 |
|
Шестьдесят третья ночь
Когда же настала шестьдесят третья ночь, она сказала: "Дошло до меня,
о счастливый царь, что Нузхатаз-Заман говорила: "Знаю, о царь, что Муай-
киб управлял казной в халифат Омара ибн аль-Хаттаба, и случилось так,
что он увидел сына Омара и дал ему дирхем из государственной казны. "Я
дал ему дирхем, - рассказывал он, - и ушел домой, и вот я сижу, и прихо-
дит ко мне посланный от Омара. И я испугался и отправился к нему и вдруг
вижу тот дирхем у него в руке. "Горе тебе, о Муайкиб, - сказал он мне, -
я нашел кое-что, касающееся твоей души". - "А что же это, повелитель
правоверных?" - спросил я, и он ответил: "В день воскресения ты будешь
тягаться за этот дирхем с народом Мухаммеда, да благословит его Аллах и
да приветствует".
Написал Омар Абу-Мусе аль-Ашари [128] письмо такого содержания: "Когда
это мое письмо придет к тебе, отдай людям то, что им принадлежит, и дос-
тавь мне остальное", - и он это сделал. Когда же стал халифом Осман [129],
прибыл к нему с податью. И когда подать сложили перед Османом, пришел
его сын и взял оттуда дирхем. И Зияд заплакал, а Осман спросил его: "По-
чему ты плачешь?" И Зад сказал: "Я доставил Омару то же самое, и когда
его сын взял дирхем, Омар велел отнять его у него, а твой сын взял, и я
не видел, чтобы ему сказали что-нибудь или отняли у него дирхем". И Ос-
ман отвечал: "А где ты встретишь подобного Омару?"
Передавал Зейд ибн Аслам, что его отец говорил: "Однажды ночью шел я
с Омаром, и мы подошли к пылающему огню. И Омар сказал мне: "Аслам, я
думаю, это путники, измученные холодом. Пойдем к ним". И мы пошли и
пришли к этим людям и увидели женщину, которая жгла огонь под котелком,
а с ней были плачущие дети. И Омар сказал им: "Мир вам, люди света (он
не хотел сказать - "люди огня" [130], что с вами?" - "Нас мучит холод и
мрак ночи", - ответила женщина. И Омар спросил: "А что плачут эти дети?"
- "От голода", - сказала женщина. "А что это за котел?" - продолжал
Омар. "Я их успокаиваю этим, - ответила она, - и поистине Аллах спросит
о них Омара ибн аль-Хаттаба в день воскресения". - "А откуда Омару знать
о них?" - воскликнул халиф. И женщина отвечала: "Как же он вершит дела
людей и пренебрегает ими!"
И Омар обернулся ко мне, - продолжал Аслам, - и сказал: "Пойдем!" - и
мы поспешно пошли и пришли к Дому Расхода, и Омар взял куль муки и кув-
шин жиру и сказал мне: "Взвали это на меня". - "Я понесу за тебя, пове-
литель правоверных", - ответил я. Но Омар спросил: "А понесешь ты за ме-
ня мою тяжесть в день воскресения?"
И я взвалил на него припасы, и мы поспешно пошли и бросили куль возле
женщины. А затем Омар взял немного муки и то и дело говорил женщине:
"Подай мне еще". И он раздувал огонь под котлом (а у него была большая
борода, и я видел, как дым выходит из просветов в ней), пока похлебка не
сварилась, и, взяв кусок жиру, кинул его туда и сказал женщине: "Корми
их, а я буду студить кушанье". И они ели до тех пор, пока не наелись до-
сыта, и Омар оставил ей остальную муку и, обращаясь ко мне, сказал: "Ас-
лам, я видел, что они плакали от голода, и мне не хотелось уйти, не вы-
яснив, откуда свет, который я заметил..."
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Шестьдесят четвертая ночь
Когда же настала шестьдесят четвертая ночь, она сказала: "Дошло до
меня, о счастливый царь, что Нузхатаз-3аман говорила: "Говорят, что Омар
проходил мимо пастуха-невольника и стал у него торговать овцу, но пастух
сказал: "Они не мои". - "Ты тот, кого мне нужно!" - вскричал Омар и ку-
пил этого пастуха и освободил его и воскликнул: "О боже, так же, как ты
даровал мне малое освобождение, даруй мне освобождение величайшее".
