| |
|
|
Веб фотоальбом 'Моя заповедная Родина'. Город Гатчина, Мариенбург Гатчина. Город. / Web PhotoAlbum "Моя заповедная Родина" .:city106Previous | Home | NextМоя заповедная Родина. Город. Круглая рига. |
|
Петля аллей, охватывающих Амфитеатр, завязывается у прямой дороги, выходящей к Сильвийским воротам. Вблизи этой завязки, у начала просеки, направленной к Белому озеру, на невысоком земляном возвышении находится Колонна Орла. то типичное произведение классицистического характера, все части которого и их пропорциональные соотношения восходят к канонам античного зодчества. Однако характер прорисовки деталей, общий композиционный строй выявляют в колонне произведение А. Ринальди. Исследователь архитектуры А. Н. Петров установил, что колонну доставили в Гатчину в середине июня 1770 года. Это было время, когда Орловы, и прежде всего Г. Орлов, находились в зените славы. А. Орлов, брат владельца Гатчины, командовал тогда флотом, решавшим судьбу Черного моря и Крыма. Возможно, именно поэтому из Царского Села перевезли в Гатчину все части колонны, изготовленные мастерами-камнерезами, декорировавшими Исаакиевский собор, спроектированный Ринальди. Несмотря на то что первоначальную обветшавшую Колонну Орла заменили в 1858-1860 годах новой, ныне существующей, последняя полностью повторила утраченный оригинал. Общая высота колонны составляет 6,4 метра, диаметр ствола - 50 сантиметров. Она имеет трехчастное членение: гранитное прямоугольное основание, мраморный частично профилированный постамент, и сама колонна из белого с прожилками мрамора - римский вариант дорического ордера. Над абакой капители на небольшом постаменте - мраморное изваяние одноглавого орла. Прекрасно найденное соотношение высоты и объемов всех частей колонны и завершающей скульптуры придает этому триумфальному украшению Дворцового парка легкость, особую горделивую “осанку”, выявляющую назначение колонны как памятника, прославляющего род Орловых. Подобное аллегорическое и смысловое содержание Колонны Орла не требует особых доказательств. Во-первых, оно раскрывается в однокоренном названии царственной птицы, символизирующей силу и победительность, и фамилии Орловых, во-вторых, оно подкрепляет геральдическое значение орла, изображенного на родовом гербе Орловых. Все это приводит к единственному выводу, что колонна Орла была таким же “отличительным пожалованием” Орлову, как титулы, ордена и звания. Колонна Орла - триумфальный монумент владетельного рода - является одновременно типичной романтической декорацией. Колонна имеет еще одно исключительно важное значение в композиции Дворцового парка Гатчины - она служит звеном, объединяющим его с парком Сильвия: от нее видно начало трехлучия сильвийских аллей и, в свою очередь, она замыкает их сходящиеся перспективы легко и четко различимой на фоне зелени беломраморной вертикалью, видной сквозь пролет Сильвийских ворот. Стена с воротами - не только архитектурно оформленная территориальная и композиционная граница двух парков. Это водораздел двух стилистических решений - пейзажного и регулярного. В отличие от живописно-пластической основы композиции Дворцового парка в основу планировки романтического пейзажного парка, поэтически названного «Сильвия», заложены линейность и геометризм, идущие от регулярных барочных садов. Это наименование восходит к латинскому «silvia» - лес. Но есть еще одна мотивировка происхождения столь поэтично звучащего названия. Оно связано с французским ансамблем Шантийи, где также был район Сильвия. Примечательно, что французский парк назвали не по имени мифологического бога лесов Сильвана и не латинским словом, а в честь красавицы герцогини Монморанси, которой поэт Теофиль де Вио посвятил стихи, скрыв под именем Сильвии предмет своего вдохновения. В любом случае название «Сильвия» настраивает на особое восприятие парка, дополняющего и развивающего лейтмотивы гатчинского ансамбля. Своего рода приглашением в Сильвию служат каменные Сильвииские ворота. Среди гатчинских ворот это одно из наиболее примечательных произведений, отмеченное структурной четкостью, уравновешенностью и поэтичностью. Ворота построены в 1792-1794 годах по чертежам Бренны под руководством К. Пластинина. Проектируя Сильвийские ворота, архитектор, очевидно, исходил из того, что в отличие от Адмиралтейских и Березовых ворот, а также портала «Маска» это не парадно-триумфальное сооружение, а именно ворота, ведущие в таинственную лесную глубину - в «сильвию». Отсюда выбор композиции, масштаба, трактовки архитектурного и скульптурного декора. В Сильвийских воротах применено отточенное веками классицистическое построение: пилоны фланкируют трехметровую арку проезда с низким сводчатым архивольтом и замковым камнем-маскароном. Между собой пилоны связаны гладким антаблементом, над которым идет профилированный карниз. Композиция закреплена треугольным фронтоном также с профилированным обрамлением. Однако, избрав апробированную композиционную схему, Бренна сумел внести в детали те нюансы, которые определили оригинальность сооружения. Сильвийские ворота не имеют выделенного архитрава и фриза. Поэтому фронтон кажется как бы нахлобученным. Это придает им определенную приземистость и массивность, обусловленную соотношением ширины (7,3 метра) и высоты до вершины фронтона (7,6 метра). Именно вписанность почти в квадрат создает ощущение силы и уравновешенности. Обобщенности архитектурных форм соответствуют скупые, но тонко выверенные детали композиционной и декоративной проработки. Начиная от цоколя лицевая сторона пилонов выделена широкой прямолинейной рамкой. Каждому пилону соответствует раскреповка архитрава, карниза и рельефная «вставка» в углах тимпана. Верхняя часть арочного пролета, соответственно заглубленным выемкам по углам пилонов, окаймлена двойной профилированной накладкой, концы которой свисают по сторонам подобно кистям. Этот декоративный архитектурный мотив придает воротам сходство со своеобразной рамой живописного полотна, на котором запечатлен перспективный пейзаж. Впечатление усиливается при взгляде со стороны Дворцового парка, так как отсюда видна вмонтированная в тимпан фронтона медная доска, на которой выгравировано: «Сильвия», - она воспринимается как надпись на раме картины. Горельефная маска - вырубленное из пудостского камня изображение мифологического жителя лесов Сильвана - является не только замковым камнем, отмечающим среднюю часть изгиба архивольта, но и как бы образным знаком-символом этого гатчинского парка. Широкое, скуластое лицо, невысокий лоб, над которым нависли густые, в тяжелых завитках волосы, широкая переносица и как-то странно расставленные глаза, плотно сжатые, с опущенными углами губы, маленькая курчавая бородка - все это воспроизведено с необычайным пластическим мастерством и чувством материала. Неизвестный скульптор сумел вложить в декоративную вещь одухотворенность и живую образность. Удивительно выражение этого загадочного лица - сосредоточенное, отрешенное. Притягателен неподвижный взор, устремленный вдаль, словно сквозь пространство и время... Пригороды Санкт-Петербурга богаты первоклассной декоративной пластикой, но этот гатчинский дух лесов – Сильван - одно из неповторимых и незабываемых произведений такого рода. рхитектура ворот находится в полном единстве с каменной стеной, сложенной из прямоугольных блоков и завершенной плитой, выступающей подобно карнизу. Как и в других