, а прокурор возбудил дело против «Зеленых курток». Дело было возбуждено и против Йерсилда и руководителя отдела новостей Датской вещательной корпорации — за оказание пособничества и подстрекательство к распространению речи ненависти. В апреле 1987 года все они были осуждены уголовным судом Копенгагена. В частности Йерсилд был оштрафован на тысячу датских крон. Вместе с руководителем отдела новостей они подавали апелляцию на решение городского суда, которое, однако, было оставлено в силе. После того, как национальные возможности для обжалования судебных решений были исчерпаны, датский журналист обратился за защитой к общеевропейским судебным структурам. Европейский суд посчитал, что наказание штрафом Йерсилда — это ограничение его свободы выражения. Также было ясно, что это ограничение предусмотрено национальным датским законом, в частности в целях «защиты доброго имени и прав других лиц». Проблема состояла лишь в оценке, насколько уголовное наказание журналиста в данном конкретном случае было необходимым в демократическом обществе. Йерсилд подчеркивал, и в этом Европейский суд с ним согласился, что в контексте всего спорного телесюжета оскорбительные высказывания в целом скорее продемонстрировали глупость их авторов, представили их в смешном свете, чем послужили пропаганде их расистских взглядов. Сухой остаток от телесюжета состоял в привлечении внимания датской общественности к острому и значимому вопросу — набирающим тогда силу в датском обществе проявлениям расизма и ксенофобии. Йерсилд умышленно включил оскорбительные заявления в свой телесюжет, но не с намерением содействовать распространению расистских представлений, а чтобы противодействовать им, разоблачить их. Он пояснял, что пытался проанализировать и представить зрителям новое в то время явление в Дании — агрессивный расизм, распространенный среди молодежи из низших слоев общества. Йерсилд отметил, что если бы закон Дании «Об ответственности прессы» 1991 года уже действовал в момент демонстрации телесюжета, то вообще отсутствовали бы правовые основания для его обвинения. Дело в том, что этот закон предусматривает, что к ответственности в принципе можно привлекать лишь автора того или иного высказывания, а не журналиста, берущего у него интервью. С точки же зрения датских властей, журналист подготовил скорее сенсационную, чем информационную передачу. И поскольку зрителями программы, в которой было показано интервью Йерсилда, являются в большинстве датчане, его наказание должно было послужить напоминанием, что расистские высказывания необходимо рассматривать серьезно. Суд в Страсбурге подчеркнул, что важным обстоятельством этого дела является то, что журналист не сам сделал инкриминированные заявления, а лишь помог в их распространении как субъект, несущий свою долю ответственности за информационную программу датского телевещания. Следовательно, оценивая, необходимо ли было наказывать его, надлежало принять во внимание принципы, вытекающие из практики Европейского суда по правам человека, касающейся роли и миссии прессы. В частности о том, что свобода выражения — одна из основ демократического общества, а предоставляемые в этой связи прессе гарантии имеют особый конституционный вес. Хотя пресса не может переступать через определенные границы, в частности в интересах «защиты доброго имени и прав других лиц», она обязана передавать информацию и идеи, интересующие общественное мнение. Этой обязанности прессы соответствует право общества их получать. Если бы было иначе, пресса не смогла бы выполнять важной функции общественного наблюдателя и контролера. Эти принципы, вначале сформулированные для печатной прессы, без всякого сомнения, применимы и к деятельности электронных СМИ. Датские суды сделали упор на то, что Йерсилд сам выступил с инициативой подготовить передачу и ему заранее было известно о вероятности расистских высказываний во время беседы в телестудии, и к тому же он сам поощрял такие высказывания. Без его участия такие высказывания не получили бы столь широкой аудитории и не были бы затем наказаны. Европейский суд признал, что это существенные аргументы. Вместе с тем он обратил внимание на то, что ведущий перед телепередачей упомянул об общественной дискуссии и комментариях в прессе, касающихся проявлений расизма в Дании, Тем самым он приглашал телезрителей участвовать в передаче именно в этом контексте. Также он проинформировал зрителей о том, что сутью данной передачи является представление некоторых аспектов проблемы расизма в стране, показав «конкретных лиц, придерживающихся расистских взглядов, их менталитет и общественную среду». И выступление ведущего, и линия поведения Йерсилда в ходе беседы с