Картины художников Гатчины/tulutov-venera_pavilion.jpg





Previous | Home | Next

Петр Тулутов "Павильон Венеры"

Петр Тулутов "Павильон Венеры"




Здания съезжего дома и Покровского собора обращены на площадь, которая в прошлом являлась торговым центром Гатчины. Здесь находился городской рынок. Как это типично для всех исторических городов, и в частности для Гатчины, вокруг площади сложился ансамбль, включающий постройки конца XVIII, XIX и начала XX века. Старейшее в этом ряду - здание Суконной фабрики, построенное в 1794-1795 годах. Несмотря на промышленное предназначение строения, ему было придано определенное образное оформление, перекликающееся с парадными и хозяйственными постройками гатчинского ансамбля. Приближенный в плане к подкове, одноэтажный фабричный корпус, сложенный из пудостского камня, замыкался почти кубическими двухэтажными башенками. Напомним, что башни и дугообразные галереи - архитектурный мотив Гатчинского дворца. В первой трети XIX века появился второй этаж. Это безусловно, изменило объемную композицию. Но барочный изгиб фасада и редко расставленные окна напоминают о первоначальном замысле, и даже в перестроенном виде здание Суконной фабрики не потеряло своего значения одного из редких образцов промышленной архитектуры конца XVIII-первой трети XIX века.

Проспект Императора Павла I в южном направлении проходит по двум перемычкам - между Белым и Черными озерами и между Карпиным прудом и протоком, ведущим в Глухое озеро. Эта часть проспекта служит композиционной связкой двух ансамблей - Дворцового и Приоратского парков, а также центра города Гатчины. Кроме того, вблизи находятся Адмиралтейские ворота. Именно этим было продиктовано создание на оси проспекта развернутого в перспективе ансамбля, включающего декоративные сооружения Дворцового парка, обращенные в сторону проспекта, и сооружения непосредственно на самом проспекте.

Первое звено этого ансамбля - Адмиралтейские ворота, следующие - одноименный мост с двумя павильонами - караулками и так называемый балкон-терраса, завершающий планировку средней части Дворцового парка, четвертое звено - трехарочный мост. Доминирующим высотным и композиционным ориентиром служит обелиск на площади Коннетабля, господствующий над всем окружением.

Величественные Адмиралтейские ворота играют тройную композиционную роль. Они выводят из парка на главную городскую дорогу и приглашают в него. Идущие по проспекту воспринимают их как декорацию его западной стороны, подготавливающую восприятие тех сооружений, которые включены в пространственную панораму проспекта.

Вблизи Адмиралтейских ворот трасса Большого проспекта сливалась с каменным Адмиралтейским мостом - монументальным однопролетным сооружением с высокими монолитными профилированными парапетами. С южной стороны мостовые парапеты продолжались двумя каменными полукружиями, которые обрамляли небольшую предмостную площадь. С ними смыкались две каменные караулки. Они до сих пор напоминают об архитектуре моста, построенного в 1792-1794 годах и взорванного в 1944 году отступавшими частями гитлеровской армии. Архитектура караулок подчеркнуто строга и лаконична. Квадратные в плане павильоны, приближенные в объеме к кубу и обработанные крупными рустами, воспринимаются как пропилеи. Это впечатление усиливалось плоскими каменными куполами и золочеными шарами на них, напоминающими завершения кровель Приората. Масштаб моста и караулок, их образный строй и трактовка декора говорят об авторстве Бренны, который тогда же построил первоначальный каменный балкон-террасу. Эта терраса является архитектурной связкой между Адмиралтейским и Трехарочным мостом.

Трехарочный, или Карпичныи, мост, отделяя Карпин пруд Дворцового парка от протока в Глухое озеро Приоратского парка, оформляет перспективу на обелиск площади Коннетабля. По замыслу А. Д. Захарова, проектировавшего и строившего мост в 1799-1801 годах, его устои должны были украшать декоративные каменные изваяния, аллегорически прославляющие «изобилие рек». Однако архитектору пришлось ограничиться резными каменными гирляндами на полукружных контрфорсах по сторонам среднего мостового пролета и горельефными масками львов на замковых камнях каждой из трех арок. Трехарочный мост был также взорван в 1944 году, и только частично сохранившийся средний пролет и поврежденная маска льва на нем, вырубленная скульптором М. П. Александровым-Уважным по рисунку А. Захарова из пудостского камня, напоминают об утраченном замечательном произведении искусства.

Кульминацией ансамбля, развернутого на отрезке Большого проспекта от Адмиралтейских до Смоленских ворот, является площадь Коннетабля с одноименным обелиском. С дальних подходов в перспективе проспекта просматривается четкий силуэт обелиска, стоящего на естественном возвышении.

Замысел площади с обелиском возник у Павла под влиянием впечатлений от путешествия по Франции, особенно от посещения резиденции Шантийи принца Конде. Там имелся аналогичный ансамбль с обелиском, воздвигнутым в честь одного из членов этого древнего аристократического рода герцога Анн Монморанси, который являлся с 1538 года «коннетаблем» - главнокомандующим королевской армии. Павлу, которому импонировали сравнения его личности с выдающимися деятелями прошлого, пришлась по душе идея подобного монумента в Гатчине: ведь для русской армии он являлся главнокомандующим. Проект гатчинского монумента, вероятнее всего, создал Бренна, а воплотил его мастер каменотесного дела и строитель К. А. Пластинин в 1793 году. Одновременно была распланирована окаймленная парапетом, а точнее - невысокой бастионной стеной с амбразурами, площадь, окончательно сформированная в 1796 году.

В истории этого монумента, столь незыблемого на первый взгляд, есть страница поистине фантасмагорическая. 23 мая 1881 года, в четыре часа пополуночи, каменная громада, весившая более 600 тонн, была разрушена почти до основания ударом молнии. Потребовалось пять лет, чтобы добыть и обтесать блоки черницкого камня соответствующих габаритов, а затем собрать их согласно разработанным чертежам. В 1904 году пришлось заново изготовить и сложить двенадцать рядов верхней части обелиска, а еще через десять лет заменить отдельные блоки обветшавшего бастионного парапета.

Немалые повреждения были нанесены ансамблю площади Коннетабля в 1941-1944 годах. Но проведенные реставрационные работы сохранили памятник, вернув ему художественную выразительность.

В плане площадь Коннетабля представляет собой как бы миниатюрный четырехлучевой бастион. Об этом напоминают рвы, земляные валы и каменные парапеты с амбразурами для орудий. Известно, что здесь находились шесть пушек, отлитых за десять лет до создания площади. Посреди площади на квадратном основании (3,5х3,5 метра), подчеркнутом профилированным карнизом, высится четырехгранный обелиск с пирамидальным завершением. Его венчает медный золоченый шар, поднятый на высоту без малого 33 метра.

Горделиво возвышающийся обелиск утверждал мысль о величии владельца резиденции. Кроме того, он служил гигантской стрелкой солнечных часов: его тень падала на цифры, нанесенные на парапете.

Площадь Коннетабля с обелиском, архитектурным символом высшей власти, восходящим ко времени Древнего Египта, стала самой интересной достопримечательностью всего гатчинского комплекса.

Крупные архитектурные вертикали, связанные с Большим проспектом, дополнялись малыми-каменными верстовыми столбами. Зачастую в документах они, так же как обелиск Коннетабля, назывались пирамидами. Установка монументальных верстовых столбов на дороге из тогдашней столицы в Гатчину призвана была подчеркнуть ее значение как императорской резиденции.