гатчинских сооружениях, впечатление усиливается фактурой пудостского камня и ритмическим рисунком вертикальных и горизонтальных швов кладки. Вблизи Сильвийских ворот у каменной стены находится памятник героям-комсомольцам. Он посвящен 25 гатчинским подпольщикам, героически погибшим 30 июня 1942 года. Вблизи места их расстрела из стены выступает каменная стела с мемориальной надписью и именами павших. Кованые железные ветки с редкими поникшими листьями и такой же венок, осеняющие список героев, символизируют скорбную память о трагически оборванных юных жизнях. И, как утверждение вечности бытия и бессмертия подвига, рядом со стеной помещена отлитая в бронзе фигура девочки-подростка, задумчиво склонившей цветок над могилой сверстников. Гатчинский мемориальный памятник по своей лаконичности и образной выразительности один из лучших в Санкт-Петербурге. Это большая творческая удача авторов - архитектора В. С. Васильковского и скульпторов А. А. Королюка и В. С. Иванова. Памятник, открытый 25 октября 1968 года, к 50-летию Ленинского комсомола, напоминает о черных днях оккупации, об уничтожении художественных сокровищ и вместе с тем утверждает веру в силу жизни и возрождения. Сильвийские ворота, устроенные посреди стены, равной ширине парка, не только «окно», но и ключ композиции: отсюда открываются перспективы трех веерообразных разбегающихся аллей, направленных в сторону реки Колпанки, отграничивающей Сильвию от Зверинца. Левая аллея выводит к Черным воротам, средняя - к Фермерскому комплексу, а правая - в глубину парка, в сторону Птичника. Радиальное трехлучие - один из самых коренных приемов в регулярных парках и градостроительных композициях XVII - начала XVIII столетия. Он использован в Версале, в петербургском «трезубце» (Невский и Вознесенский проспекты и Адмиралтейская улица), в Нижнем парке Петергофа. Лучевые аллеи Сильвии заключены в рамку огибной дороги,охватывающей по периметру основную площадь парка. Эта система аллей дополняется тремя пересекающимися параллельными дорогами. Ближняя к реке Колпанке (ее можно условно назвать верхней) подходит к Руинному мосту с каскадом, средняя служит привязкой для системы аллей в глубокой речной излучине, и, наконец, нижняя выводит к воротам в Зверинец. Пейзаж Сильвии был когда-то оживлен мрамором статуй. Документы упоминают всего две. Одной из них была скульптура женщины с лицом, закрытым драпировкой, которую исследователь искусства Ж. А. Мацулевич определила как утраченное произведение А. Коррадини, привезенное в Россию еще при Петре I. Композиция Сильвии создавалась в течение восьми лет - с 1792 по 1800 год. Но уже в 1794 году она зафиксирована почти полностью в известном Кушелевском альбоме, куда входили и проекты. Сетка, образованная пересечением аллей, была искусно заполнена типичными деталями регулярного стиля. Здесь были различного рода боскеты, четко геометрического и изощренно усложненного рисунка лабиринты-спиральные, прямоугольные, радиально-концентрические, фигурные площадки, расположенные в углах боскетов, на общей оси или на концах перпендикулярных дорожек. Можно сказать, что архитектор В. Бренна и садовый мастер Дж. Гекет стремились максимально использовать весь богатый арсенал, накопленный в регулярных садах барочного стиля. Средняя радиальная аллея Сильвии выводит к речке Колпанке, на правом берегу которой расположен комплекс Ферма (франц. la ferme). Французское наименование мызы прикрывало ее прозаическое утилитарное назначение скотного двора. Фермерские павильоны, здания и даже целые парки имелись во многих крупных дворцово-парковых ансамблях XVIII-XIX веков. Ферма и окружающий ее одноименный парк были созданы А. А. Менеласом в 1818-1822 годах в Царском Селе. Павильон такого же названия и назначения в Павловске построил А. Н. Воронихин, а перестроил К. И. Росси. Фермерский домик устроили в Петергофе в парке Александрия в первой четверти XIX века также по чертежам Менеласа, а в 1854 году архитектор А. И. Штакеншнейдер, преобразовав Фермерский домик во дворец, возвел вторую Ферму. Обращение ведущих зодчих, работавших в загородных резиденциях, к теме фермерских и других сельских зданий не случайно: сооружая «простые», «сельские» здания, вельможные владетели стремились создать иллюзию близости к естественной, природной жизни и к сельскому быту. В подобных фермах держали породистый скот, за которым ухаживал целый штат пастухов, скотников и доярок, обеспечивавших владельцев добротными молочными продуктами. Однако просвещенные владельцы придавали «сельским строениям» облик дворцовых павильонов. Так появился ряд неординарных произведений архитектуры, гармонично связанных с пейзажным окружением. Одно из них-гатчинская Ферма, сооруженная в 1797-1798 годах, по всей видимости, по проекту А. Захарова как свободная импровизация на тему фермы в ансамбле Шантийи. Каменное здание Фермы стоит почти у самой береговой кромки, отражаясь в зеркале плавно текущей Колпанки. Несмотря на небольшие размеры, оно кажется монументальным и вместе с тем компактным и уютным. Средняя часть в отличие от .боковых одноэтажных имеет два этажа и выделена ризалитом, сильно выступающим за линию фасада. Каждое из боковых крыльев прорезано пятью оконными проемами с рельефными фигурными наличниками, которые четко читаются на фоне гладких стен. Фасады крыльев завершаются прямолинейным карнизом, затененным свесом покатой, с переломом кровли и характерными мансардными окнами. Средняя, двухъярусная, часть Фермы отмечена разнообразным архитектурным декором. Первый ярус - вытянутый объем. Его простенки облицованы подчеркнутой рустованной кладкой. Углы и заглубление по сторонам двери акцентированы пилястрами дорического ордера. Дверь, перед которой устроено высокое каменное крыльцо, выделена сильно профилированным выступающим сандриком. Фриз классического антаблемента декорирован триглифами. На боковых частях среднего ризалита сделаны полуциркульные оконные проемы, обрамленные наличником с веерным расположением рустов по сторонам замкового камня. Второй ярус средней части прорезан полуциркульными оконными проемами с рельефно проработанными архивольтами. Его лицевая часть завершена треугольным фронтоном, а на карнизе сильного выноса соответственно пилястрам установлены четырехгранные тумбы, создающие пластический и световой эффект. Завершением второго яруса служит пологий купол, по четырем сторонам которого у основания свода устроены мансардного типа окна - люнеты. В центральном объеме Фермы находился купольный зал с нишами, декорированный с дворцовой роскошью, а помещения в крыльях использовались чисто утилитарно. По сторонам здания Фермы-ледник и колодец, оформленные в виде двух небольших каменных павильонов. Особенно удачно решение колодца - четыре массивных столба, несущие четырехскатную мансардную кровлю с кованым узорным завершением. Во всех этих трех сооружениях сочетаются черты барокко (мансардная кровля, фигурные наличники, тумбы в средней части) и классическая ордерная система и симметрия. В этом проявляется одна из характерных черт гатчинского ансамбля. Фасад Фермы, обращенный к реке, служил своего рода парадным архитектурным занавесом, который закрывал непритязательные хозяйственные строения. На левом берегу Колпанки, уже на территории парка Зверинец, вдоль русла реки развернут фасад Птичника. Так же как тема фермы, тема птичников-вольеров имеет в русской архитектуре давнюю