на головную страницу сайта | к оглавлению раздела | Карта сайта

Павел Берков

Александр Иванович Куприн
Критико-биографический очерк

Куприн Александр Иванович. Собрание сочинений "Гатчина 3000 - История". Произведения Куприна о Гатчине и её обитателях / Александр Иванович глазами библиографов и друзей / Некоторые произведения писателя в переводе на английский / Юрий Дружников. "Куприн в дегте и патоке"

Содержание

  1. ДЕТСТВО. - ШКОЛЬНЫЕ ГОДЫ. - ПЕРВЫЕ ЛИТЕРАТУРНЫЕ ОПЫТЫ.- ПОЛКОВАЯ СЛУЖБА
  2. ГОДЫ СКИТАЛЬЧЕСТВА. - КИЕВ
  3. РАССКАЗЫ 1894-1900 гг. - ПОВЕСТЬ "МОЛОХ"
  4. В ПЕТЕРБУРГЕ. - "ЖУРНАЛ ДЛЯ ВСЕХ". - "МИР БОЖИЙ".- СБЛИЖЕНИЕ С ГОРЬКИМ
  5. "ПОЕДИНОК"
  6. "СОБЫТИЯ В СЕВАСТОПОЛЕ"
  7. ЛИТЕРАТУРНАЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ КУПРИНА ПОСЛЕ "ПОЕДИНКА" И "СОБЫТИЙ В СЕВАСТОПОЛЕ".- ОТХОД ОТ ГОРЬКОГО
  8. НОВЫЕ СКИТАНИЯ.- ОТНОШЕНИЯ ГОРЬКОГО И КУПРИНА В 1908-1916 гг.
  9. РАССКАЗЫ 1900-1916 гг. - "ЯМА"
  10. КУПРИН В 1917-1919 гг.
  11. В ЭМИГРАЦИИ
  12. СНОВА НА РОДИНЕ
  13. ЛИТЕРАТУРНОЕ МАСТЕРСТВО КУПРИНА

 

Глава двенадцатая

СНОВА НА РОДИНЕ

31 мая 1937 г. в ряде советских газет было опубликовано следующее сообщение ТАСС:

Возвращение А. И. Куприна в Советский Союз

29 мая выехал из Парижа в Москву возвращавшийся из эмиграции на родину известный русский дореволюционный писатель - автор повестей "Молох", "Поединок", "Яма" и др. - Александр Иванович Куприн.1 В тот же самый день на Белорусском вокзале старого писателя встретили представители литературных и общественных организаций и почитатели его выдающегося таланта. Эта теплая дружественная встреча глубоко рас- трогала Куприна. В беседе с корреспондентом "Литературной газеты" он поделился охватившими его чувствами и переживаниями: "Я бесконечно счастлив, - сказал Куприн, - что Советское правительство дало мне воз- можность вновь очутиться на родной стороне, в новой для меня Советской Москве. Я - в Москве! Не могу притти в себя от радости. Последние годы я настолько остро ощущал и сознавал свою тяжелую вину перед русским народом, строящим новую счастливую жизнь, что самая мысль о возможности возвращения в Советскую Россию казалась мне несбыточной мечтой". Куприн рассказал далее о волнениях и колебаниях, которыми была
заполнена его жизнь в эмиграции в течение нескольких(*158) лет перед возвращением на родину: "Эти мои опасения угнетали меня, давили. И, не скрою, я не решался очень долгое время просить у полпредства разрешения вернуться в Советский Союз... Я рвался на родину, - преследуемый в то же время единственной мыслью, - продолжал Куприн рассказывать корреспонденту, - простит ли меня народ мой". Сообщив несколько подробнее о своих переживаниях перед получением правительственного разрешения на въезд в Советский Союз, Куприн перешел к планам предполагаемых работ: "И здесь в Москве я хочу сказать советскому читателю, новому замечательному поколению советского народа искренне и убежденно: постараюсь найти в себе физические и творческие силы для того, чтобы в ближайшее же время уничтожить ту мрачную бездну, которая до сих пор отделяла меня от Советской страны". Указав затем, что предшествующей зимой он перенес очень тяжелую болезнь, Куприн закончил свою беседу так: "Я чувствую себя окрепшим от одного сознания, что я в Москве; но врачи требуют режима. Придется им подчиниться. Но когда я вырвусь из санатории или дома отдыха, ничто и никто не сможет оторвать меня от письменного стола
".2