молодыми людьми свидетельствуют, что они достаточно четко отмежевывались от позиции «Зеленых курток». Европейский суд констатировал, что «наказание журналиста за оказание помощи в распространении заявлений, сделанных в интервью другим человеком, может серьезно помешать прессе вносить своей вклад в обсуждение вопросов, представляющих общественный интерес, и не должно быть предметом рассмотрения, если только к тому не будет особенно веских оснований». Решение Судебной палаты по информационным спорам при Президенте России по схожей проблематике, вынесено 15 марта 1995 года На момент его подготовки и рассмотрения члены Судебной палаты не имели никакой информации о решении Европейского суда «Йерсилд против Дании».[5] Название нашего дела — «Об обращении Государственной Думы Федерального Собрания Российской Федерации в Судебную палату по информационным спорам в связи с телепередачами ВГТРК «Фашизм в России. Кто?» Как видно из названия, заявителем выступила Государственная Дума, нижняя палата российского парламента. На своем сессионном заседании российские парламентарии расценили отдельные фрагменты телепередачи второго российского федерального телеканала «Фашизм в России. Кто?» в рубрике «Газетные истории» как носящие провокационный, подстрекательский характер, способствующие разжиганию национальной ненависти и вражды. Судебная палата и ранее неоднократно обращалась к этой теме, в ряде решений подчеркивая высокую степень общественной опасности распространения человеконенавистнических, националистических, экстремистских взглядов и использования в этих целях средств массовой информации. Изучив представленную ВГТРК видеозапись телепередачи «Газетные истории» от 22.02.1995 года, газетные публикации, на которые давались ссылки в передаче, а также ряд других публикаций и материалов, заслушав в судебном заседании представителей обратившейся в Палату стороны, а также авторов телепередачи О. Ю. Вакуловского, Т. С. Бондаренко, представителей ВГТРК и иных заинтересованных лиц, Судебная палата констатировала, что само по себе появление в средствах массовой информации материалов, разоблачающих российский фашизм, является оправданным. При этом Судебная палата отметила, что действующая на тот момент в России законодательная база предоставляет определенные правовые возможности для борьбы с пропагандой идей превосходства одной нации над другой, разжиганием социальной розни, национальной вражды и ненависти, формированием на этой противоправной основе военизированных организаций, что составляет сущностные проявления фашизма. Основная проблема — в ненадлежащей реализации норм этого корпуса законов. Судебная палата также обратила внимание на то, что лозунги национального возрождения, укрепления государственности, патриотизма ничего общего не имеют с идеологией фашизма, которая и представляет реальную общественную опасность. Важно, что Судебная палата разделила беспокойство общественности, в том числе и авторов рубрики «Газетные истории», в связи с распространением фашизма в современной России. Само полное название телепередачи «Фашизм в России. Кто?», а также авторский текст свидетельствуют о стремлении ее создателей показать российский фашизм в лицах, конкретных носителей фашистской идеологии и практики, движущие силы и формы фашизма. В известной степени это удалось. Так, в телепередаче были представлены музыканты рок-группы «Крэк», которые открыто и безнаказанно демонстрируют своей аудитории фашистскую атрибутику, утверждая, что фашизм в России — нормальное, естественное явление. Убедительно показана профашистская сущность вооруженной группировки «Вервольф», в отношении которой правоохранительными органами были приняты необходимые меры. Фигурой, олицетворяющей и одновременно разоблачающей, по мнению авторов, российский фашизм, выведен некто Веденкин как якобы «финансовый гений» Жириновского, заместитель лидера Русского Национального Единства Баркашова, заместитель «министра обороны» Ачалова, офицер КГБ. Судебная палата подчеркнула, что появление передачи «Фашизм в России. Кто?» было своевременным и оправданным, встревожило общественность и стало поводом, который понудил власти к действиям. И это — положительные последствия журналистского расследования. Вместе с тем Судебная палата не оставила своим вниманием и огрехи журналистской продукции. Так, она констатировала, что в передаче были использованы недостаточно проверенные и опровергнутые позже сведения, в частности в сюжете о приобретении Веденкиным и К° 90 % акций международной технологической корпорации «Сирена», что нанесло ущерб деловой репутации этой корпорации. При вынесении решения в рамках своей компетенции Судебная палата учла, что