традицию, идущую от царских, боярских и крестьянских усадеб начиная с XVI века. В подобных усадьбах непременно имелись птичьи дворы, голубятни, порой нарядно и затейливо украшенные. Эта традиция получила новый импульс в первой четверти XVIII века. В петровском Петергофе, вблизи Монплезира, архитектор Н. Микетти построил изящные купольные остекленные деревянные павильоны Вольеры в стиле барокко, которые были частью Менажерии-зверинца. В вольерах зверинца содержали декоративных птиц, а в пруду - различных водоплавающих. В монументальных классических формах решен и каменный вольер в Павловском парке, созданный в 1782 году Ч. Камероном и частично перестроенный А. Н. Воронихиным в 1806 году. Птичник в Гатчине строился в те же годы (1798- 1801). Но А. Д. Захаров, которому принадлежит проект, интерпретировал тему птичника не в изысканно элегантном пасторальном духе, а в строго монументальных, романтических формах. По своему масштабу, общему облику и элементам декора Птичник композиционно и объемно-пространственно перекликается со зданием Фермы. Но если в архитектуре Фермы есть отзвуки барочного стиля, то Птичник решен в чисто классическом характере. В плане здание Птичника имеет m-образное начертание. Все его части с предельной четкостью выявлены и по фасадам, и по объему. Средняя, двухъярусная, часть здания выделена в общем объеме ризалитом и низким вторым этажом. В нижнем ярусе она имеет лоджию. В ее заглублении, разделяя три прямоугольных окна, помещены две мощные дорические колонны, каннелированные на две трети высоты ствола. Так же обработаны пилястры - две на углах лоджии и две по краям ризалита. Колонны и пилястры несут широкий гладкий антаблемент с сильно выступающим карнизом, декорированным прямоугольными модульонами. Вертикали колонн продолжаются тумбами пятипролетной балюстрады, равной по ширине лоджии. Композицию тумб завершают шары. Со значительным отступом от балюстрады высится второй этаж с невысоким трехступенчатым аттиком. Его лицевая сторона прорезана тремя широкими полуциркульными окнами, обработанными веерным рустованным архивольтом с рельефно подчеркнутым замковым камнем. В декоре среднего объема Птичника важную роль играет противопоставление вертикалей каннелюр и горизонталей квадровой кладки плоскости стен, усиливающих живописность фасада. От центральной части расходятся два симметричных крыла. Их фасады ритмично членятся семью плоскими полуциркульными арками с оконными проемами, связанными между собой на уровне импостов рельефной прямолинейной тягой. В отличие от средней части прямолинейные опоры аркады стены гладкие. В них просматривается рисунок каменной кладки, выявляющий архитектурную форму. Крылья, как и средняя часть, имеют профилированный карниз, который переходит в разделительную тягу двухъярусных циркульных башен, замыкающих здание по торцам. Облик башен несет печать общей для Гатчины романтизированной трактовки архитектурных форм. Нижний ярус более массивен и прорезан лишь тремя прямоугольными проемами с рустованными низкого рельефа сандриками, связанными тягой. Верхний ярус имеет по всей окружности сближенные оконные проемы, что придает ему большую легкость. В простенках между ними - упрощенные пилястры дорического ордера. Широкий карниз отделяет от верхнего яруса сплошной парапет, по краю которого расставлены металлические вазы античной формы. Башни завершаются плоским куполом, который увенчан шпилем с шаровидным основанием, укрепленным на двухступенчатой «подставке». При всей представительности архитектурных форм Птичника и звучности его старинного на французский лад названия - Фазанерия (вспомним петергофскую Менажерию), он предназначался для содержания экзотических пород птиц фазанов, павлинов, лебедей, а также и «заморских» гусей. Редкостные птицы служили живым декором связанного с дворцом парка, а остальные попадали в меню царского стола. В подборе птиц для Фазанерии отразилась обычная для парадных резиденций двойственность - сочетание представительности и утилитарности. Это проявилось и в облике самого Птичника, который в пейзаже парка воспринимается как парадный павильон дворцового характера. Подобно ряду других гатчинских строений XVIII века к середине XIX столетия Птичник начал разрушаться из-за воздействия на фундамент почвенных вод. Поэтому в 1844 году под руководством архитектора А. М. Байкова здание разобрали. На новом фундаменте, с вновь вытесанными из пудостского камня архитектурными деталями, произведение А. Захарова было повторено, хотя и с некоторым упрощением. Тем самым оригинальное творение великого зодчего сохранили для последующих поколений. Четкий по плану и выверенный по объемам, Птичник воспринимается как архитектурно-пластическая доминанта в окружающем пейзаже. Особые качества придает захаровской постройке ее органическая связь с природным окружением. Протяженность фасада вторит береговой линии, высота соотнесена с шириной речного русла, а колеблющееся в водном зеркале отражение как бы включает статичное здание в неустанное движение воды. Захаров, проектируя Птичник, учел, что на противоположном берегу реки уже находится построенная им Ферма. Поставив задачу создать небольшой ансамбль, Захаров, с присущим ему мастерством, поставил Птичник на таком расстоянии, что он оказался увязанным с Фермой в объемно-пространственной композиции. В архитектурный ансамбль Фермы и Птичника входило еще одно звено - Мост-руина с каскадом, связывавший оба берега Колпанки. Одноарочный пешеходный мост был облицован туфом. Вблизи него располагалось подобие развалин античного храма - живописно разбросанные куски стволов колонн и капителей и отдельно стоящие надломанные колонны. Между ними вились и пенились потоки воды, сливаясь в бассейн. Его очертание и обрамление повторяли «Наумахию» - «водный театр» в Сиракузах, устроенный специально для театрализованных представлений на воде, и особенно для морских сражений. Миниатюрный комплекс, задуманный Н. А. Львовым, был одним из самых характерных декоративных мотивов романтического парка. Он включал в себя руинный мост (такие мосты с тем же «типовым» названием строились целое столетие, начиная с 1760-х годов, в парках Петергофа, Ораниенбаума, Царского Села, Павловска и др.), каскад, как бы естественно образовавшийся при стихийном обвале гранитных камней и валунов (каскады устраивались и сохранялись во многих пейзажных парках), и бассейн для «водных игр» и «сражений», которые начиная с петровского времени проводились в царских резиденциях, и более всего - в Гатчине при Павле I. К сожалению, декоративный комплекс Н. Львова, который завершал ансамбль Фермы-Птичника, в начале XX века почти полностью исчез, и лишь обломки колонн и крупные камни помогают мысленно воссоздать од. ну из диковин старого романтического парка, напоминают о всесилии потока времени, все разрушающего и уносящего. С Колпанкой связано еще одно исчезнувшее типичное для пейзажного парка сооружение - Холодная ванна, стоявшая у впадения речки в Белое озеро. Известно, что один из проектов выполнил А. Захаров. Холодные ванны, так же как птичники, фермы, руинные мосты и каскады, монументальные и миниатюрные, были обязательны для пейзажных парков. И в наши дни павильоны с названием «Холодная ванна» сохранились в парках Павловска и Пушкина. Дворцовый парк и Сильвия, являясь по художественной и композиционной сути единым целым, одновременно составляют ядро обширного