В 1770-х годах по проекту Ринальди были смонтированы из мраморных и гранитных деталей верстовые столбы, расставленные по дороге в императорские резиденции Петергоф и Царское Село. Аналогично оформили и Гатчинскую дорогу. В 1795-1797 годах был заключен контракт с К. Пластининым на изготовление столбов из пудостского камня по специальному рисунку. Два из них сохранились на проспекте Императора Павла I.

Скомпоновав цилиндры разного диаметра и высоты, неизвестный архитектор создал сооружение пластически выразительное, сложное по силуэту. Общая высота верстового столба - 4 метра 25 сантиметров. Он покоится на квадратном плинте, сторона которого равна полутора метрам. Над плинтом ступеньками поднимаются три уменьшающихся в диаметре цилиндра. Основной цилиндр-столб, суживающийся кверху. В нижней части он перехвачен двумя дисками - широким и узким. Верхняя часть столба имеет точеное фигурное увенчание - квадратный брусок, как бы привинченный миниатюрным куполком с шишкой.

При создании ансамбля площади Коннетабля одновременно построили два небольших моста, один из которых служил переходом к зданию, напоминающему башню рыцарского замка, но имеющему чисто сельское назначение. Это рига, где сушили хлебные снопы. По своему объемному решению она получила название Круглой риги (более расширенное наименование - Круглая рига с хлебными магазинами). Ни автор проекта, ни точная дата сооружения неизвестны. Установлено, что рига появилась в 1770-х годах, когда Гатчиной владел Г. Орлов. Ее функциональная роль вполне отвечала нуждам мызы, а облик соответствовал общему замыслу резиденции как романтического охотничьего замка.

Круглая рига состоит из высокой центральной цилиндрической части, сложенной из каменных блоков местного камня, который добывался близ селений Черницы и Парицы. Над карнизом из плиты по всему периметру идут прорезные зубцы в виде ласточкина хвоста. В этой части велась просушка снопов и обмолот. Вокруг среднего цилиндра, образуя довольно узкий кольцевой двор, построена низкая каменная стена диаметром 32 метра с цоколем из двух рядов крупных блоков и широким карнизом. От стены пятью радиусами расходятся приземистые строения - «хлебные магазины» - хранилища для зерна. В последней четверти XIX века здание Круглой риги использовали под конюшни лейб-гвардии Кирасирского полка.

Сильно разрушенная во время военных действий и пострадавшая от нерадивого использования в наши дни, Круглая рига тем не менее воздействует своим необычным архитектурным обликом, вызывая в памяти ассоциации с памятниками средневековой архитектуры Англии.

Проспект Императора Павла I вблизи Круглой риги и Смоленских ворот на небольшом отрезке именуется Киевской улицей. Здесь в XIX веке сформировался своего рода ансамбль двухэтажных и одноэтажных зданий, в которых использованы композиционные и декоративные приемы классицизма. Особенно интересно, что в решении некоторых применены «секции» - прием, восходящий к архитектуре Петербурга первой трети XVIII века (Киевская улица, дома № 7 и 9). Дом № 7 - образец сдвоенных двухэтажных «секций», каждая из которых по главному фасаду имеет пять осей проемов. Центральный проем первого этажа - дверь, выделенная треугольным сандриком, по оси которого над карнизом помещена двухскатная мансарда с окном лучкового очертания. Средняя часть каждой «секции» акцентирована четырьмя пилястрами дорического ордера, охватывающими два этажа, углы здания выявлены чередованием больших и малых гладких рустов, а подоконные части - рельефными балясинами. Дом № 9 - самостоятельное строение, которое по объему и декору является одной типовой секцией.

Как уже отмечали исследователи Гатчины, романтическими заставками Большого проспекта служат два сооружения, находящиеся теперь за городской чертой. На севере это Мозинские ворота, воскрешающие дух раннегреческой архитектуры, а на юге - лютеранская кирха, вызывающая ассоциации с готическим зодчеством. Построенная вблизи дороги, ведущей в деревню Малые Колпаны, кирха запоминается суровостью и отрешенной замкнутостью своего облика. Она состоит из трех четко выявленных объемов - трехъярусной башни, молитвенного зала и алтаря.

Заложенная в 1789 году, кирха была построена только в 1799-1800 годах архитектором А. Д. Захаровым. В этом произведении убежденный классик проявил удивительную стилистическую чуткость, использовав образную систему средневекового зодчества.

Кирпичное здание кирхи, несмотря на небольшие размеры, отмечено чертами монументальности. Вертикали углов двадцатидвухметровой башни и основного объема, зала, подчеркнуты рустами. Оконные проемы - по три на каждой продольной стене - имеют стрельчатые завершения. Более разнообразна декоративная обработка башни. Вход оформлен в виде портала - пилястрами, несущими антаблемент и профилированный стрельчатый фронтон. Над ним рельефная вставка, завершающая ярус башни. Второй ярус прорезан круглым окном, предназначенным для витража; на боковых стенах круглые окна только обозначены рельефным обрамлением. На третьем ярусе башни ее четыре грани прорезаны высокими узкими стрельчатыми окнами с выступающими наличниками. Завершают башню строгий профилированный карниз и четырехскатная кровля. Ее нынешняя конфигурация - результат предварительной реставрации. По проекту А. Д. Захарова башню венчал восьмигранный шпиль с золоченым шаром и выполненной из меди фигуркой петуха на вершине. Силуэт колпанской кирхи четко читается в перспективе Смоленской дороги, доминируя над равнинным сельским ландшафтом и предваряя встречу с городом.

Цепь архитектурных ансамблей, связанных с проспектом Императора Павла I, дополняется значительным числом примечательных зданий, формирующих лицо других гатчинских улиц. На улице Киргетова (бывшая Мариинская) в декоре деревянного дома обильно использованы различного рода фигурные и резные детали. И здесь же рядом с воплощенными в дереве мотивами русского народного орнамента - чисто классический рельеф: геральдический щит со скрещенными орудийными стволами и колесом между ними. Дом № 36 на улице Чехова (бывшая Ольгинская), с граненым куполом и шпилем над трехгранным угловым ризалитом, - пример использования стилистических примеров модерна. На той же улице находится двухэтажное с мансардой здание, эркер на фасаде которого сплошь застеклен и увенчан шестигранным шпилем с ажурным кованым флюгером.

Высотные завершения разных форм - одна из характерных черт объемно-пространственной композиции Гатчины.

На улице Хохлова хорошо сохранился особняк в стиле модерн, построенный в 1913 году архитектором Н. В. Гастевым для С. В. Рождественского - историка Гатчины (ныне гатчинский дворец бракосочетания). Это одноэтажное каменное здание с асимметричными фасадами и оконными проемами разной величины и очертаний. Особенно эффектно решен эркер с полуциркульными окнами, связанными общим волнообразным сандриком и балконом с изящным ограждением. Прихотливый контур фронтона над полуциркульным окном - дверью на балкон и мансардная кровля усиливают впечатление от этой тонкой стилистической интерпретации мотивов архитектуры рококо.

Одно из самых оригинальных произведений архитектуры начала XX века, выполненных в стилистике модерна, - миниатюрный ансамбль дома художника П. Е. Щербова (улица Чехова, 4).

втор особняка и дворовых построек - архитектор С. С. Кричинский. По его чертежам и рисункам в 1910 - 1911 годах было построено это загадочное по облику строение.

Почти весь объем здания перекрыт двухскатной, с крутым наклоном, черепичной крышей. Особенно выразительно решение фасада, обращенного в сторону улицы. Он воспринимается как большой треугольник, на котором как бы случайно разбросаны несколько окон разных размеров. При этом левая сторона фасада выступает вперед, переходя в полукруглую башню на высоту всего дома, и завершается куполом. Стена башни прорезана дверным проемом и на разных уровнях узкими окнами типа бойниц, а на самом верху - люкарной.