Говорят, что Омар ибн аль-Хаттаб кормил слуг молоком, а сам ел грубую
пищу, и одевал их в мягкое, а сам носил жесткое. Он давал людям, сколько
им следовало, и прибавлял им, одаряя их. Одному человеку он дал четыре
тысячи дирхемов и прибавил еще тысячу, и ему сказали: "Не прибавишь ли
ты своему сыну, как прибавил этому человеку?" - "Отец этого был тверд в
день Охода" [131], - ответил Омар.
Говорил аль-Хасан: "Омару принесли много денег, и к нему пришла Хафса
[132] и сказала: "Повелитель правоверных, а где доля твоих родственников?"
- "Хафса, - ответил Омар, - Аллах велит не забывать о доле моих
родственников, но выдавать ее из денег мусульман, - это нет! О Хафса, ты
делаешь угодное твоей родине, но гневишь твоего отца!" И она ушла, воло-
ча подол.
Говорил сын Омара: "В каком-то году я молил господа, чтобы он показал
мне моего отца, и, наконец, я увидел его, вытирающим со лба пот. И я
спросил его: "Каково тебе, батюшка?" - и он отвечал: "Если бы не милость
господа, твой отец наверное бы погиб".
И затем Нузхат-аз-Заман сказала: "Послушай, о счастливый царь, второй
отдел первой главы: предание о последователях пророка и других праведни-
ках. Говорил аль-Хасан из Басры: "Не покидает душа человека здешнего ми-
ра без того, чтобы не сожалел он о трех вещах: что не пользовался тем,
что собрал, не достиг того, на что надеялся, и не заготовил себе много
запасов для путешествия, которое он предпринимает".
Спросили Суфьяна: [133] "Может ли быть человек подвижником, когда у не-
го есть имущество?" И он сказал: "Да, если он стоек в испытаниях и бла-
годарит Аллаха, будучи одаряем".
Говорят, что когда к Абд-Аллаху ибн Шеддаду явилась смерть, он приз-
вал своего сына Мухаммеда и стал наставлять его и сказал: "О сын мой, я
вижу, что глашатай смерти воззвал ко мне. Тебе надлежит быть богобояз-
ненным, тайно и явно воздавать Аллаху благодарение и быть правдивым в
речах: благодарение возвещает о приросте благ, а богобоязненность - луч-
ший запас, как сказал кто-то:
Блаженства я в том, чтобы деньги собрать, не вижу,
И тот лишь блажен, кто верит, страшась Аллаха"
Боязнь Аллаха - лучший запас, по правде.
И кто страшится, тем Аллах прибавит".
Затем Нузхат-аз-Заман сказала: "Да послушает царь рассказы из второго
отдела первой главы". - "А что это за рассказы?" - спросили ее. И она
сказала: "Когда Омар ибн Абд-аль-Азиз [134] стал халифом, он пришел к сво-
им родным и, взяв то, что у них было, сложил это в казну. Тогда Омейяды
устремились к его тетке Фатиме, дочери Мервапа, и та послала сказать
ему: "Мне необходимо встретиться с тобою". И она приехала к нему ночью,
и Омар помог ей сойти на землю и, когда она уселась, сказал ей: "О те-
тушка, говорить лучше тебе, так как нужда у тебя. Расскажи же мне, что
ты хочешь?" - "О повелитель правоверных, - отвечала она, - тебе более
приличествует говорить, и суждение твое обнаруживает скрытые мысли". И
сказал тогда Омар ибн Абдаль-Азиз: "Аллах великий послал Мухаммеда как
милость одним и наказание другим; потом он избрал для него пребывание
близ себя и взял его к себе..."