комплекса, который включает ансамбль парка Зверинец и ансамбль Приоратского парка (до постройки дворца именовался Малым Зверинцем). Каждый из двух последних парков развивает в самобытном преломлении основную идею всего гатчинского комплекса - выявления необозримости пространства и мощи северного леса, его суровой, захватывающей и колдовской красоты. От северной границы Дворцового парка и Сильвии простирается обширная территория одного из самых крупных в комплексе гатчинских ансамблей зеленых массивов. Это парк Зверинец, занимающий площадь 340 гектаров. Сочетание в названии двух как бы противоположных по смыслу определений - «парк» и «зверинец» - отражает его двойное назначение, своеобразную историю его формирования и использования. Не случайно на некоторых планах он именуется: «Зверинец, или Зверинский парк». тот парк - одно из звеньев идущей с древнейших времен мировой традиции содержать при дворах владетелей на специально отведенных участках коллекции экзотических животных, а также зверей, предназначенных для различного вида охоты. Такого рода зверинцы и охотничьи угодья имелись и у московских великих князей, и у царей. Сохранилось немало свидетельств об «охотничьих забавах» Ивана Грозного, Алексея Михайловича, бояр и богатых помещиков XVI-XVII веков. та традиция сохранялась и при устройстве императорских и вельможных резиденций в окрестностях Петербурга. Зверинец - «менажерию» Петр I устроил в Нижнем парке Петергофа. Там же в 1730-х годах при Анне Иоанновне на месте ныне существующего парка Александрия располагался охотничий зверинец, названный на немецкий лад - Ягд-гартен, куда были свезены разнообразные животные, доставленные из многих местностей России и даже из заморских стран. Зверинцы для царской охоты служили не только для развлечений, но и использовались как место приемов «высоких особ», послов иностранных государств и других торжеств, связанных с придворным церемониалом. При императорском дворе имелась специальная егермейстерская служба с многолюдным штатом егерей, псарей, лесничих. Примечательно, что чин оберегермейстера носили представители высшей родовой аристократии. Одно из придворных охотничьих угодий находилось вблизи Гатчинской мызы уже в петровское время. В 1726 году Екатерина I, провожая в августе племянницу Петра I Анну Иоанновну, вышедшую замуж за герцога Курляндского, устроила прощальный обед, участники которого располагались в нарядных палатках, изготовленных по рисункам молодого архитектора Б. Растрелли. Палатки были установлены прямо в лесу, где после обеда состоялся маскарад, а затем грандиозная охота. Устроитель маскарада и охоты А. Д. Меншиков хорошо знал охотничьи увлечения Анны Иоанновны и сумел угодить «державной племяннице». Как уже говорилось, взойдя на российский престол, Анна Иоанновна подарила Гатчинскую мызу князю Б. И. Куракину. Имеющиеся данные позволяют предположить, что во время тридцатилетнего куракинского владения леса Гатчинской мызы оставались обширным охотничьим угодьем. Значение гатчинских лесов как места охоты усилилось в последующие восемнадцать лет, когда владельцем их был Г. Г. Орлов. Несмотря на огромные расходы по строительству дворца и прилегающего к нему парка, Орлов многое сделал по благоустройству Зверинца и соседствующей с ним Орловской рощи, расположенной между деревней Вайлово и Зверинцем. На территории этого охотничьего заповедника специально содержались звери, предназначенные для отстрела во время загона их егерями. Екатерина II, неоднократно посещая Орлова, принимала участие и в егерских, и в соколиных охотах. При Павле Зверинцу был придан облик, соответствующий общему характеру императорской резиденции. Известно, что на Павла произвела очень сильное впечатление охота на оленя, в которой он участвовал 12 июня 1782 года в Шантийи. Именно поэтому, чтобы угодить Павлу, принц Конде заказал живописцу Ж.-Б. Лепану картину, запечатлевшую кульминационный момент охоты, когда загнанный гончими олень прыгнул в канал, наполненный водой. Это нарядное живописное полотно всегда находилось в Гатчинском дворце. Там же находилась картина И. Я. Метенлейтера, изображавшая панораму гатчинского Зверинца. В 1782-1790 годах Зверинец получил близкие к существующим размеры и регулярную планировку в виде системы аллей-просек, пересекающихся под прямыми углами и направленных по диагонали. В 1796 году по планам и под наблюдением садового мастера Дж. Гекета вдоль просек и по обводу круглых площадок было посажено более тридцати тысяч лип. Можно предположить, что Гекет - основной создатель планировки и пейзажа Зверинца, в котором типичная регулярная система трансформирована в соответствии с особенностями местности. В 1797 году в Зверинце содержались сибирские и американские олени, водились зайцы и дикие козы. К концу XVIII века восходят сохранившиеся до наших дней наименования просек и дорог. Значительный период в истории Зверинца - 1838-1850 годы. В это время в его объемно-пространственную композицию были внесены заметные изменения и дополнения. Русло реки Гатчинки вблизи границы Дворцового парка было расширено, в результате чего на значительном протяжении образовалось проточное озеро с извилистыми берегами площадью 6353 квадратные сажени (около 14 тысяч квадратных метров), глубиной полтора аршина (более метра), с архипелагом из десяти насыпных островков. Несколько лет - с 1838 по 1844 год - велось устройство изгороди из крестообразно скрепленных еловых кольев высотой три сажени (6,5 метра), протяженностью 4 тысячи сажен (свыше 8 километров). Эта характерная для романтических пейзажных парков ограда, сливающаяся с деревьями и не заслоняющая окрестности, известна под названием «ha-ha», или, на русский образец, «ах-ах», отражающим удивление путника, обнаружившего ее перед собой. В 1840-х годах в Зверинце построили шесть деревянных мостов и один подъемный. По существу, гатчинский Зверинец превратили в образцовый, единственный в своем роде. Это было подчеркнуто переводом в 1849 году в Гатчину Петергофской императорской охоты. Через год помимо существовавших конюшен, сараев и загонов были построены дополнительные здания, предназначенные для размещения перевозимой из Петергофа «охоты». Генеральный план города Гатчины 1868 года позволяет представить композицию «Зверинского парка» и комплекса, связанных с ним строений и охотничьих угодий в пору его расцвета. Территория Зверинца имела почти строго прямолинейные очертания по всему периметру. Северная граница парка соседствовала с землями деревни Сокколово Гатчинской волости и землями крестьян Гатчинской мельницы, на юге она совпадала с северной границей Сильвии, Дворцового парка и Мартяжского луга. Восточная граница отделяла Зверинец от «Гатчинского имения Орловской рощи», а западная очерчивалась дорогой в Кипень. Этот удлиненный лесной массив был прорезан сетью прямолинейных перспектив. Две крайние продольные просеки (Цагове и Березовая) и две поперечные (Пильная и Можжевеловая) очерчивают строгий квадрат, в который заключена вся средняя часть парка. Углы этого квадрата отмечены круглыми площадками. Центральная продольная просека связана с руслом Гатчинки, являющейся естественной композиционной осью. Ее плавные излучины вносят смягчающий мотив в рационально-геометрическую планировочную систему. Средняя поперечная просека – Красная - связывает Цагове и Березовую. Места их скрещения выделены также круглыми площадками, а на переходе