Подчеркнуто оригинальный облик дома Щербова языком архитектурных форм говорил о неординарной личности владельца - самобытного человека, выдающегося мастера карикатуры. Именно в этом особая ценность проекта Кричинского, создавшего образец дома как портрет личности.

В отличие от восточной части Гатчины с ее многочисленными памятниками архитектуры, охватывающими широкий диапазон времени и стилей, западная часть значительно беднее в архитектурном отношении. Она замкнута между границей Дворцового парка и линией Балтийской железной дороги. Среди архитектурных памятников западной части такой уникальный, как Дворцовые конюшни (казармы лейб-гвардии Кирасирского полка - ныне Военно-морской архив). Появление этого монументального строения в непосредственной близости от дворца связано с 1796 годом, когда Павел стал императором. Тотчас дворцовый конюшенный корпус начали перестраивать «под апартаменты», но обойтись без конюшен царская резиденция не могла. Естественно, что «августейший» владелец Гатчины пожелал, чтобы рядом с дворцом появились конюшни, по облику и размеру отвечающие престижу императорского двора. Бренне, которому поручили проектирование Дворцовых конюшен, был указан и образец - Большие конюшни в Шантийи (архитектор Ш. Обер, 1719 год). Они запомнились Павлу, как и другие постройки этого французского ансамбля. Строительство, начатое Бренной в 1798 году, было завершено в конце 1800-го А. Захаровым.

Комплекс конюшен состоял из главного корпуса и двух строений позади него - манежа и служебного флигеля, образующих в плане букву «П». В 1830-х годах конюшни перестроили под казармы. В конце XIX века они представляли собой обширное замкнутое прямоугольное каре. В этом ансамбле столь специфического назначения выделяется своими художественными достоинствами главный корпус, за которым закрепилось название «Дворцовые конюшни».

Объемно-пространственная трехчастная композиция Дворцовых конюшен читается с полной определенностью при первом взгляде. Средняя часть с входом выделена высотой, усложненной конфигурацией фасада и богатым архитектурным декором. Дверь, обрамленная профилированным наличником, завершается треугольным фронтоном. Она заглублена по сравнению с выступающими рустованными частями стен, своего рода пилонами, подчеркнутыми парными колоннами тосканского ордера. Они придают центральной части характер пышного портала. Это впечатление поддерживается полуциркульным люнетом, обрамленным мощной тройной тягой, напоминающей завершение триумфальной арки. Высокая мансардная кровля еще более усиливает барочный характер решения средней части здания. Однако не менее явственны в облике элементы классической архитектуры. Боковые части здания абсолютно симметричны. Фасады сплошь обработаны так называемым дощатым рустом и прорезаны шестнадцатью заглубленными проемами от цоколя и почти на полную высоту стены. Полуциркульные завершения проемов с замковыми камнями придают им вид аркады. В каждый проем вписаны окна - прямоугольные в первом и полукружные во втором этаже. Контраст горизонтальных членений рустовки и волнообразной линии завершения проемов придает уравновешенную ритмичность вытянутому в одну линию фасаду.

С Красноармейским проспектом связано во многом загадочное здание - Екатеринвердер, или точнее - Екатеринвердерская башня. Это скромное строение исключительно интересно как напоминание о неосуществленном грандиозном замысле Бренны - дополнить дворцовый ансамбль комплексом «офицерских покоев» - жилых зданий, воинских казарм, магазинов для продовольствия, связанных триумфальными арками.

Двухъярусная Екатеринвердерская башня - в плане восьмигранник, с двухэтажным и одноэтажным «ответвлениями», каждое на «одну ось», т. е. с одним оконным проемом. Первый ярус башни и ответвлений обработан горизонтальными рустами по всей плоскости фасадов и тягой по всему периметру. Стены второго яруса гладкие. Его узкие глухие грани подчеркнуты легкой раскреповкой. Он завершается профилированным антаблементом и парапетом. В первом ярусе по два оконных проема, а во втором над окнами на одной оси с ними люкарны - круглые световые проемы, обрамленные кирпичными наличниками.

Екатеринвердерская башня должна была стать одной из сторон главного входа в проектируемый комплекс. Между двумя одинаковыми башнями Бренна предполагал разместить тройную триумфальную арку, декорированную четырьмя группами парных колонн с капителями коринфского ордера и пышной скульптурной композицией из знамен, орудийных стволов, ядер, обрамляющих двуглавого орла. За тройной триумфальной аркой проектировалась круглая площадь, окаймленная тройными уступами, на которых в кадках должны были выставляться растения, подстриженные наподобие шаров. От левой башни должен был начинаться ряд из одиннадцати двухэтажных домов с мансардными крышами. Они отличались друг от друга протяженностью и деталями декора. Между зданиями предполагалось вкомпоновать своего рода триумфальные порталы. Один из них был трактован в виде портика с четырьмя каннелированными колоннами, несущими антаблемент, фриз которого украшен триглифами, и треугольный фронтон с «сухариками». В средней части композиции, где линии фасадов должны были сомкнуться под углом, архитектор задумал поместить оригинальное декоративное сооружение, овальное в плане, - лоджию, включающую бассейн. По фасаду лоджию фланкировали парные каннелированные колонны, над антаблементом которых высилось по одной вазе. Между колоннами Бренна изобразил вертикальные лепные гирлянды (подобные он использовал и в декоре дворцовых интерьеров). В глубине лоджии между двумя колоннами проектировался обелиск с венком на лицевой стороне.

Напротив двухэтажных домов, на противоположной стороне Екатеринвердерского каре, так же фронтально должны были расположить восемнадцать одноэтажных домиков одного типа, с тремя окнами и дверью. Перед ними проектировался фронт из пяти симметричных зданий, закрывающих эти непрезентабельные строения.

Линия двухэтажных домов, начатая тройной аркой, завершалась по проекту также триумфальной аркой, которая оформляла второй въезд в Екатеринвердер. Она должна была иметь один пролет. Над архивольтом арки компоновалась декоративная рельефная композиция. По сторонам пролета на выступающих вперед постаментах помещались парные колонны с пышными капителями. Завершать ворота должны были раскрепованный антаблемент, аттик и сложная скульптурная композиция. На рисунке ворот архитектор изобразил фигуру Геркулеса, попирающего льва, и трубящую Славу. Они поддерживали геральдический щит, окруженный венком.

Проект Екатеринвердера интересен сочетанием унифицированных типовых элементов чисто функциональных зданий и архитектурных вставок триумфального характера. Проект Бренны был одобрен Павлом, но успели возвести в 1797-1800 годах только существующую и поныне башню вблизи Кухонного каре дворца.

На Красноармейском проспекте находится двухэтажный дом № 26. В этом сильно перестроенном здании просматриваются черты, восходящие к концу XVIII столетия. Известно, что в 1797 году Павел пожаловал в Гатчине участок графу Н. П. Шереметеву. Исследователь Л. И. Прокопенко, анализируя сохранившиеся в Останкинском дворце-музее чертежи двух вариантов богатого особняка, пришла к выводу, что это проект И. Е. Старова и что он относится к данному участку.

Проектируемое здание решено в строго классическом духе. В одном случае - с портиками, колонны которых объединяют оба этажа, в другом варианте - с поэтажным членением и колоннами по второму этажу. При этом срезанный угол фасада декорирован лоджиями и скульптурой. Подчеркнуто нарядное решение здания выявляет его градостроительное значение: оно мыслится как главный элемент, формирующий композицию площади у входа в Сильвию и начало Егерской слободы.