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Шестьдесят пятая ночь
Когда же настала шестьдесят пятая ночь, она сказала: "Дошло до меня,
о счастливый пары, что Нузхатаз-Заман говорила: "И сказал тогда Омар ибн
Абд-альАзиз: "Аллах послал Мухаммеда, - да благословит его Аллах и да
приветствует! - как милость одним и наказание другим, а затем он избрал
для него пребывание подле себя и взял его к себе, и оставил он людям ре-
ку, чтобы пить из нее. Потом стал халифом, после него, Абу-Бекр Правди-
вый [135] и оставил реку такою, как она была, и делал то, что угодно Алла-
ху. За ним правил Омар и совершал деяния и был усерден усердием, непо-
сильным ни для кого. Но когда стал халифом Осман, он отвел от реки по-
ток, а потом правил Муавия, и он отвел от нее многие потоки, а также от-
водил их, после него, Язпд и сыны Мервана: Абд-аль-Мелик, аль-Валид и
Сулейман, и большая река высохла. И вот власть пришла ко мне, и я хочу
сделать реку такою же, как она была".
И Фатима сказала: "Я хотела только с тобой поговорить и побеседовать,
но если твои слова таковы, я ничего не сказку тебе". И она вернулась к
Омейядам и сказала им: "Вкусите последствия того, что вы сделали, пород-
нившись с Омаром".
Говорят, что когда к Омару ибн Абд-аль-Азизу явилась смерть, он соб-
рал своих детей вокруг себя, и Маслам а ибн Абу-аль-Мелик сказал ему: "О
повелитель правоверных, как ты оставляешь своих детей бедняками, когда
ты их пастырь? Никто не мешает тебе, пока ты жив, дать им из казны
столько, чтобы им было довольно, и так лучше, чем оставить это правите-
лю, следующему за тобой".
И Омар посмотрел на Масламу взором гневного и удивленного и сказал:
"О Маслама, я отказывал им в дни нашей жизни, так как же мне быть нес-
частным из-за них после смерти? Среди моих сыновей одни - мужи, покорные
Аллаху великому, и Аллах устроит их дела, другие - ослушники, и я не та-
ков, чтобы помогать им в их ослушании. О Маслама, я присутствовал с то-
бою при погребении одного из сынов Мервана, и сои отягчил мои глаза близ
пего, и я увидел во сне, что он подвергся одному из наказаний Аллаха,
великого, славного. И это ужаснуло и устрашило меня, и я дал обет Алла-
ху, что не буду поступать, как поступал он, если получу власть. Я был
усерден в этом в течение моей жизни и надеюсь, что получу прошение от
моего господа.
Говорил Маслама: "Один человек скончался, и я был на его погребении.
Когда погребение окончилось, сои отягчил мои глаза, и я увидел, в грезах
спящего, покойника в саду, где текут реки, и на нем белые одежды. И он
подошел ко мне и сказал: "О Маслама, ради подобного этому пусть действу-
ют действующие!" И вроде этого было сказано многое.
Говорил кто-то из верных людей: "Я доил овец в халифат Омара ибн
Абд-аль-Азиза, и однажды мне повстречался пастух, и среди его овец я
увидел волка или даже несколько волков. Я подумал, что это собаки (а я
раньше не видел волков), и спросил его: "Что ты делаешь с этими собака-
ми?" - "Это не собаки, это волки", - отвечал он.
"А разве волки не вредят скоту?" - спросил я. И пастух ответил: "Если
голова в порядке, то и тело в порядке".
Говорил Омар ибн Абд-аль-Азиз проповедь на кафедре из глины, и, прос-
лавив Аллаха великого и восхвалив его, он сказал такие слова: "О люди,
будьте праведны втайне, чтобы были вы праведны с вашими братьями явно,
воздерживайтесь в земных делах и знайте, что нет между человеком и Ада-
мом живого среди мертвых. Умер Абуаль-Мелик и те, кто до него. Умрет
Омар и те, кто после него. О повелитель правоверных, не подложить ли те-
бе подушку, чтобы ты немного оперся на нее?" - сказал ему Маслама. И
Омар ответил: "Я боюсь, что она будет грехом на моей шее в день воскре-
сения".
И он издал единый вопль и упал без памяти, и Фатима крикнула: "Эй.
Мариам, эй, Музахим, эй, такое-то, посмотрите на этого человека!"