через Гатчинку устроен Красный мост. Еще одна круглая площадка акцентирует связку Пильной просеки и центральной продольной. Продольные и поперечные дороги пересекались шестью более узкими диагональными, которые усложняли «игру» квадратов, умножая перспективы и создавая повсеместно эффект бесконечного пространства. Но двенадцать главных просек и семь круглых площадок имели и совершенно определенное функциональное назначение: по ним и к ним собаки и егеря загоняли оленей и других животных, которых можно было отлично увидеть с круглых площадок и скрещений дорог, чтобы уложить метким выстрелом. Система регулярных прямолинейных просек дополнялась пейзажными аллеями. Одна из самых привлекательных - дорога Гундиуса, проложенная в юго-восточном углу Зверинца - от ворот на границе с Орловской рощей до входа в Дворцовый парк. Она названа по имени главного гатчинского лесничего конца XVIII столетия. Просека Цагове, начинавшаяся от Сильвии, приводила к северной границе Зверинца, где размещались Егерский домик, казармы, загон для зубров и зимний загон для зверей. Бревенчатый Егерский домик, сохранявшийся до 1920 года, представлял собой особую гатчинскую достопримечательность. Его фасад украшали рога оленей, из таких же рогов была изготовлена мебель, а стены и потолок комнаты покрывали живописные изображения - романтические архитектурные руины на лесистой горе. В 1855-1881 годах, при Александре II, большом любителе охоты, гатчинский Зверинец был еще более благоустроен. Проводились значительные работы по осушению болотистой поймы Гатчинки, взамен деревянных устроили шесть металлических мостов на каменных устоях. Постоянно увеличивалось и поголовье Зверинца, которое, согласно сохранившимся документам, пополнялось «лучшими экземплярами зверей и диких животных». Так, в 1857 и 1863 годах сюда доставили оленей из Германии, в 1861-м - двух выдр, а в 1867 и 1868 годах привезли семь зубров и двух кабанов из Беловежской пущи. Когда в 1881 году Зверинец был передан в «егермейстерское ведение», в нем числилось 347 различных животных, по большей части оленей - архангельских, сибирских, прусских, американских. План Гатчины 1881 года показывает, что композиция Зверинца по сравнению с серединой столетия не изменилась. Исчезли лишь круглые площадки, которых осталось только четыре по углам «квадрата» просек. Западнее Зверинца, примыкая к Кипенской дороге, отделенный с 1872 года Балтийской железной дорогой, располагался специфический ансамбль, связанный композиционно и функционально с Зверинцем. Это был Заячий ремиз. Его наименование связано с видом охоты в этом угодье. Окаймленный изгородью, ремиз пересечением просек разделялся на 36, в основном прямоугольных, участков. Туда вела специальная дорога от дворца; вторая дорога-просека связывала ремиз со слободой, где жили егеря. Тут же размещались «зверинцы», псарные дворы, щенячье заведение и особый «домик для приезда государя императора». Обширный Зверинец, ремиз, множество построек, нарядных или строго функциональных, наконец, многочисленные штаты егерей и чиновников были неотделимы от быта царского двора и, естественно, ушли в прошлое. Но сохранился, хотя и поврежденный временем, парк Зверинец - прекрасное произведение ландшафтного искусства, которое даже и в нынешнем состоянии воздействует на чувство и воображение своими пейзажами и перспективами. В композицию гатчинского комплекса органично включен дворцово-парковый ансамбль Приорат, занимающий площадь 154 гектара. Приоратский парк - своего рода малое южное крыло комплекса, противоположное большому крылу - Зверинцу. Не случайно территория, освоенная под парк, с середины XVIII столетия использовалась как охотничье угодье и называлась Малый Зверинец. В 1797-м - начале 1798 года, возможно по проекту В. Бренны, решили превратить Малый Зверинец в парк, придать ему соответствующую планировку. Однако ограничились формированием небольшого пейзажного района по берегам Черного озера. В феврале 1798 года под наблюдением садового мастера Дж. Гекета начались работы: углубляли озера, обрабатывали склоны и береговую полосу, а также прокладывали дороги к месту строительства Приората. Земля, поднятая со дна озера и полученная при архитектурной обработке берега, была использована для устройства двух искусственных островков и «приращения высоты» западного берега, который приобрел вид холмистой гряды. Частично изменили и благоустроили район парка, связанный с Филькиным, или, как его также называли, Глухим озером. Это было вызвано тем, что здание Приората намечалось возвести именно на перешейке между двумя озерами. Выбранное местоположение раскрывает основной принцип романтического художественного замысла: создать уединенное, подчеркнуто простое строение, окруженное водой и лесом. Здесь явственно прослеживается преемственность с темой «эрмитажей» - регулярных садов, окруженных рвами с водой, или павильонов между прудами (Эрмитажи в Петергофе и Царском Селе, дворец Марли в Петергофском Нижнем парке). Но «эрмитаж»-хижина философа, монаха или отшельника - трансформировался в Гатчине в подобие небольшого католического монастыря или игуменства-поместья его настоятеля-приора (итальянок, prior-первый, старший). Пруды геометрической формы уступили место озерам с естественными очертаниями. Но скрытый в лесной «глуши» дом приора Приорат вместе с тем вертикалью башни и шпиля возвещал, что здесь находится резиденция одного из высших пастырей воинственного духовного рыцарского ордена. Первоначальную композиционную концепцию Приоратского парка развили в середине XIX века. Начиная с 1840 года в течение семнадцати лет система извилистых пейзажных аллей была значительно увеличена и усложнена. В 1845-1846 годах по всему периметру Приоратского парка насыпали земляной вал высотой более метра и засадили его липами. Получилась природная линейная ограда-рама, окончательно определившая границы парка. Через три года у двух входов построили караулки в «швейцарском стиле». На территории парка создали разветвленную дренажную систему, что позволило осушить заболоченные места и посадить на них деревья. Только в 1857 году было посажено две тысячи деревьев. Новые элементы в планировке Приоратского парка появились в 1886-1889 годах. В это время провели «шоссирование» дорог протяженностью около семнадцати километров, максимально улучшив их для прогудок верхом и в колясках. Черное озеро тщательно очистили от накопившихся в нем осадков, упорядочили дренажную сеть и проложили водопроводные магистрали. Учитывая, что Приоратский парк был единственным открытым для посещения обывателями города, в нем расставили скамейки, сделали небольшие деревянные мостики и устроили пять входов. Все они имели одинаковое архитектурное решение. Металлические решетки крепились к каменным столбам с небольшими стенками. На массивных столбах установили чугунные фонари-торшеры. У каждых ворот помещалась сторожка, построенная из красного кирпича с декоративными деталями из грубо обработанного камня. Последовательно совершенствуя изначальную идею, садовые мастера создали замкнутую гармоничную пейзажную композицию, ориентированную на Приоратский дворец. В наше время западная, южная и часть восточной границы Приоратского парка охвачены полукольцом Балтийской и Варшавской железных дорог, которые в 1854 и 1872 годах подступили к парковому массиву. На значительном протяжении восточная парковая граница соседствует