На том же Красноармейском проспекте (дом № 50) находится здание бывшего Соляного магазина, постройка которого связана с именем А. Д. Захарова.

Несомненной архитектурной достопримечательностью Гатчины является Егерская слобода, расположенная в конце Красноармейского проспекта. В 1857-1860 годах по типовому проекту архитектора Г. Гросса было построено семнадцать одинаковых деревянных домиков для егерей, двухэтажный для главного егеря и один для егерской конторы. Обращенные фасадами на одну улицу (ныне Комсомольцев-подпольщиков), егерские дома интересны обильным использованием резных орнаментальных деталей, украшающих навес крыльца, карнизы, наличники окон. Резные детали, в которых легко узнаются мотивы русского народного узора, придают ансамблю особую образность, внося элемент живописности в четкую композицию симметрично расставленных однотипных жилых домиков.

С Егерской слободой планировочно связана удачная по пластическому решению церковь Покрова Пресвятой Богородицы. Возведенная более столетия тому назад, она не привлекала внимания исследователей, несмотря на очевидные художественные достоинства. Удачно вписанное в гатчинский ансамбль, компактное по объему, изящное по силуэту здание храма выглядит особенно нарядно и живописно в летнюю пору, в окружении деревьев. Пять золоченых (теперь голубых) куполов луковичной формы с крестами венчают среднюю четырехгранную часть. Еще две золоченые главки завершают звонницу, поставленную над главным входом в храм, и объем алтарной апсиды. В декоре фасадов явственно читаются элементы, почерпнутые в древнерусском зодчестве, - кокошники, пилястры с квадратными впадинами, арочки, конфигурация колонн. Примечательно, что все архитектурные украшения, обогащающие плоскость стен, барабанов куполов и обрамления окон, вырублены из черницкого камня. Особенно выразителен главный вход, оформленный двумя крупными колоннами, сложным архивольтом, кокошником и карнизом с модульонами. Звонница имеет цоколь из черницкой плиты и прорезана арками, опирающимися на восемь каменных колонн. Два крестообразных окна по сторонам входа усиливают образную перекличку с храмами древней Руси.

Возведение церкви в Егерской слободе осуществлялось по эскизному проекту известного петербургского зодчего, художника, исследователя византийской и древнерусской архитектуры, профессора и академика Д. И. Гримма (1823-1898). Одна из его самых значительных работ - великокняжеская усыпальница при соборе Петропавловской крепости. Строительство церкви вел академик архитектуры И. А. Стефаниц. Проект был утвержден Александром III в 1885 году. В конце мая следующего года состоялась торжественная закладка в «высочайшем» присутствии. К строительству церкви привлекались известные петербургские фирмы, заводы, товарищества и мастера. Работы велись чрезвычайно тщательно из отборных материалов, качество которых предварительно проверялось. Так, в механической лаборатории Института инженеров путей сообщения испытывалась прочность кирпича различных заводов и парицкой плиты. Каркасы куполов и кресты, покрытия из луженой меди, металлические связи, балки, две чугунные колонны для интерьера и другие части из металла выполнила фирма Ф. Сан-Галли. Она же осуществила и позолоту двойным листовым червонным золотом.

Семь колоколов для церкви изготовили к августу 1887 года на гатчинском меднолитейном заводе А. С. Лаврова. Они были соответственно отделаны и настроены.

Примечательно, что все художественное убранство и церковная утварь и даже одеяния священнослужителей имели только петербургское происхождение. Единственным исключением явились иконы, которые исполнил московский художник И. М. Софронов. В октябре 1888 года он доставил в Гатчину 24 иконы, написанные на цинке по золотому фону, в строгановском стиле. 28 октября того же года церковь была принята специальной комиссией и вскоре освящена. По велению императора Покровский храм был включен в число придворных церквей. * Далее текст с сайта pokrov.gatchina.ru отмечается значком *.

ЦЕРКОВЬ ПОКРОВА ПРЕСВЯТОЙ БОГОРОДИЦЫ. История создания Покровской церкви в Мариенбурге связана с перенесением в Гатчину в 1838 году Егерской слободы. Дворцовый храм куда раньше ходили егеря был закрыт, и поэтому придворное ведомство принялось хлопотать о постройке для егерей отдельной церкви. Проект поручили составить архитектору Л. И. Гримму , но он сделал только эскиз будущей церкви, т.к. рабочие чертежи делал академик И. А. Стефаниц. Работы по постройке храма начались в декабре 1885 года. Закладка церкви состоялась в присутсвии императоре Александра в честь Покрова Присвятой Богородицы. За один год храм был возведен вчерне и подведен под крышу. Железные каркасы для главок, которых покрывались луженой седью делал столичный завод Сан-Галли, которому поручили изготовить семь червонные золотом крестов. В конце августа кресты, поддерживаемые золочеными целями были торжественно подняты вместе с колоколами (их было семь), отлил мариенбургский колокол литейный завод Лаврова. В конце 1867 года все строительные работы были окончены и началось художественное оформление храма. Образа на иконостас были написаны Н. М. Сафоновым. Стены расписал П. Шилер. Все необходимое для ризницы храма было закуплено в магазине при фабрике З. Е. Сытова в Петербурге. Все было готово к торжественному освящению, когда Александр посетив церковь остался недоволен теснотой храма и потребовал ее расширить. В результате были произведены большие изменения, для которых потребовалось 111 дней напряженного труда. Освящение состоялось через месяц после спасения императорской семьи при крушении поезда близ Харькова. В том же году храм стал функционировать. После февральской революции императорская охота была упразднена, а храм стал приходским. Неизвестно, как протекала жизнь храма в последующие 15 лет. Закрытие храма произошло в так называемую "пятилетку безбожия", судя по всему или в конце 1932, или в начале 1933 года. С закрытием храма все имущество и церковное убранство храма было разграблено и уничтожено. Казалось,навсегда умолк колокольный звон. Но вот грянула война и немцы заняли Гатчину. Просьба об открытии церкви поступила в 1942 году и Покровский храм был снова открыт. Можно представить, что иконостас был временный, а утварь и иконы были с разных мест собраны верующими. В 80-х годах в храме был проведен ремонт: вычищена обновлена роспись, покрашены стены, написаны алтарный и наддверный образа, настлан поверх казенного деревянный пол... Среди современных святынь храм особо следует отметить особо почитаемые прихожанами образа: Божьей Матери "Взыскание погибших", святой благоверной Анны Кашинской и великомученницы Екатерины с частицами их мощей. За алтарем храма расположено небольшое кладбище, на котором погребены настоятели Покровской церкви.*

Гатчина, как любой современный город, продолжала развиваться и застраиваться новыми зданиями, особенно в послевоенные десятилетия. В 1940-1950-х годах в городе появилось несколько общественных зданий, выдержанных в духе ордерной классической архитектуры. Наиболее удачное из них - новое здание Варшавского вокзала (архитектор Д. П. Бурышкин), в котором использованы мотивы архитектуры Гатчинского дворца, соответственно переработанные. Здания последнего десятилетия выдержаны в функционально-конструктивном стиле, для которого характерны геометричность объемов, крупные поверхности стен и остеклении. Многие старые и новые улицы застроены малоэтажными домами, так что город сохранил в основном свойственный ему облик.

Городская застройка Гатчины в ее исторически сложившейся части по своим художественным достоинствам не менее ценна, чем дворцово-парковые ансамбли, являясь редким памятником русского градостроительного искусства XVIII-XIX веков.