И, подойдя, она стала лить на него воду и плакала, пока он не очнулся
от обморока, а очнувшись, он увидел, что женщина плачет, и спросил ее:
"Отчего ты плачешь, Фатима?" - "О повелитель правоверных, - отвечала
она, - я увидела тебя, повергнутого перед нами, и вспомнила, что ты бу-
дешь повергнут после смерти перед Аллахом великим и оставишь этот мир и
покинешь нас. Вот почему я плачу". - "Довольно, Фатима, ты превзошла ме-
ру! - сказал Омар и поднялся, но опять упал, и Фатима прижала его к себе
и воскликнула: "Ты мне За мать и отца, повелитель правоверных! Мы все не
смеем говорить с тобой".
Потом Нузхат-аз-Заман сказала своему брату Шарр-Кану и четырем
судьям: "Заключение второго отдела первой главы..."
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Шестьдесят шестая ночь
Когда же настала шестьдесят шестая ночь, она сказала: "Дошло до меня,
о счастливый царь, что Нузхатаз-Заман говорила своему брату ШаррКану, не
узнавая его, в присутствии четырех судей и купца "Заключение второго от-
дела первой главы": "Случилось, что Омар ибн Абд-аль-Азиз написал соб-
равшимся на празднество: "А после славословил: беру в свидетели Аллаха в
священный месяц, в священном городе в день великого паломничества [136],
что я не виновен в обидах, причиненных вам, и во вражде того, кто вам
враждебен, если я сделал это или имел такое намерение, или до меня дошло
сведение об этом, или что-либо из этого было мне известно, я надеюсь,
что найдется возможность прощения. Но нет от меня разрешения обижать
других, ибо я буду спрошен о каждом обиженном. И если правитель среди
моих правителей отступит от истины и поступит не по писанию и не по ус-
тановлениям, не обязаны вы повиноваться ему, пока он не вернется к исти-
не.
Говорил он, - да будет доволен им Аллах: "Я не хотел бы быть освобож-
денным от смерти, ибо это последнее, за что награждается правоверный".
Говорил кто-то из верных людей: "Я прибыл к повелителю правоверных
Омару ибн Абд-аль-Азизу, когда он был халифом, и увидел перед ним две-
надцать дирхемов. Он приказал положить их в казну, и я сказал ему: "О
повелитель правоверных, ты ввергнул своих детей в нищету и сделал их
семьей, у которой ничего нет. Отчего ты не прикажешь выдать что-нибудь
им и тем, кто беден из членов твоего дома?" - "Подойди ко мне", - сказал
Омар.
И когда я подошел к нему, он молвил: "Твои слова: "ты вверг своих де-
тей в нищету, дай же им что-нибудь и тем, кто беден из людей твоего до-
ма", - неправильны, ибо Аллах мне преемник для моих детей, и для бедных
членов моего дома, и он за них поручитель. Они же - мужи, либо страшащи-
еся Аллаха, - и тем Аллах найдет выход, - либо предавшиеся грехам, а я
не стану укреплять их в ослушании Аллаху".
И затем он послал за детьми и призвал их к себе (а их было двенадцать
мужчин). И когда он увидел их, из глаз его полились слезы, и он сказал:
"Поистине, ваш отец меж двух дел: либо вы будете богаты и отец ваш вой-
дет в огонь, либо вы обеднеете и ваш отец войдет в рай. Но приятнее ва-
шему отцу войти в рай, чем видеть вас богатыми. Уходите, да храпит вас
Аллах; я поручаю ваше дело Аллаху!"
Говорил Халид ибн Сафван: "Правитель Ирака и Йемена Юсуф ибн Омар
сопровождал меня к халифу Хишаму ибн Абд-аль-Мелику. И я прибыл к нему,
когда он выехал, вместе со своими близкими и слугами и остановился в од-
ном месте. И для него разбили шатер, и когда люди сели по местам, я по-
дошел к халифу со стороны ковра и стал на него смотреть, и мой глаз
встретил его глаз, и я сказал: "Да завершит Аллах свою милость к тебе,
повелитель правоверных, и да направит дела, на тебя возложенные, по пря-
мому пути, и да не примешает обиды к твоей радости. Я не нахожу для те-
бя, повелитель правоверных, наставления, более красноречивого, нежели
предание о царе, бывшем прежде тебя".
И халиф сел прямо (а он сидел облокотившись) и сказал: "Подавай, что
у тебя есть, ибн Сафван!"