Веденкин привлечен к уголовной ответственности прокуратурой и что фракция ЛДПР не опровергла утверждение об активном участии Веденкина в деятельности партии. В итоге рассмотрения данного дела Судебная палата признала, что телепередача «Фашизм в России. Кто?» не имела провокационного и подстрекательского характера и ее авторы не нарушили российское законодательство. Но при этом она обратила внимание авторов телепередачи на то, что использование недостаточно проверенной, неточной информации является недопустимым. Как можно увидеть, обе уважаемые институции — и судебная в лице Европейского суда, и квазисудебная в лице Судебной палаты по информационным спорам — несмотря на наличие достаточно «выразительных» высказываний, которые при поверхностном подходе можно квалифицировать как hate speech, пришли к общему выводу о том, что в обоих ситуациях определяющая смысловая направленность телесюжетов не является противоправной. Напротив, в обеих телесюжетах и датский, и российский журналисты предприняли попытку исследовать доступными ими методами сущностные аспекты «больных» социальных вопросов своих обществ. Исследовать ради их разрешения. В этой связи, юридические оценки такого рода попыток не должны исходить из идентификации взглядов отдельных «героев» журналистских материалов с взглядами самих журналистов. Основным критерием решения проблемы ответственности журналиста и редактора в такого рода отношениях должен стать ответ на вопрос: предоставлял ли журналист или редактор СМИ «трибуну» для преступников или иных асоциальных элементов, или же информировал общество о происходящих событиях?! Разграничение преступной, асоциальной деятельности и информирования о ней можно провести по признаку наличия либо отсутствия прямого умысла на совершение противоправных действий. В ситуациях с Йерсилдом и Вакуловским судьи Европейского Суда и члены Судебной палаты такого умысла не обнаружили. Роль этических регуляторов журналистской деятельности Один из мудрейших людей XX века Махатма Ганди, тонко чувствовавший проблемы тогда еще только зарождающегося информационного общества, предупреждал: «Газета — великая сила, но подобно тому, как ничем не сдерживаемый поток заполняет берега и истребляет посевы, так и не подчиненное контролю перо журналиста служит только для разрушения. Однако если контроль приходит со стороны, он оказывается еще губительнее, чем отсутствие контроля. Контроль приносит пользу лишь тогда, когда он исходит изнутри». Зачастую деятельность СМИ касается столь тонких и сложных общественных отношений, что для их эффективного регулирования просто недостаточно применения одних лишь правовых средств. В таких ситуациях приходится обращаться к средствам «тонкой доводки» — механизмам саморегуляции деятельности СМИ. Международные и национальные принципы журналистской этики указывают на то, что в журналистике информация понимается как преимущественно «общественное благо», а не просто как «предмет потребления» или «обычный товар». Это означает, что журналист разделяет ответственность за то, как и чем отзовется в социуме его «авторская позиция» в распространяемой информации. Журналист по общему правилу не должен нарушать права и законные интересы отдельных членов общества, за исключением тех ситуаций, когда это делается именно в защиту общественного интереса как превалирующего над интересами частного лица. Именно поэтому так важны здесь не только законодательные нормы, но и этические принципы журналистской деятельности. Миру известны две основные составляющие механизма этического регулирования журналистской деятельности. Во-первых, это некие нормы, декларации, своды правил профессионального поведения, установленные самими членами данного журналистского сообщества. Чаще всего эти своды правил носят название этических кодексов журналистов. Во-вторых, это общественные или государственно-общественные органы, призванные отслеживать реальное исполнение этих этических регуляций, разрешать возникающие при этом информационные споры, иные дела. Рекомендации
Судебной палаты по информационным спорам при Президенте
России журналистам по сдерживанию проявлений «языка
вражды» 1. Не (…)допускать формирования устойчивого негативного стереотипа в отношении целого этноса. 2. Не формировать целенаправленно чувства превосходства одного этноса над другими. 3. Не апеллировать во время предвыборной кампании к национальным предрассудкам. 4. Не привлекать заинтересованное лицо в качестве независимого комментатора. 5. Не акцентировать в публикациях о преступлениях внимание на национальности преступников либо их жертв. 6. Не публиковать списки государственных или общественных деятелей, группируя их по принципу этнической однородности. 7. Обеспечивать информационный паритет при освещении конфликтов. Мария