рхитектурный комплекс Гатчины, включающий дворцово-парковые ансамбли и город, отличается особой стилистической и образной целостностью и взаимосвязанностью всех его частей. Это объясняется тем, что на протяжении более полутора веков работавшие здесь архитекторы с удивительной чуткостью и последовательностью соблюдали преемственность в развитии первоначальной идеи. Каждый из мастеров выявлял свою творческую индивидуальность в русле русской архитектурной культуры, которой столь свойственно интеллектуальное начало и понимание связи времен. Отсюда проистекает неповторимое обаяние гатчинского комплекса, который, несмотря на зримый, далеко еще не восполненный ущерб, не утратил своего романтического ореола и поэтичности.

саевич К. Ф. По парку в Гатчине. Л., 1929. | Абрамов Л. К.. Новые материалы о работах В. И. Баженова в Гатчине.—Архитектурное наследство. Вып. 1. М., 1951. | Бадаева С. Н., Помарнацкий А. В. Гатчина. М., 1952. Бадаева С., Смирнов Г. Гатчина (Красногвардейск). Л., 1935. | Белявская К,- П. Художник Ф. Виолье и его работы в Павловске. — В кн.: Памятники культуры. Новые открытия. М., 1977. | Гоголицын Ю. М., Гоголицына Т. М. Памятники архитектуры Ленинградской области. Л., 1987. | Гримм Г. Г. Архитектор Андреян Захаров. М., 1940. | Гримм Г. Г. Графическое наследие Антонио Ринальди. — Труды Государственного Эрмитажа. Т. 1. М., 1956. | Гримм Г. Г. Работы Ринальди по внутренней отделке Гатчинского дворца. — Труды Всероссийской Академии художеств. Т. 1. Л.—М., 1947. | Делиль Ж. Сады. Л., 1987. | Дергачева М. Гатчинский ансамбль времен Павла I. Л., 1935. | Дмитриев И. В. Земляное строение в Приоратском парке в Гатчине.—Строитель, 1895, № 24. | Елкина А. С. Гатчина. Л., 1980. | Кедринский А. А., Колотое М. Г., Медерский Л. А., Раскин А. Г. Летопись возрождения. Л., 1971. | Курбатов В. Я. Гатчина. Л., 1925. | Кючарианц Д. А. Антонио Ринальди. Л., 1984. | Кючарианц Д. А.. Раскин А. Г. Пригороды Ленинграда. Л., 1985. | Лансере Н. Е. Архитектура и сады Гатчины. — Старые годы, 1914, июль—сентябрь. | Липман А. И. Неизвестные постройки Николая Львова. — Архитектура Ленинграда, 1941, № 2. | Лихачев Д. С. Поэзия садов. Л., 1982. | Люберецкий И. Г., Прохоров Н. А. На ближних подступах к Ленинграду. Л., 1986. | Любирова И. П.. Никитина А. Б. Как реставрировать Приорат?—Ленинградская панорама, 1985, № 8. | Макаров В. К. Гатчинский парк. Пг., 1921. | Макаров В. К. Гатчина. М. — Л., 1927. | Макаров В. К; Петров А. Н. Гатчина. Л., 1974. | Мамаев К. К. Гатчина. М., 1958. | Минкина Г. Л., Мамаев К. К. Гатчинский парк. Л., 1956. | Никулина Н. И. Архитектор Львов. Л., 1970. | Николаева М. И. Гатчина — центр павловского режима. Л.. 1929. | Оль Г. А., Лансере Н. Н. Н. Е. Лансере. Л., 1986. | Петров А. Н. История строительства Приоратского дворца. Л,, ГИОП, 1952, рукопись, | Петров А. Н., Петрова Е. Н., Раскин А. Г., Архипов Н. И. и др. Пригороды Ленинграда. Л., 1984. | Пирютко Ю. М. Гатчина. Л., 1979. | Пушкарев И. Описание С.-Петербурга и уездных городов Санкт-Петербургской губернии. СПб., 1842, ч. 4. | Рузов Л. В., Яблочкин Ю. Н. Гатчина. Л., 1959. | Смирнов Г., Янченко И. Арсенальное каре Гатчинского дворца. Л., 1935. | Столетие города Гатчины. 1796—1896 гг. СПб., 1896. | Хомутецкий Н. Ф. Материалы к биографии С. Л. Шустова а Р. И. Кузьмина.—В кн.: Архитектурное наследство. Л.—М., 1955. | Шуйский В. К. Винченцо Бренна. Л., 1985. | Описание Санкт-Петербургской губернии по уездам и станам. СПб., 1838.

Писать о Николае Александровиче Львове увлекательно и трудно. То и другое потому, что был он личностью крупной, необыкновенной, даже если хотите, загадочной, многогранной, и каждая грань его таланта заслуживает отдельного, достойного внимания рассказа. Это был человек из породы Леонардо, Ломоносова - людей, не так уж часто посещающих Землю, людей, которым интересно жить в этом мире, для которых увлеченность, страсть к познанию - высшая страсть в жизни. Он был из тех, кто смотрел на природу не восхищенными глазами наблюдателя, а преображал ее, заботясь прежде всего о пользе отечества. Такие люди неизбежно находились впереди своего времени или, по крайней мере, на самом переднем его рубеже.

Любопытно, что старая энциклопедия Брокгауза и Ефрона видит Львова лишь как литератора и поэта XVIII века, оставляя без внимания или упоминая вскользь другие стороны его деятельности. Большая советская энциклопедия пишет о Львове прежде всего как о выдающемся архитекторе. Другие, специальные энциклопедии и справочники могли бы сделать упор на ином - и тоже было бы справедливо.

По самым скромным подсчетам, Львов спроектировал и за очень небольшим исключением построил более тридцати зданий разного назначения. Все дошедшие до нас постройки ценятся как замечательные архитектурные памятники классицизма.

Он перевел "Четыре книги по архитектуре" Палладио и опубликовал первую часть, чего не успел сделать Петр Еропкин за полстолетия до него. Львов писал стихи, басни; поэма его в духе русских былин "Добрыня, богатырская песня" увидела свет уже после смерти писателя. Он сотрудничал в журнале "Собеседник любителей российского слова". Увлекаясь фольклором, собирал народные песни и опубликовал "Собрание народных русских песен с их голосами" в музыкальной обработке Прача, выдержавшее несколько изданий. "Собранию" был предпослан" трактат "О русском народном пении". Он написал либретто трех комических опер; одна из них, "Ямщики на подставе" композитора Е И. Фомина, вскоре после постановки была снята за резкую критику нравов того времени. Занимаясь историей, он обнародовал летопись XVI века, известную сейчас как "Львовская летопись". Он был великолепным чертежником и рисовальщиком - право говорить об этом дают его архитектурные проекты и рисунки. Он был отменным гравером, нередко гравировал свои же рисунки и увлекался новой тогда техникой этого искусства - лависом, пробовал соединять офорт, акватинту и лавис с иглой.