И тот начал: "О повелитель правоверных, один царь выехал, прежде те-
бя, в один из предшествующих годов, в эту землю и спросил своих собесед-
ников: "Видели ли вы подобное тому, что есть у меня, и даровано ли кому-
нибудь то же, что даровано мне?" А подле него был переживший других че-
ловек из "носителей доказательства, помогающих в истине и шествующих по
ее стезе, и он сказал: "О царь, ты спросил о великом деле. Позволишь ли
мне ответить?" - "Да", - сказал царь. И человек спросил: "Считаешь ли ты
то, что есть у тебя, непреходящим или преходящим?" - "Оно преходяще", -
ответил царь. "Так почему же ты, как я вижу, восторгаешься тем, чем
пользоваться ты будешь недолго, а ответчиком за это будешь долго, и при
расчете за это уалатишь залогом?" - спросил тот человек. "Куда же бежать
и к чему стремиться?" - воскликнул царь. И человек ответил: "Пребывай в
твоем царстве и действуй, повинуясь Аллаху великому, или надень рубище и
поклоняйся твоему господу, пока не придет твой срок. А когда настанет
утро, я явлюсь к тебе. И этот человек, - продолжал Халид ибн Сафван, -
постучал на заре в дверь царя и видит, что тот сложил с себя венец и
снаряжается в странствие, - так подействовало на него наставление пра-
ведника. И Хишам ибн Абд-аль Мелик заплакал горьким плачем, так что омо-
чил себе бороду, и велел спять то, что на нем было, и сидел в своем
дворце. И слуги и приближенные пришли к Халиду ибн Сафвану и сказали ему
"Так ты поступил с повелителем правоверных! Ты испортил ем) наслаждение
и смутил ему жизнь".
И затем Нузхат-аз-Заман сказала Шарр-Кану: "А сколько в этой главе
наставлений! Поистине, я бессильна привести все, что есть в этой главе,
за одну беседу..."
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Шестьдесят седьмая ночь
Когда же настала шестьдесят седьмая ночь, она сказала: "Дошло до ме-
ня, о счастливый царь, что Нузхатаз-Заман говорила Шарр-Кану: "О царь,
сколько еще в этой главе наставлений! Поистине, я не в силах привести
все, что есть в этой главе за одну беседу. Но с течением дней, о царь
времени, будет все хорошо".
И судьи сказали: "О царь, эта девушка - чудо времени и единственная
жемчужина века и столетий. Мы не слышали о подобной ей во все времена и
за всю нашу жизнь". И они простились с царем и ушли, и тогда ШаррКан об-
ратился к своим слугам и сказал им: "Принимайтесь за устройство свадьбы
и тотчас готовьте кушанья всех родов". И они сейчас же исполнили его
приказанья и приготовили всякие кушанья, а Шарр-Кан велел женам эмиров,
везирей и вельмож царства не уходить и присутствовать при открывании не-
весты и на свадьбе. И едва настал предвечерний час, как уже разложили
скатерть со всеми кушаньями, какие желательны душе и усладительны для
глаз - жарким, гусями и курами, и все люди ели, пока не насытились. И
всем певицам в Дамаске было приказано прийти, а также старшим невольни-
цам царя, умевшим петь, и все они явились во дворец. И когда пришел ве-
чер и опустился мрак, зажгли свечи от ворот крепости до ворот дворца,
справа и слева, и эмиры, везири и вельможи пошли перед царем Шарр-Каном,
а певицы и прислужницы взяли девушку, чтобы украсить ее и одеть, но у
видели, что она не нуждается в украшении.
А царь Шарр-Кан вошел в баню и, выйдя оттуда, сел на ложе, и невесту
открывали перед ним в семи платьях, а потом с нее сняли одежды и стали
учить ее тому, чему учат девушек в ночь, когда их отводят к мужу. И
ШаррКан вошел к ней и взял ее невинность, и она понесла от него в тот же
час и минуту и сообщила ему об этом. И Шарр-Кан сильно обрадовался и
приказал мудрецам записать день зачатия, а утром он сел на престол, и
явились вельможи его царства и поздравили его. И Шарр-Кан призвал своего
личного писца и повелел ему написать письмо своему родителю, Омару ибн
ан-Нуману, о том, что он купил невольницу, умную и образованную, которая
объяла все отрасли мудрости и что он пришлет ее в Багдад, чтобы она по-
сетила его брата Дау-аль-Макана и сестру, Нузхат-аз-Заман. Он написал,
что освободил девушку и составил свой брачный договор с нею, и вошел к
ней, и она понесла от него. И он восхвалил ее ум, а затем он послал при-
вет брату и сестре везиря Дандана и прочим эмирам. И он запечатал письмо
и отправил его к отцу с гонцом на почтовых. И этот гонец отсутствовал
целый месяц, а потом вернулся с ответом и подал его Шарр-Кану.