Прожив короткое время в столице, Куприн по совету врачей поселяется в Голицыне под Москвой. Его посещают старые литературные друзья и молодые советские писатели, дарят ему свои книги. После посещения Валентина Катаева, оставившего Куприну свою книгу "Белеет парус одинокий", автор "Белого пуделя" и "Листригонов" заметил: "Хорошо Катаев пишет о детях и о море. А это очень трудно".3

Куприн стал получать множество писем от советских почитателей его литературного дарования. Отвыкший в эмиграции от подобной формы общения с читателем, Куприн был очень тронут этим новым проявлением внимания к себе со стороны советской читательской массы: "Мне пишут сейчас люди, которых я совершенно не знал раньше, - рассказывал Куприн несколько позднее корреспонденту "Комсомольской правды", - пишут они с такой сердечностью и теплотой, точно мы - давнишние (*159) друзья, дружба которых была прервана, но сейчас возобновилась. Некоторые из них - мои старые читатели. Другие - читатели молодые, о существовании которых я и не подозревал. Всех их радует то, что я, наконец, вернулся в СССР. Душа отогревается от ласки этих незнакомых друзей".4

До глубокой осени Куприн прожил в Голицыне, наезжая по временам в Москву. Многое из того, к чему мы относимся, как к привычному, повседневному явлению, поражало престарелого писателя, вернувшегося на родину после почти двадцатилетнего отсутствия. Каждый раз он сопоставлял новую, советскую Москву с той, которую покинул перед эмиграцией, сопоставлял уклад русской дореволюционной жизни с новыми формами советского быта, раскрывавшимися перед ним на каждом шагу. Его восхищает московское метро, новое строительство, новый темп жизни. Однако, - говорит он, - "самое удивительное из того, что возникло за это время, и самое лучшее, что я увидел на родине, это - люди, теперешняя молодежь и дети". Поэтому Куприн считает, что "главной достопримечательностью Москвы является москвич". Старого писателя, в памяти которого сохранился культурный и нравственный облик
дореволюционного российского и эмигрантского обывателя, поражало повсеместно наблюдаемое им уважение к старости, приветливость советского человека, его жизнерадостность и способность сильно и глубоко чувствовать. Куприн приводит в интервью с репортером "Комсомольской правды" ряд примеров того, как общителен и как полон достоинства рядовой житель Москвы: "Во время прогулки по Москве меня очень трогали также приветствия. Идет навстречу незнакомый человек, коротко бросает: "Привет Куприну!" и спешит дальше. Кто он? Откуда он меня знает? Повидимому видел фотографию, помещенную в газетах в день моего приезда, и считает долгом поздороваться со старым писателем, вернувшимся с чужбины. Это брошенное на ходу: "Привет Куприну!" звучало замечательно просто и искренне.

(*160) Со мной иногда заговаривали на улице. Однажды к нам подошла просто одетая женщина и сказала, подав руку:

"Я - домработница такая-то. Вы - писатель Куприн? Будем знакомы"...". Рассказав о своих посещениях кино и о том, что особенно сильное впечатление на него произвела отзывчивость и чуткость публики в зрительном зале, Куприн с исключительной теплотой, симпатией и уважением отозвался о советской молодежи, о советских юношах и девушках: "Меня поразили в них бодрость и безоблачность духа. Это - прирожденные оптимисты. Мне кажется даже, что у них, по сравнению с юношами дореволюционной эпохи, стала совсем иная, более свободная и уверенная походка...".

Особенно восторгала Куприна тяга к знанию, к образованию в родном народе: все учатся, конспектируют, читают. "А как любят в СССР Пушкина!.." - с восхищением говорит Куприн о своем любимом писателе. Много места уделил Куприн в своем интервью советской детворе. О ней он говорил с глубокой, проникновенной нежностью и теплотой. С горечью сопоставлял он годы своего гимназического учения - с розгами, с класс- ными надзирателями, с уродливым и коверкающим детскую душу укладом - с годами ученья советских школьников. Куприн вспоминал незаслуженное наказание - сечение розгами, - которое перенес герой "Кадетов", гимназист Буланин. "Буланин - это я сам, и воспоминание о розгах в кадетском корпусе осталось у меня на всю жизнь".