Львов усовершенствовал доступный способ постройки зданий из земли, дешевого и огнестойкого материала, что было важно для вечно страдавших от пожаров деревень и сел в безлесных районах, а также открыл школу у себя в имении, научив за шесть лет более восьмисот присланных из разных губерний крестьян строить такие дома. Он занялся поиском на Валдайской возвышенности каменного - или, как тогда говорили, земляного угля, желая сократить порубки драгоценного леса и освободить страну от привозного, из Англии, топлива, и обнаружил месторождение в Боровичах, осваивать которое начали лишь в советское время. С той же целью он разведывал залежи торфа под Москвой. Опубликовал труд "О пользе и употреблении русского земляного угля" и в нем впервые указал на возможность получения из боровичского угля кокса. Он научился добывать из этого угля серу, также целиком ввозимую тогда из-за границы, и особую смолу для корабельных снастей и покрытия днищ судов. Он изобрел новый строительный материал - "каменный картон". "Из сей материи, писал Львов, - можно делать не только всякие разные украшения и барельефы, столько же вечные, как и бронза, но даже и круглые статуи". Мог картон употребляться и на обшивку кораблей. Для его производства он сконструировал специальный механизм, соединявшийся с паровой машиной. Между прочим, машина Львова дала толчок для механизации бумажного производства, бывшего до того времени полностью ручным. Львов занимался усовершенствованием вентиляционно-отопительной техники в жилищах и опубликовал книгу в двух частях "Русская пиростатика, или употребление испытанных уже воздушных печей и каминов...". Он обследовал на Кавказе минеральные источники и проектировал водные лечебницы, которые могли бы конкурировать с иностранными.

Перечисляя работы и достижения Н.А. Львова, удивляешься сколько много сделал он немногим за пятьдесят два года жизни. Но самое, пожалуй, поразительное, что Львов нигде основательно не учился; мало того, до восемнадцати лет он вообще был захолустным дворянским недорослем, который, по словам знавшего его лично биографа, "лепетал несколько слов по-французски, а по-русски писать почти не умел". Первые же кирпичи под будущую церковь Иосифа по проекту Львова заложат в Могилеве, когда архитектору исполнится двадцать девять.

Стало быть, всего десять лет понадобилось Львову, чтобы, начав с азов, собственными усилиями достигнуть уровня высококультурногo, эрудированного человека, стать архитектором! Неужели это возможно? Для многих это так и осталось загадкой. До сих пор искусствоведы не верят, что Львов не учился у кого-либо из известных архитекторов того времени. Но подтвердить свои сомнения документально не могут.

1780 год - год, когда началось строительство церкви в Могилеве, - откроет список всех дальнейших работ Львова. И список этот будет заполняться с невероятной быстротой до последних дней жизни. А жить ему оставалось всего двадцать три года.

Собственно, личность его по настоящему начала формироваться в Петербурге, куда он приехал восемнадцатилетним юношей из глухой провинции - под Торжком у родителей было небольшое имение, село Черенчицы; там Львов родился в 1751 году, там провел детство, довольно рано потеряв отца. По тогдашним традициям многих дворянских семей его с младенчества записали в гвардию. Местом службы определялась бомбардирская рота лейб-гвардии Измайловского полка в Петербурге.

В столице он поселился на 11-й линии Васильевского острова, у братьев Соймоновых, близких своих родственников. Это была культурнейшая семья, известная в Петербурге своей патриотической настроенностью. Отец - Федор Иванович Соймонов - первый русский гидрограф, картограф, составитель карты Каспийского моря, - в последний год правления Анны Иоанновны был осужден по делу Волынского за выступление против Бирона и вместе с архитектором Петром Еропкиным приговорен к четвертованию. Правда, он избежал смерти, был бит кнутом на площади и сослан в Сибирь. Один из его сыновей - Михаил Федорович, президент Берг-коллегии горного ведомства, - был учредителем Горного института и первым его директором. Другой - Юрий Федорович - занимался строительством и гражданской архитектурой.

Братья Соймоновы, по-родственному опекавшие молодого провинциала, возможно, и определили круг его интересов: вряд ли случайно Львов займется потом именно архитектурой, строительством и горным делом.

Он прилежно служил в Измайловском полку. В то время здесь открылась школа. Учеба в школе была поставлена довольно серьезно, - там преподавали грамматику, географию, французский и немецкий языки, математику, фортификацию. Школа ввела Львова в мир знаний. Словно обеспокоенный попусту проведенными в провинции годами, он с жадностью брал все, что смогла дать ему школа, и, сверх того, упорно учился сам.

И все же не фортификация и не баллистика занимали его. Неудержимо влекло искусство. "Не было искусства, к которому он был бы равнодушен, - писал о Львове современник, - не было таланта, к которому он не проложил тропинки; все его занимало, все возбуждало его ум и разгорячало сердце". Уже в полковой школе вокруг Львова образовался небольшой кружок любителей словесности. В нем молодые люди читали и обсуждали книги, публикации в журналах, переводили латинских авторов, пробовали сами писать стихи и издавали рукописный журнал "Труды четырех разумных общников". В полку Львов подружился и с Василием Васильевичем Капнистом, будущим поэтом и драматургом, ставшим впоследствии и близким его родственником.

Однажды, прочитав в журнале "Оду на взятие турецкой крепости Журжи", Львов захотел познакомиться с автором. Это оказалось делом не таким трудным, потому что автор оды и будущий баснописец Иван Иванович Хемницер работал маркшейдером в Берг-коллегии у М. Ф. Соймонова. Застенчивый, простодушный и рассеянный молодой человек, сын полкового лекаря, приехавшего в петровские времена из Саксонии, Хемницер пришелся по душе Львову. Особенно они сдружились во время длительной поездки по Германии, Голландии и Франции, куда их обоих взял с собой М.Ф. Соймонов.

Человек подвижной, обаятельный, по словам современника, "устойчивый в преодолении всякого рода затруднений", Львов находил людей, близких ему по духу и стремлениям, быстро сходился с ними, и многие остались ему верны до самой смерти. Он знаком с Фонвизиным и Кваренги, известнейший художник Левицкий для него - свой человек. Благодаря Левицкому мы великолепно представляем, как выглядели не только сам Львов, но и его жена Мария Алексеевна (до замужества Дьякова), - портрет Дьяковой, шедевр портретной живописи XVIII века, хранится в Третьяковской галерее. Львов "открыл" другого замечательного художника того времени - Боровиковского, который расписывал ему храм Иосифа в городе Могилеве.

В конце 1770-х годов произошло знакомство Львова с работавшим в Сенате Гавриилом Романовичем Державиным, в то время начинающим поэтом. Они встретились в здании этого высшего правительственного учреждения среди битых кирпичей и наваленной повсюду штукатурки - Сенат перестраивался и ремонтировался. Державин вел надзор за работами, а Львов придумывал аллегорические барельефы, которые должен был сделать скульптор Рашетт для украшения зала общих собраний. Знакомство Львова с Державиным, очень скоро перешедшее в дружбу и даже в родственные отношения, существенно повлияло на жизнь обоих. А после кончины Львова и его жены Державин воспитывал пятерых их детей.

Все эти люди были разного положения и разного возраста, почти все старше Львова, - Левицкий на шестнадцать лет, Державин на восемь, - но это не являлось помехой в отношениях: их объединяла страстная любовь к прекрасному, к творчеству.

В хлебосольном доме Державина часто собирался кружок, в котором, как писал под конец жизни сам Державин, "поселились Словесность, Поэзия, Живопись, Архитектура, лепные работы и Музыка". Сюда приходил подвижной, решительный Капнист; садился укромно в уголочке молчаливый Хемницер; из комнат слышался смех - это балагурил, блистая остроумием, сенатский секретарь А. С. Хвостов, больше любитель поэзии, нежели поэт. Он развлекал молодежь - художника А. Н. Оленина, впоследствии президента Академии художеств, композитора Н. П. Яхонтова и его сестру, искусно лепившую фигуры из воска. Державин в свободном домашнем сюртуке принимал гостей...

И ни одно собрание не обходилось без Львова. Высокий красавец с тонкими чертами лица, он был и любимцем, и душой кружка, и его теоретиком. Он умел со всеми ладить, шутил, забавлял веселыми историями.

