— Вот, вот, вот. И Эсмеральдочка. Хищные зубы, какая-то там линия бедер...
— Наташка у вас красивенькая получилась... Раз меня уволили, я вашу книжку каждый день читаю.
— И тем лучше. Почитай ее еще сегодня вечером, а завтра все выкладывай. Про меня скажи, что я деморализатор общества, скажи, что взрослому мужчине после моей книжки прямо удержу нет. Захватывающая, скажи, книжка и описаны, мол, в ней сцены невыразимой половой распущенности.
— Так и говорить?
— Так и говори. Роман Агафона Шахова «Бег волны», не забудешь? Издательство «Васильевские четверги», тираж 10 000 экземпляров, Москва 1927 год, страниц 269, цена в папке 2 рубля 25 копеек. Скажи, что, мол, во всех магазинах, киосках и на станциях железных дорог продается.
— Вы мне, Агафон Васильевич, лучше запишите, а то забуду.
Писатель опустился в кресло и набросал полную исповедь растратчика. Тут были, главным образом, бедра, несколько раз указывалась цена книги, несомненно, невысокая для такого большого количества страниц, размер тиража и адрес склада изд-ва «Васильевские четверги» — Кошков пер., дом № 21, кв. 17/а.
Обнадеженный кассир выпросил на прощание новую книгу Шахова под названием «Повесть о потерянной невинности или в борьбе с халатностью».
— Так ты иди, братец, — сказал Шахов, — и не греши больше. Нечистоплотно это.
— Так я пойду, Агафон Васильевич. Значит, вы думаете, дадут условно?
— Это от тебя зависит. Ты больше на книгу вали. Тогда и выкрутишься.
Выпроводив кассира, Шахов сделал по комнате несколько танцевальных движений и промурлыкал:
— Бейте в бубны, пусть звенят гитары...
Потом он позвонил в издательство «Васильевские четверги».
— Печатайте четвертое издание «Бега волны», печатайте, печатайте, не бойтесь!.. Это говорит вам Агафон Шахов!
— Есть! — повторил Остап сорвавшимся голосом. — Держите!
Ипполит Матвеевич принял в свои трепещущие руки плоский деревянный ящичек. Остап в темноте продолжал рыться в стуле. Блеснул береговой маячок. На воду лег золотой столбик и поплыл за пароходом.
— Что за черт, — сказал Остап. — Больше ничего нет!
— Н-н-не может быть! — пролепетал Ипполит Матвеевич.
— Ну, вы тоже посмотрите!
Воробьянинов, не дыша, пал на колени и по локоть всунул руку под сиденье. Между пальцами он ощутил основание пружины. Больше ничего твердого не было. От стула шел сухой мерзкий запах потревоженной пыли.
— Нету? — спросил Остап.
— Нет.
Тогда Остап приподнял стул и выбросил его далеко за борт. Послышался тяжелый всплеск. Вздрагивая от ночной сырости, концессионеры в сомнении вернулись к себе в каюту.
— Так, — сказал Бендер. — Что-то мы во всяком случае нашли.
Ипполит Матвеевич достал из кармана ящичек. Воробьянинов осовело посмотрел на него.
— Давайте, давайте! Чего глаза пялите?
Ящичек открыли. На дне его лежала медная позеленевшая пластинка с надписью:
Мастеръ Гамбсъ этимъ полукресломъ начинаетъ новую партiю мебелi.
1865 г.
Санктъ-Петербургъ.
Надпись эту Остап прочел вслух.
— А где же бриллианты? — спросил Ипполит Матвеевич.
— Вы поразительно догадливы, дорогой охотник за табуретками, бриллиантов, как видите, нет.
— Я не могу больше! — воскликнул Воробьянинов в отчаянии. — Это выше моих сил!
На него было жалко смотреть. Отросшие слегка усы двигались, стекла пенсне были туманны. Казалось, что в отчаянии он бьет себя ушами по щекам.
— Чего вы не можете? — cпросил Остап.
Подлинная энциклопедия советской жизни 1920-30х гг. - ''12 стульев'' и ''Золотой теленок'' - авторская версия.
|