Куприн сознавал, что впечатления его от полугодового пребывания на вновь обретенной родине еще слишком недостаточны для серьезных обобщений, необходимых для вдумчивой творческой работы. "Многое хочется увидеть, - продолжал он в своем голицынском интервью, - о многом хочется поговорить. После переезда в Москву я предполагаю побывать в музеях, посмотреть в театрах и кино "Господа офицеры" (пьесу, переделанную из моего "Поединка"), "Тихий Дон", "Любовь Яровую", "Анну Каренину", "Петра I". Обязательно съезжу в цирк, любителем которого остаюсь попрежнему".

И, сознавая недостаточность своего опыта как советского гражданина для того, чтобы стать советским писа-(*161)телем, Куприн в то же время признается, что ему "очень хочется писать для чудесной советской молодежи и пленительной советской детворы. Не знаю только, - прибавил он с грустью, - позволит ли мне здоровье в скором времени взяться за перо".

От мыслей о будущем, от планов и творческих замыслов Куприн снова обратился к еще не утратившим свежесть впечатлениям от родной страны: "Даже цветы на родине пахнут по-иному. Их аромат более сильный, более пряный, чем аромат цветов за границей. Говорят, что у нас почва жирнее и плодороднее. Может быть. Во всяком случае, на родине все лучше!". Многолетнее пребывание Куприна в эмиграции сильно повлияло на его здоровье, надорвало его силы, превратило преждевременно в старика. Н. Д. Телешов, знавший Куприна с конца XIX - начала XX в., сохранил в своих "Записках писателя" трагический портрет угасавшего автора "Поединка": "Уехал он если и не очень молодым, то очень крепким и сильным физически, почти атлетом, а вернулся изможденным, потерявшим память, бессильным и безвольным инвалидом. Я был у него в гостинице "Метрополь" дня через три после его приезда. Это был уже не Куприн - человек яркого таланта, каковым мы привыкли его считать, - это было что- то мало похожее на прежнего Куприна, слабое, печальное и, видимо, умирающее. Говорил, вспоминал, перепутывал все, забывал имена прежних друзей. Чувствовалось, что в душе у него великий разлад с самим собою. Хочется ему откликнуться на что-то, и нет на это сил. Ушел я от него с невеселым чувством: было жаль сильного и яркого писателя, каким он уже перестал быть".6

Дополняют портрет Куприна, набросанный Н. Д. Телешевым, воспоминания В. Катаева о его встрече со старым писателем в 1937 г.: "Раньше я не был знаком с Куприным. Я пришел к нему в гостиницу "Метрополь" вскоре после его возвращения на Родину. Я увидел маленького старичка в очках с увеличительными стеклами, в котором не без труда узнал Куприна, известного по фотографиям и портретам. Он уже плохо видел и с трудом нашел своей рукой мою (*162) руку. Трудно забыть выражение его лица, немного смущенного, озаренного слабой, трогательной
улыбкой. Из-за толстых стекол очков смотрели очень внимательные глаза больного человека, силящегося проникнуть в суть окружающего. Это же выражение напряженного, доброжелательного удивления не покидало лицо Куприна все время, пока мы сидели на открытой веранде "Метрополя", а потом гуляли по центральным улицам Москвы - советской Москвы!- такой нарядной, веселой и деловитой в этот яркий осенний день, полный солнца и цветов.

"С жадным любопытством всматривался Куприн в черты нового мира, окружавшего его. Медленно переступая ногами и держась за мой рукав, Александр Иванович то и дело останавливался, осматривался и шел дальше с мягкой улыбкой на лице, как бы одновременно и встречаясь и навеки прощаясь со своей утраченной и вновь обретенной Родиной.. .".6 В то время как Куприн жил в Голицыне, в Государственном Издательстве художественной литературы печатался двухтомник, составленный из лучших его дореволюционных произведений, в журналах стали появляться перепечатки его рассказов и очерков, опубликованных ранее за границей, готовилась первая диссертация о его творчестве (М. Питляр). Куприн, несмотря на старость, был полон надежд и планов. Он как бы вновь переживал прилив писательской энергии и только ждал улучшения здоровья. Но улучшения не последовало: в ночь на 25 августа 1938 г. его не стало. "Умер Александр Иванович от рака языка, полный планов и занятый хлопотами об издании своих сочинений".7


© Copyright HTML Gatchina3000, 2004.

на головную страницу сайта | к оглавлению раздела