с городской застройкой, формирующей Чкаловскую (бывшую Люцевскую) улицу. Вытянутая с севера на юг территория Приоратского парка связана с дворцовым ансамблем через Большой проспект - главную городскую магистраль - и площадь Коннетабля узким зеленым «перешейком». По этому «перешейку» от каменного моста на проспекте начинаются аллеи, с двух сторон огибающие Черное озеро и «завязанные» у Приоратского дворца. Эта самая старая, малая, петля аллей является планировочным модулем для большой петли, которая охватывает всю площадь парка и включает сеть внутренних дорог, взаимосвязанных друг с другом. Большая петля начинается от площади Коннетабля дубовой аллеей, расходящейся в виде двух лучей. Восточный луч продолжается дорогой, которая огибает восточный берег Филькина (Глухого) озера и далее идет по контуру парка. Западный луч начинает собой дорогу, почти параллельную одноименной границе. Начав прогулку по любому из лучей, путник непременно вернется к исходному пункту. В большое кольцо вписано шесть дорог. В пейзаж парка включены две поперечные и две продольные широкие просеки. Помимо зеркала двух озер в композицию входит водовод, пересекающий почти весь парк. Само название этого водовода «Канал из озера Колпанское в озеро Филькино, или Глухое» говорит о том, что он имеет верхний и нижний створы и является главной водной магистралью, питающей всю систему озер комплекса гатчинских парков. Пейзаж Приоратского парка привлекал густым массивом лиственных и хвойных посадок, иллюзорной бесконечностью плавно изгибающихся дорог. Самые эффектные пейзажные мотивы связаны с восприятием Приоратского дворца. Вид на него открывается со стороны Черного озера и по мере приближения с каждой из прибрежных аллей. По холмистой возвышенности над западным берегом озера шла также аллея, открывая верхние точки обзора местности. Слитность природы и архитектуры в Приоратском ансамбле была настолько совершенна, что он стал символом загадочно-романтической Гатчины. Характеризуя парк, В. К. Макаров писал: «Парк прост и величественен, как нарочито просты и суровы линии самого игуменства» белеющего между красноватыми стволами столетних сосен». В годы оккупации Гатчины Приоратский парк пострадал более всех других частей гатчинского комплекса, понеся огромные потери зеленого массива, дорожной сети, малых архитектурных форм. Пострадали гидротехническая система и дворец. В послевоенный период на территории парка проведены посадки деревьев и первые реставрационные работы. Однако парк еще далек от того состояния, которое отвечает его художественному значению и только отдельные частности воскрешают воспоминания о былом великолепии. К счастью, несмотря на жестокие удары времени, уцелело архитектурное сердце ансамбля-уникальный Приоратский дворец. Название дворца, восходящее к старинному монастырскому и рыцарскому должностному чину, связано с примечательным историческим событием - принятием Павлом I в 1798 году титула главы-гроссмейстера, или великого магистра, духовного рыцарского ордена Иоанна Иерусалимского (второе название - орден госпитальеров). Члены ордена, основанного в XII веке, в период крестовых походов в Иерусалим, в начале XVI века захватили небольшой остров Мальта в Средиземном море, где владычествовали до 1798 года и откуда их изгнали войска революционной Франции. К этому времени в России находилось немало эмигрантов-монархистов, покинувших Францию после 1792 года, когда там свершилась Великая буржуазная революция. Одним из руководителей монархистов являлся принц Конде. Его загородную резиденцию Шантийи посещал Павел, еще будучи наследником престола. Конде был приором Мальтийского ордена. Поэтому в начале 1797 года в России было учреждено «великое приорство». Для капитула ордена в Петербурге отвели бывший Воронцовский дворец, встроив в него по проекту Дж. Кваренги в 1798-1800 годах православную церковь и возведя рядом католическую капеллу. Одним из главных декоративных элементов этих сооружений был восьмиконечный Мальтийский крест, концы которого имеют очертания ласточкина хвоста. Павел I всемерно подчеркивал особое отношение к своему титулу и положению гроссмейстера. Об этом напоминает портрет императора, написанный Тончи, где он изображен в мантии, с короной, увенчанной Мальтийским крестом, и таким же большим крестом на груди. Закономерно, что наряду с представительством Мальтийского ордена в столице Павел пожелал, чтобы в его любимой загородной резиденции Гатчине появился дворец для принца Конде - приора рыцарского ордена. Проектирование поручили Н. А. Львову. Выбор оказался удивительно удачным. Львов, исключительно одаренный и образованный человек, проявивший себя как литератор, художник, поэт, музыкант, технолог, смог поднять обычную постройку до высоты вдохновенного романтического творения. С исключительной точностью было выбрано место для белостенного здания - на 150-метровом перешейке между двумя озерами, который находится на самой нижней отметке окружающего рельефа. Такое расположение, в своего рода визуальном фокусе панорамы, с наибольшей полнотой позволило многопланово обозревать миниатюрный ансамбль. В композиции здания Львов особое внимание обратил на пластичность общего решения и добился гармонического сочетания контрастных объемов, связанных единством плана. Дворец состоит из основного корпуса и скомпонованной с ним башни, как бы вырастающей из общего массива. Благодаря разновысотности примыкающих друг к другу четырех объемов создается своего рода ритмическая игра, которую подчеркивают вертикали дымовых труб, шпиля и высокие с крутыми скатами кровли. Но это не приводит к дробности, разнобою. Вся композиция отмечена исключительной цельностью и единством, необходимостью каждой части и детали. Компактность дворца и его архитектурного и природного окружения создает иллюзию, что он находится на островке, это давало образную перекличку с островом Мальта - оплотом рыцарского ордена. Главный, западный, фасад дворца обращен к Черному озеру; он монолитно соединен с подпорной стеной из пудостского камня, развернутой на 327 метров и акцентированной по краям рустами. Отрезок подпорной стены, совпадающий с фасадом, укреплен четырьмя контрфорсами, которые конструктивно усиливают прочность сооружения и одновременно придают ему черты фортификационного строения. Над левой частью подпорной стены возвышается двухэтажный объем с высокой четырехскатной мансардной кровлей. В каждом этаже его по три окна. Им соответствуют три окна мансарды. На простенке между вторым и третьим окнами второго этажа был прикреплен большой черный металлический герб Российской державы - двуглавый орел, грудь которого украшал белый Мальтийский крест. Этим знаком в равной мере отмечалось назначение здания и представительность лицевого фасада. К двухэтажному объему примыкает одноэтажный, с одним окном и отдельной кровлей. Рядом с ним, несколько в глубине, расположен третий объем, тоже одноэтажный, составляющий восточную часть здания. В углу между этими одноэтажными частями помещен навес главного входа, который поддерживается низкой большого диаметра колонной дорического ордера с плинтом и капителью из пудостского камня. В объемно-пространственную композицию главного фасада включена высокая кровля четвертого объема здания, обращенного в северную сторону. Над всем строением вознесена каменная пятиярусная восьмигранная башня, завершенная коническим шпилем, шаром и