Безукоризненный природный вкус и поэтическое чутье, с удивительной силой развившееся во Львове, давали ему право на замечания и советы. Его мнение ценили, к нему прислушивались. В рукописях Державина сохранилось множество пометок и поправок, сделанных рукой Львова. Ему прежде всего показал Державин свою знаменитую оду "Фелица". Хемницер не печатал ни одной своей басни без одобрения Львова. Сам же он, возможно, не чувствовал достаточных сил для развития своего поэтического дарования, а может быть, относился к публикациям с той долей легкомыслия, которая присуща многим талантливым и лишенным честолюбия людям: одни стихи печатал под своим именем, другие - анонимно или вообще кидал в ящик стола; гораздо позднее исследователи обнаружили в сборнике басен Хемницера несколько принадлежащих Львову.

На редкость верной, трогательной и щедрой была дружба четырех людей, оставивших о себе память в истории русской литературы. Державин сам признавал в своих записках, что этот домашний кружок заставил его заново оценить свое творчество. И именно после встреч и споров с Львовым, Капнистом, Хемницером появился другой, настоящий поэт Державин, каким знаем его мы.

Львов постоянно хлопотал у своих покровителей то за Державина, то за Капниста, то за Хемницера.

Ни военная служба, ни сердечные дела не мешали Львову учиться. Его острый, цепкий ум позволял схватывать и усваивать знания во много раз скорее, чем это могли другие. "Казалось, что время за ним не поспевало: так быстро побеждал он грубую природу и преодолевал труды, на пути к приобретению сих знаний необходимые", - писал о нем современник. Львов учился везде, где только мог: и в державинском кружке, и общаясь с художниками, но больше всего знаний он черпал из книг - читал много, постоянно, с карандашом в руках, даже в дороге, что в те времена было делом непростым.

В немалой степени обогащали и заграничные поездки, особенно первая, с Соймоновым и Хемницером. Тогда у молодых людей не было никаких обязанностей. Они ходили по театрам, музеям, осматривали достопримечательности городов, сооружения великих зодчих. По словам биографа, Львов "все видел, замечал, записывал, рисовал". У будущего архитектора выработались четкие эстетические позиции, быть может и отличные от общепринятых тогда, но свои. Он восторгался Рафаэлем, Тицианом, Веласкесом, обошел молчанием Рембрандта и не принимал Рубенса.

Его кумиром был Руссо, он разделял эстетические взгляды Дидро. Вообще же Львов резко отрицательно относился к отмирающему барокко, что характеризует его передовые по тем временам воззрения. Не случайно он взялся переводить Палладио, поборника простоты и строгости линий в архитектуре. В предисловии к переводу он писал: "В моем отечестве да будет вкус Палладиев, французские кудри и английская тонкость и без нас довольно имеют подражателей". В своих архитектурных проектах он строго следовал этим принципам.

После поездки по Европе в полк Львов больше не вернулся, а начал служить в Коллегии иностранных дел. Его начальником и покровителем стал П. В. Бакунин, а потом и другой вельможа - граф Александр Андреевич Безбородко, личный секретарь Екатерины II и фактический министр иностранных дел, в конце жизни - канцлер.

Видный дипломат, человек умный и способный, Безбородко ценил искусство (у него была богатейшая в России коллекция картин и художественных изделий) и покровительствовал художникам, писателям, музыкантам. Когда же из Коллегии иностранных дел выделилось почтовое ведомство, Безбородко назначили генерал-почт-директором. В новое ведомство он сразу взял с собой Львова - для особых поручений.

В те века талантливые люди, даже дворяне, вынуждены были искать себе покровителей среди фаворитов, титулованных вельмож, чтобы выдвинуться и проявить себя. С другой стороны, и вельможи не прочь были окружить себя талантами, с помощью которых они могли бы показать собственную просвещенность и блеснуть при дворе. Поэтому нет ничего удивительного, что у разносторонне одаренного Львова были свои благодетели. Их он умело использовал, когда требовалось поддержать друзей, с их помощью продвигался и сам. Именно Безбородко, должно быть знавший о склонности Львова к проектированию, рекомендовал его Екатерине II как архитектора, способного построить собор, который она пожелала воздвигнуть в честь ее дипломатической встречи в Могилеве с австрийским императором Иосифом II.

По сведениям, правда косвенным, некоторые столичные архитекторы до Львова подавали свои проекты храма, но они были отвергнуты. Проект же Львова получил одобрение. Церковь казалась необычной по тем временам: простая по форме, без "французских кудрей", она подкупала своей строгостью, напоминавшей древнегреческие, классические сооружения.

Отмирало барокко, и победа Львова во многом объясняется начавшейся сменой стилей в архитектуре.

Шумный успех окрылил молодогo архитектора. Он с упоением выполняет заказы. Их много, они различны - и дачи для сановников под Петербургом, и церкви под Торжком, в Выборге и в других местах. Он заново по своему вкусу отстраивает собственную усадьбу. "Дом в деревне Черенчицы. 15 верст от Торжка, - читаем на проекте собственноручную надпись архитектора. - Прожектировал, чертил, иллюминовал, строил, гравировал и в нем живет Николай Львов". И все эти проекты были созданы за каких-нибудь два-три года!

Принимала парадный вид столица, застраивались дворцами пригороды - Царское Село, Павловск, Гатчина. Старов строил Таврический дворец, Камерон занимался Павловском; приехал из Италии Кваренги... Специальным указом решено было облицевать гранитом кирпичную Петропавловскую крепость. Львову поручили заново отстроить крепостные Невские ворота.

| Ворота выходили к Комендантской пристани. Они не считались главными, но украшали фасад крепости. Кроме того, в особо торжественных случаях, начиная с 1724 года, из Невских ворот выносили хранившийся в крепости ботик Петра 1 - "дедушку русского флота". Под пушечный салют и гром духовых оркестров ботик помещали на крупное судно, везли на молебен в Александро-Невский монастырь, после чего тем же путем возвращали обратно. Этот ритуал символизировал рождение и могущество Российского флота.

Львов учел все эти обстоятельства и спроектировал ворота монументальными, чтобы они хорошо просматривались с противоположного берега Невы, простыми по очертаниям и гармоничными по пропорциям. Треугольный фронтон, завершающий портик, он украсил изображением якоря и лавровых веток.

Для Безбородко Львов был неоценимым человеком. Он безупречно выполнял поручения своего патрона, к тому же обладал тонким вкусом, прекрасно разбирался в искусстве и был тесно связан с художниками. На глазах Безбородко бурно расцвел талант Львова архитектора, чем вельможа непреминул воспользоваться. Для украшения его дачных парков в Полюстрове (сейчас в черте Санкт-Петербурга) и в Москве Львов построил модные тогда садовые домики-павильоны, отличавшиеся простотой и изяществом. Когда было решено возвести в Петербурге новый почтовый стан, Безбородко, не колеблясь, заказал проект Львову.

Еще до назначения директором почты он купил земельный участок в центре города на Выгрузном переулке (ныне переулок Подбельского), и архитектор Кваренги начал строить для него дом, довольно скромный снаружи и роскошный внутри (теперь в нем находится музей связи). Возглавив же почтовое ведомство, Безбородко присмотрел рядом два пустых участка (в границах нынешних улиц Союза Связи и переулка Подбельского). Участки принадлежали профессору Урсинусу и нотариусу Медеру. По соседству продавался трехэтажный дом графа Ягужинского. Участки и дом купила казна. Львов перестроил дом Ягужинского под главное почтовое правление, а на пустующих участках спроектировал стан.

| Почта занималась тогда не столько пересылкой корреспонденции, сколько перевозкой людей. Поэтому почтовый стан вмещал в себя и конюшни, и каретные, и мастерские для ремонта карет, сбруи и т.п. Тут же размещались жилые помещения для чиновников и прислуги.