И Шарр-Кан взял его и прочитал и вдруг видит, - там написано, после
имени Аллаха: "Это письмо от растерявшегося и смущенного, который поте-
рял детей и покинул родину, от царя Омара ибн ан-Нумана к сыну ШаррКану.
Знай, что после твоего отъезда мне стало тесно на земле, так что я не
могу терпеть и не в состоянии хранить тайну. И это потому, что я уехал
на охоту и ловлю, а Дау-аль-Макан просился у меня отправиться в аль-Хид-
жаз, но я убоялся превратностей времени и не позволил ему ехать до буду-
щего или следующего за ним года. И когда я уехал на охоту и ловлю, я от-
сутствовал целый месяц..."
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Шестьдесят восьмая ночь
Когда же настала шестьдесят восьмая ночь, она сказала: "Дошло до ме-
ня, о счастливый царь, что царь Омар ибн ан-Нуман говорил в своем
письме: "Когда я уехал на охоту и ловлю, я отсутствовал месяц и, возвра-
тившись, увидел, что твой брат и сестра взяли немного денег и тайком
отправились с паломниками в паломничество. И когда я узнал об этом,
простор сделался для меня тесен и я стал, о дитя мое, ожидать возвраще-
ния паломников, надеясь, что, может быть, твой брат и сестра придут с
ними. И паломники вернулись, и я спросил о них, но никто ничего не расс-
казал мне. И я надел одежды печали, заложил свою душу и лишился сна и
утопаю в слезах моих очей". И он написал такие стихи:
"Ваш призрак уйти теперь по хочет на миг один,
И в сердце отвел ему я место почетное.
Надеюсь, вернетесь вы - не то я не прожил бы
И мига, и призрак ваш один мне покой несет".
И, между прочим, он написал в своем письме: "Л после привета тебе и
тем, кто с тобою, сообщаю тебе, что ты не должен быть небрежен, распыты-
вая новости, - это для нас позорно".
И, прочтя письмо, Шарр-Кан опечалился за своего отца и обрадовался
исчезновению сестры и брата, и взял письмо и вошел к своей жене Нуз-
хат-аз-Заман. А он не Знал, что это его сестра, и она не знала, что
Шарр-Кан ее брат, хотя он все время посещал ее, ночью и днем, пока не
прошли полностью ее месяцы.
И она села на седалище родов, и Аллах облегчил ей разрешение, и у нее
родилась дочь. И Нузхат-аз-Заман послала за Шарр-Каном и, увидав его,
сказала ему: "Вот твоя дочь, назови ее, как хочешь". - "У людей в обычае
давать своим детям имя на седьмой день после их рождения", - ответил
Шарр-Кан. И затем он нагнулся к своей дочери и поцеловал ее и увидел,
что у нее на шее повешена жемчужина из тех трех жемчужин, которые царев-
на Абриза привезла из земли румов. И когда Шарр-Кан увидал, что эта жем-
чужина висит на шее его дочери, разум покинул его, и им овладел гнев. Он
вперил глаза в жемчужину и хорошо рассмотрел ее, а затем он взглянул на
Нузхат-аз-Заман и спросил: "Откуда попала к тебе эта жемчужина, о не-
вольница?"
И, услышав от Шарр-Кана эти слова, Нузхат-аз-Заман воскликнула: "Я
твоя госпожа и госпожа всех тех, кто находится во дворце! Я царица, дочь
царя, и теперь прекратилось сокрытие, и дело стало явным, и выяснилось,
что Нузхат-аз-Заман дочь царя Омара ибн ан-Нумана". И когда Шарр-Кан ус-
лышал эти слова, на него напала дрожь, и он опустил голову к земле..."
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
|