флюгером. Стройность башни подчеркнута рельефными поясами кладки, выявляющими восьмигранник каждого яруса, и удлиненными прямоугольными проемами окон на гранях венчающего яруса. Поднятая на высоту почти тридцати одного метра башня придает объему и силуэту дворца особую выразительность. Богатый по пластике, ритмическим и линейным очертаниям главный фасад рельефно выступает на фоне окружающих деревьев и зеркально отражается в глади озера. Примечательно, что дворец не только зрительно, но и функционально связан с Черным озером: в подпорной стене сделан проем-вход на маленькую пристань. Восточный фасад обращен ко двору и воротам. Он трактован как сочетание двух объемов - двухэтажного на пять прямоугольных оконных проемов и одноэтажного. Они завершаются высокими кровлями, большей и меньшей длины по коньку, что отражает разновеликость двух связанных между собой объемов здания и разбивает монотонность гладкого фасада. Одноэтажный объем, который является восточной частью дворцового здания, весьма своеобразен. Он решен как пятигранник, в котором лицевую сторону образуют три более узкие грани, а боковые - более удлиненные. Каждая сторона прорезана высокими, почти во всю высоту стены, оконными проемами со стрельчатыми завершениями, подчеркнутыми рельефным сандриком аналогичного рисунка. Это придало восточной части дворца отдаленное сходство с готической капеллой и определило ее название - Капелла, хотя здесь никогда церковная служба не велась. Северный фасад дворца смыкается в одну линию с оградой и возвышается над подпорной стеной двумя этажами с четырьмя окнами в каждом. Он завершен карнизом с модульонами, который идет по периметру всего здания, являясь архитектурно-декоративным элементом всех фасадов. Скат кровли северного фасада оживлен тремя мансардными окнами. В отличие от главного фасада одно из них выделено из общего ряда во второй ярус. Такое нарушение симметрии привносит оживление в подчеркнуто рациональную трактовку облика здания. Северный фасад, словно вырастающий из озера, решенный единым блоком, по-своему оригинален. В этом кроется одна из тайн привлекательности облика Приората, в котором нет повторов и каждая точка обзора рождает ощущение новизны восприятия. В силуэт здания особую ноту вносили завершения кровли - пять шаров на концах коньков и девять дымников с флюгерами над печными трубами. Этот аккорд шаров и флюгеров завершался как бы плывущим в облаках шаром и флюгером башни. Интерьеры Приоратского дворца логично вписаны в его объемы. В первом этаже находится шесть помещений. Четыре из них имели парадное назначение. Главный интерьер - так называемая «шестиугольная» (она совпадала с одноэтажным объемом западной части здания) и два одинаковых квадратных помещения-«комнаты напротив шестиугольной», с шестью окнами, и «комната угловая», с пятью окнами. На втором этаже, куда вела каменная в двадцать четыре ступени лестница, было также шесть комнат, из них две - парадные. Они точно соответствуют по размерам и планировке интерьерам, находящимся под ними. Повторялись даже наименования. Высота комнат в обоих этажах практически одинаковая - в среднем 3 метра 75 сантиметров. Достаточная высота и площадь в сочетании с большой освещенностью придают дворцовым интерьерам подчеркнутую соразмерность и уют. При всей сдержанности решения внутренних помещений Приората в них была и определенная представительность: декорированные искусственным мрамором стены, оконные коробки и откосы с различной расколеровкой. В трех помещениях потолки имели столярную декоративную обработку в виде кессонов различной геометрической конфигурации - квадраты, треугольники, прямоугольники. Каждый кессон заполнялся резной розеткой с шаром, который в документах называется «репей». Декоративность потолков усиливалась цветом - разным в каждом интерьере - и позолотой рельефных деталей. Из второго этажа можно было подняться на чердак и оттуда по особой лестнице выйти на открытую галерею с балюстрадами, ведущую в башню. Меблировка интерьеров Приората производилась под руководством и, возможно, по проектам Н. А. Львова. В обстановке преобладали мебель красного дерева с золочением и настольные осветительные приборы с хрустальными подвесками. Судя по описи мебельного убранства Приората, оно было типичным для русского художественного интерьера конца XVIII столетия и во многом походило на обстановку комнат Гатчинского дворца. Особый интерес являла собой сложенная из парицкого камня башня. В восьмигранный объем высотой до крыши семнадцать метров, со стенами толщиной более семидесяти сантиметров вписана винтовая лестница, состоящая из восьмидесяти восьми ступеней. По ней поднимались на пятый ярус, откуда из окон открывалась панорама Приоратского и Дворцового парков. Площадка, на которой возвышается Приоратский дворец, с трех сторон была охвачена оградой, которая защищала небольшой двор перед западным и южным фасадами. Массив стены укреплен ритмично расставленными контрфорсами. На южной стороне ограды находятся ворота. Они фланкируются двумя высокими пилонами-сторожками. Сторожки завершаются профилированным карнизом и полуциркульными стрельчатыми фронтонами, вторящими очертанию перекрытия. Углы сторожек выявлены рустами. Даже малым архитектурным формам Н. А. Львов стремился придать монументальность. Каждая сторожка со стороны двора имела дверь, одно из двух окон находилось на лицевом фасаде, второе было обращено к воротному проезду, что позволяло одновременно наблюдать за приближающимися ко дворцу. В юго-восточном углу ограды Приората находится небольшое здание, частично заглубленное в земляной склон. Разновысотность двухскатных кровель выявляет, что оно состоит из двух объемов. Действительно, имеющее общие стены и вход строение состоит из двух помещений - кухни и служб. Как во многих загородных павильонах, пища готовилась в отдельно стоящих зданиях, а разогревалась непосредственно перед подачей в кухне на первом этаже Приората. Зодческая одаренность Львова проявилась и в этой сугубо утилитарной постройке. Ее габариты рассчитаны таким образом, что она усиливает впечатление масштабности дворца. В колористическом решении дворца и его окружения преобладает белый цвет стен и красный - кровель. Но к моменту его постройки цветовая палитра была значительно богаче. Сверкали позолотой шары и флюгеры на крышах, яркой окраске кровель отвечала черепица поверх ограды. Деревянные, выкрашенные охрой ворота были созвучны алому и черному цвету сорока одного столба, врытого вдоль ограды. Дорожка из красного толченого кирпича огибала дворцовое здание, еще более оттеняя белизну стен, желтовато-красноватый тон парицкого камня башни и серебристость пудостского камня. Возможно, что такое цветовое решение Львову подсказали красные и белые плащи, черные сутаны и кресты рыцарей и монахов Мальтийского ордена. Во всяком случае, такое колористическое сочетание придавало ансамблю мажорность и выделяло его в пейзажном окружении. Приоратский дворец имеет еще одно название - Земляной дворец. Это второе его наименование раскрывает не менее примечательную, чем художественно-архитектурная, строительно-инженерную особенность здания. Дело в том, что дворец, стена и кухня построены Н. А. Львовым с применением «землебита» - прессованной и просушенной земли. то не было следствием прихоти заказчика или капризом архитектора. Львов прекрасно знал историю строительной техники, и в частности