В начале нашего века здание Главного почтамта реконструировалось в основном внутри. Там, где сейчас под обширной застекленной крышей находится операционный зал, по проекту Львова был открытый двор. Через главный, южный, въезд сюда прибывали экипажи; по бокам располагались конюшни и другие подсобные помещения.

Почтовый стан Львов спроектировал удобным в середине и классически простым и строгим снаружи - в соответствии с его назначением, - положив в основу периметриальный план застройки участка, характерный для Петербурга.

От главного почтового стана ямщики гнали лошадей по трактам в разные концы страны, останавливаясь лишь на промежуточных станциях. Станции, где меняли лошадей и менялись возницы и где путники отдыхали, повсюду были разными и внешне и внутренне, часто не приспособленными для стоянок. Поэтому одновременно с главным почтовым станом Львов вычертил двух видов "примерные" (типовые) проекты почтовых станций для губернских и уездных гoродов, предусмотрев удобства для приезжих и почтовых служащих. Проекты Львова рассылались по всей России. В Твери, в Торжке и в некоторых других городах такие станции были построены.

В центре Петербурга могло возвышаться еще одно крупное сооружение по проекту Львова - здание Кабинета, правительственного учреждения, ведавшего делами "по хозяйственной части всех мест, ко двору принадлежащих". Оно должно было занять место между Невским проспектом, Большой Морской улицей (ул. Герцена) и Кирпичным переулком, но из-за огромных расходов в начавшейся новой войне с Турцией так и осталось в чертежах. По ним мы можем хорошо представить это монументальное здание с куполом, поднимающимся над главным корпусом, который фасадом с парадным подъездом выходил на Невский.

Неосуществленными остались, но по другим причинам, также проекты Казанского собора и дома, который архитектор намеревался возвести для Г. Р. Державина на угловом участке Невского проспекта и Фонтанки, против Аничкова дворца. Зато другой, весьма своеобразный дом Львов построил для друга на Фонтанке, неподалеку от Измайловского моста. Здание это существует и поныне (оно значится под номером 118), правда в сильно измененном виде. Державин прожил в нем до последних своих дней.

| Несколько необычна, пожалуй, для Львова небольшая Троицкая церковь, воздвигнутая в бывшем селе Александровском на Шлиссельбургском тракте (теперь проспект Обуховской Обороны), хотя если внимательно присмотреться, то и ей можно найти аналоги в классической древности. Церковь начали строить в 1785 году в парке летнего имения генерал-прокурора и директора императорского фарфорового завода князя А. А. Вяземского (она стоит и сейчас недалеко от Обуховского завода). Сама церковь - шестнадцатиколонная ротонда с пологим куполом отделена от звонницы, сооруженной в любимой Львовым форме пирамиды, в которой с четырех сторон прорезаны арки для колоколов. Должно быть, ротонда и пирамида и послужили поводом к просторечному названию церкви "Кулич и пасха", бытующему по сегодняшний день.

В эти же годы Львов спроектировал и построил еще одну церковь другому вельможе - графу А. Р. Воронцову в селе Мурино, под Петербургом (ныне станция Девяткино), где находилась графская усадьба. Это великолепное творение Львова пока еще существует, но требует безотлагательной реставрации. Муринская церковь совершенно отлична от "Кулича и пасхи" и сделана в традиционно русском стиле, корни которого уходят в древнее зодчество. Состоящая из нескольких ярусов, она сочетает камень и дерево (нижний ярус, цоколь, - каменный, верхние - восьмигранная колокольня и венчающая все сооружение ротонда с колоннами - деревянные). Внутри раньше находился иконостас с иконами работы В. Л. Боровиковского, но он утрачен.

| Как и прочие свои здания, в том числе "Кулич и пасху", Львов оборудовал Муринскую церковь "воздушными", или "духовыми", печами своей конструкции. Такие печи, благодаря оригинальным ходам, проложенным в стенах для воздушного потока с улицы, не только обогревали помещение, но и проветривали его. Увлеченный совершенствованием печного отопления, Львов в своем двухтомном труде "Русская пиростатика..." подробно описал "воздушные" печи, рассчитывая, что они могут быть с пользой применены в любом доме, но особенно там, где скапливается много людей, - в больницах, церквах, воспитательных домах, богадельнях. Между прочим, существуют сооружения, авторство которых не всегда ясно из-за утраченных документов и чертежей, Однако стиль зодчего, его манера, почерк, пристрастие к определенным формам и деталям могут сказать о многом. Так было с "Куличом и пасхой". Авторство Львова предполагалось, даже почти утверждалось, но только почти. Ремонт же церкви в 30-х годах нынешнего столетия позволил обнаружить "воздушные" печи, которые были так характерны для Львова - архитектора и инженера. Последние сомнения исчезли.

В 1799 году умер Безбородко, и положение Львова стало не таким прочным, как прежде. На престол вступил Павел I, окруживший себя новыми людьми, враждебно настроенными ко всем, кто служил Екатерине. Правда, незадолго до смерти Безбородко и уже при Павле Львов все же получил задание перестроить Кремлевский дворец в Москве. Его проект, утвержденный Павлом I, был грандиозен: старый небольшой растреллиевский дворец предполагалось сделать лишь флигелем нового здания, выходившего фасадом на Москву-реку. Осуществить свой замысел архитектор не успел - ему удалось переделать только сам растреллиевский дворец.

В эти же годы Львов увлекался землебитным строительством.

Хоть взят он от земли и в землю он войдет,| Но в зданьях земляных он вечно проживет, | - писал о друге Державин, восторгаясь его поисками.

Павел I, прослышав о домах из земли, пожелал, чтобы архитектор построил таким способом дворец в Гатчине для великого приора (игумена) ордена Мальтийских рыцарей. (Павел утвердил в России "великое приорство" ордена и сам принял звание "Великого магистра"; после занятия Мальты французами резиденция ордена была перенесена в Петербург). Львов подготовил проект небольшого дворца, который стилистически ассоциировался со старинными швейцарскими замками (но никоим образом не копировал их!).

| Разумеется, архитектор обращался не к самому Павлу. При строительстве ему приходилось иметь дело с фаворитом царя - генерал-прокурором П. Х. Обольяниновым, грубым, малообразованным, бесталанным, да к тому же еще и завистливым служакой, штатским двойником Аракчеева. Когда пришла пора выбора места под приорат, Обольянинов спросил, где Львов думает его построить, но на указанном месте строить не разрешил. Другое место, предложенное архитектором, он тоже отклонил. "Тогда укажите сами", - сдерживаясь, сказал Львов. Обольянинов показал на болото возле Черного озера - самое бросовое место. "Хорошо, - невозмутимо ответил Львов, - я построю дворец и там, но это будет стоить государю намного дороже..."



Узнать и увидеть больше о Гатчине её дворцах, парках и истории:
◦   Гатчина. Художественные памятники / Gatchina. Art monuments - рассматривается весь комплекс гатчинских дворцово-парковых ансамблей и города как единое художественное целое в их исторической и композиционной связи. Фотографии и иллюстрации к данному разделу.
◦   Фотоальбом 'Моя заповедная Родина' с путевыми заметками и подразделами
◦   Статьи и публикации о городе Гатчина и Гатчинском районе / Articles and publications about the city of Gatchina
◦   Литературный раздел - Гатчина. Литературное зеркало