Китайчик, Правовые механизмы противодействия «языку вражды» в СМИ, в: Законодательство и практика средств массовой информации (ЗИП), №1, 2005 Именно этические регуляторы ставятся во главу угла при решении многих практических вопросов освещения разнообразных социальных конфликтов. В этом ряду находятся, например, положения Кодекса профессиональной этики российского журналиста о том, что: «Журналист полностью осознает опасность ограничений, преследования и насилия, которые могут быть спровоцированы его деятельностью. Выполняя свои профессиональные обязанности, он противодействует экстремизму и ограничению гражданских прав по любым признакам, включая признаки пола, расы, языка, религии, политических или иных взглядов, равно как социального и национального происхождения. Журналист уважает честь и достоинство людей, которые становятся объектами его профессионального внимания. Он воздерживается от любых пренебрежительных намеков или комментариев в отношении расы, национальности, цвета кожи, религии, социального происхождения или пола, а также в отношении физического недостатка или болезни человека. Он воздерживается от публикации таких сведений, за исключением случаев, когда эти обстоятельства напрямую связаны с содержанием публикующегося сообщения». Что же касается примеров органов саморегулирования информационной деятельности, то это и датская Комиссия по делам прессы, созданная во исполнение закона Дании 1991 года «Об ответственности прессы» с участием представителей органов государственной власти. Это и созданный Союзом журналистов Финляндии в 1968 году Совет публичного слова, который на основе замечаний общественности дает толкование этических принципов журналистики. Это и специальный пресс-омбудсмен в Швеции как некий защитник прав граждан от их ущемления со стороны СМИ. Действует даже всемирная ассоциация такого рода органов саморегулирования. В России с 1994 года по 2000 год действовала в статусе государственного органа и с более широкой компетенцией, но весьма близкая «по духу» своим зарубежным собратьям уже упомянутая выше Судебная палата по информационным спорам при Президенте РФ. С ликвидацией Судебной палаты линия отечественного саморегулирования журналистской деятельности не прервалась. Эстафетная палочка перешла в руки корпоративного Большого Жюри Союза журналистов России, а с 2005 года она находится в руках принципиально нового для российского информационного пространства органа — Общественной Коллегии по жалобам на прессу.[6] Структура Общественной Коллегии по жалобам на прессу построена по парламентской двухпалатной модели: Палата медиасообщества и Палата медиааудитории, каждая из которых включает по 25 человек, выдвинутых и выбранных соответствующими сообществами и органами (медийными, потребительскими, властными). Общественная Коллегия в своей деятельности преследует, в частности, следующие цели: — укоренение в сфере массовой информации идеалов толерантности и культуры мира в контексте предотвращения опасностей, связанных с предрассудками и дискриминацией, ксенофобией, агрессивным национализмом, этнической и религиозной разобщенностью; — противодействие политическому и другим формам экстремизма в сфере массовой информации. Опыт Судебной палаты востребован и развивается не только в российских пределах. В частности его активно использует в своей уже двухгодичной успешной деятельности в качестве Института Медиа Представителя в Киргизии Шамарал Майчиев, недавно прошедший ответственный этап переизбрания в этой должности на второй срок. А в мае 2006 года именно опыт Судебный палаты был положен в основу российской инициативы по созданию Международной палаты по информационным спорам, внесенной на мировом Форуме в Брюсселе, проходившем под высоким патронажем г-на Карела Де Гота, действующего председателя ОБСЕ, — «Роль мировых средств массовой информации во взаимоотношениях между народами...». ----------------- [4] См.: Ратинов А.Р., Кроз М.В, Ратинова Н.А., Ответственность за разжигание вражды и ненависти: психолого-правовая характеристика, М.: Изд-во «Юрлитинформ», 2005, с. 224. [5] Автор данной главы был членом Судебной палаты все 6 лет ее деятельности, а в 1999-2000 гг. исполнял обязанности ее председателя (Ред.) [6] С ее деятельностью, составом, правовым статусом и т. д. можно познакомиться на сайте http://collegium.ruj.ru/ СОДЕРЖАНИЕ
|
публикуется с разрешения правообладателя © Copyright Центр экстремальной журналистики, 2006 Телефоны: +7 (095) 201-7626, +7 (095) 201-3550 Факс: +7 (095) 201-7626 Адрес: 119992, Москва, Зубовский бульвар 4, комн. 101 E-mail: center@cjes.ru |