землебита, которая восходит еще ко временам Древнего Рима. В Америке и странах Западной Европы находились и сохранились до нашего времени здания, возведенные с применением прессованной земли. Интерес к землебитному строительству отразился в изданной в 1790 году книге архитектора Ф. Коантеро, описавшего технологию возведения подобных сооружений. Уже через четыре года эту работу в полном переводе получили русские читатели. Львов стал одним из наиболее активных и последовательных проповедников землебита, внедряя его самым широким образом в строительство и готовя для этой цели специальные кадры. Самым лучшим способом доказать прочность этого строительного материала и убедить в его достоинстве было выполнение «высочайшего заказа» в царской резиденции. Сначала в 1797 году вблизи Павловска по проекту Львова строят землебитную «хижину» для фаворитки Павла I фрейлины Е. И. Нелидовой. Затем в Гатчине проводится публичный опыт. По указанию архитектора за несколько дней возвели землебитную стену. Придворные дамы пытались продырявить ее зонтиками, а офицеры - разрушить палашами. Стена выдержала натиск, и Львов получил возможность без дальнейших задержек выполнить свой смелый замысел. В 1797 году были заключены контракты и составлены сметы, летом следующего года велось интенсивное строительство, в 1798 году шла отделка интерьеров. 15 января 1799 года Гатчинское городовое правление приняло законченный дворец, а летом его полностью меблировали. Несмотря на обилие документов, только непосредственное изучение Приоратского дворца в связи с подготовкой реставрации позволило точно исследовать его конструкции и соотношение примененных материалов, главный из которых - землебит. Фундамент дворца сложен из известкового камня на известковом растворе на глубину около двух метров. Над ним идет каменный цоколь, образующий пояс до начала оконных проемов. Сверху проложен слой глины, смешанной с соломой, который служит до сих пор отличной гидроизоляцией. Выше идут стены, которые изготовлялись методом набивки: земля насыпалась в опалубку слоем не более 16 сантиметров, а затем прессовалась трамбовками, уменьшаясь в объеме в два раза. Этот уплотненный слой покрывался известью и прослойкой измельченного кирпича и превращался в основание следующего слоя. Так поднимались стены до высоты двух этажей. Чтобы обеспечить большую прочность и плотность связи землебитных частей и каменной башни, была запроектирована внутренняя кирпичная стена с декоративными нишами. Кроме того, по всему периметру здания на уровне перекрытий проложен пояс из кирпичной щебенки, а над ним - дощатая обвязка. Опорные концы балок подкреплены кирпичными вставками. Все эти и ряд других кирпичных и деревянных конструктивных элементов стали прочным каркасом для землебитных стен и обеспечили их необычайную выносливость. Следует отметить конструктивные особенности подпорной стены. В данную часть ее основания горизонтально положены бревна диаметром 27 сантиметров, пропитанные особой каменноугольной смолой, изобретенной Львовым. Над бревнами идет ряд лещадных плит. На плитном слое сложены из блоков известнякового камня две стены - вертикальная задняя и наклонная передняя. Между ними засыпана забутовка - камень и известь. Поверх подпорной стены устроен изоляционный слой из глины, смешанной с соломой. Из землебита были построены ограда, сторожки и кухня. Приоратский дворец не стал летней резиденцией принца Конде - приора Мальтийского ордена. Долгие годы он служил обычным запасным гостевым дворцом, которым почти не пользовались, но тщательно сохраняли. В 1880-х годах для размещения в нем на летнее время придворных певчих дворец был реставрирован и частично реконструирован. После 1917 года Приорат использовался в основном как дом отдыха, как районный краеведческий музей. В 1941-1944 годах дворцу был нанесен существенный ущерб оккупантами. Проведенные в спешке консервационно-восстановительные работы не принесли долговременных результатов, и здание пришло в упадок. Только в начале 1980-х годов началась подготовка к капитальной реставрации. Ныне ее ведут специальные научно-реставрационные производственные мастерские «Росреставрация». Н. А. Львов в свое время писал: «Земляное битое строение, как для удобности в постройке, так и для прочности своей, требует почти особого рода архитектуры, хотя простой, но в простоте своей довольно красивой и прочной». Слова зодчего полностью соответствуют истине: Приоратский дворец, образец высокой простоты и подлинной красоты, несмотря на непритязательность материала, выстоял и ждет часа своего возрождения. Рядом с дворцово-парковыми ансамблями главных загородных императорских резиденций в Петергофе, Царском Селе, Ораниенбауме и Павловске в XVIII-XIX веках сформировались небольшие города, отмеченные особым архитектурным колоритом. К числу таких неординарных городских образований относится и Гатчина, получившая ранг города в 1796 году. Все эти придворцовые города выросли из мыз конца XVII - начала XVIII столетия. По характеру архитектуры они теснейшим образом связаны со стилистикой доминирующих ансамблей, а их застройка отражает основные этапы развития последних. Изначальным ядром Гатчины, как известно, явилась мыза, давшая название и дворцово-парковому ансамблю, и городу. Мыза находилась вблизи старинной дороги, которая связывала Петербург с Киевом, Смоленском и Варшавой. Дорога стала границей Дворцового парка и одновременно основной ориентирующей осью всей планировочной системы Гатчины. Именно органической слитностью дворцово-парковых ансамблей и городской застройки объясняется в первую очередь художественная цельность города, которая сохранилась до наших дней, несмотря на многочисленные утраты, вызванные социальными переменами и сокрушительными бурями гражданской и Великой Отечественной войн. Вторым фактором, определяющим образную целостность города, является исключительное чувство преемственности, которое проявили зодчие, выполнявшие роль главных архитекторов Гатчины. Но еще до того, как появились специально определенные главные архитекторы, по проектам А. Ринальди и В. Бренны возвели сооружения, которые во многом предопределили масштаб, ритм и характер застройки города, сохранив до наших дней свое доминирующее положение и значение. В конце XVIII века ведущими гатчинскими архитекторами были Н. А. Львов и А. Д. Захаров, в XIX веке - с 1816 года до середины 1840-х - В. И. Гесте и А. М. Байков, вслед за ними до начала 1850-х годов - Р. И. Кузьмин, до 1870-х годов - А. В. Кокарев. В 1880-х годах главным гатчинским архитектором работал Л. Ф. Шперер, а в конце XIX - первом десятилетии XX века - Н. В. Дмитриев и Л. М. Харламов. С первых лет активной застройки вдоль Киевского шоссе, которое в черте города называлось Большая Порховская дорога, Большой проспект, проспект императора Павла I, а после 1918 года - проспект 25 Октября, выявилось деление Гатчинского посада на части. В 1796 году их было четыре: Дворцовая и Екатеринвердерская (в настоящее время западная часть города), Ингербургская и посад Гатчинский (ныне северная часть), Загвоздинская, Бомбардирская и Малогатчинская (южная и средняя части) и Мариенбург (близ западной границы парка Зверинец). В 1891 году Гатчина состояла уже из одиннадцати частей, границей которых являлись на западе Балтийская, а на востоке Варшавская железные дороги. Узнать и увидеть больше о Гатчине её дворцах, парках и истории:
|