«Формальный метод» в литературоведении, теоретическая концепция, утверждающая взгляд на художественную форму как категорию, определяющую специфику литературы и способную к саморазвитию. «Ф. м.» в определённой мере подготовлен неокантианством. Как особое направление сложился на рубеже 19–20 вв. первоначально как реакция на импрессионистическую критику и позитивистски окрашенные направления в литературоведении и искусствознании (например, культурно-историческая школа в литературоведении), позднее – как теоретически обосновываемая методика, устремленная к изучению внутренних (структурных) закономерностей художественного произведения.

  На Западе в 1910-е гг. «Ф. м.» ярче всего проявил себя в теории изобразительного искусства (Г. Вёльфлин) и при сравнительном изучении различных искусств (О. Вальцель – Германия), что имело положительным результатом наблюдения в области описательной (формальной) типологии. В литературоведении «Ф. м.» был представлен изучением «морфологии романа» (В. Дибелиус – Германия), «языковой стилистики» (Л. Шпитцер) и др. Методические принципы ряда разновидностей «Ф. м.» на Западе сводились к «пристальному чтению» произведений при игнорировании всех «внелитературных» компонентов. Итоги его развития в 1920-е гг. – утверждение статистической описательной методики, отказ от генетических и эволюционных планов изучения литературы.

  Существенно иное явление по генезису и методологии – «формальная школа» в России (середина 1910-х – середина 1920-х гг.), исходившая не из искусствоведческих концепций, а из ориентации на лингвистику (что характерно в первую очередь для ОПОЯЗа и Московского лингвистического кружка). Учение И. А. Бодуэна де Куртенэ о языке как функцией, системе, переосмысленное применительно к литературным явлениям, способствовало переходу от ранней механистической доктрины, в силу которой произведение рассматривалось как «сумма» (В. Б. Шкловский) составляющих его «приёмов» («формальная поэтика»), к взгляду на произведение как «систему» (Ю. Н. Тынянов) функциональных единиц (представление, характерное для «функциональной поэтики»). Одновременно эволюционирует взгляд на основные понятия теоретической и исторической поэтики: от оценки формы как единственной носительницы художественной специфики и игнорирования содержания как «внехудожественной» категории – к постановке и обоснованию в общем виде концепции «содержательной формы»; от представления о смене литературных явлений в результате разрушения автоматизма восприятия и борьбы «старшей» (канонизированной) линии с неканонизированной «младшей» линией к историко-литературному осмыслению смены жанров и стилей.

  Плодотворным моментом в трудах представителей и сторонников «формальной школы» были конкретные исследования ряда ранее не изученных проблем в работах, посвященных стилистическим формам речи и языка (В. В. Виноградов), рифме, метрике и композиции стиха (В. М. Жирмунский), соотношению семантики и стиховой конструкции (Тынянов), синтаксиса и поэтической интонации (Б. М. Эйхенбаум), ритма и метра (Б. В. Томашевский), языкотворчеству футуристов (Г. О. Винокур), ритму и синтаксису (О. М. Брик), сюжетосложению (Шкловский), произносительно-слуховой интерпретации художественной речи (С. И. Бернштейн), системному описанию волшебной сказки (В. Я. Пропп), поэтической фонетике (Е. Д. Поливанов), принципам фонологического изучения стиха и стилистической семантике (Р. О. Якобсон) и др. На протяжении 20-х гг. были выдвинуты идеи, ставшие актуальными в развитии структурной поэтики, информации теории, семиотики, машинного перевода. Проблематика исследований названных учёных 2-й половины 20-х гг. несводима к положениям «Ф. м.». Так, для «функциональной поэтики» характерно признание недостаточности синхронического плана изучения поэтики и требование дополнения его планом диахроническим, что имело следствием решительный выход за рамки «литературного ряда» и рассмотрение литературных систем в широком контексте литературного быта, социальной среды и исторической эпохи, которые в свою очередь системны. В дальнейшем учёные, разделявшие принципы «формальной школы», приходят к более широкому и универсальному научному методу постижения формы и содержания в их единстве.

  На Западе к сходным представлениям пришли представители Пражского лингвистического кружка (Я. Мукаржовский и др.), сохранив, однако, на определённое время элементы ранней доктрины «Ф. м.» (Р. Якобсон). В 20–30-е гг. «Ф. м.» пытается обновиться, сближаясь с «семантическим анализом» А. А. Ричардса, получив в Англии и США название «новой критики». В 40–50-е гг. положения «Ф. м.» нашли в Швейцарии поддержку в методике «интерпретации» произведений (В. Кайзер, Э. Штайгер). В настящее время идеи «Ф. м.» и ОПОЯЗа вызывают на Западе значительный интерес, что отчасти объясняется попытками создания неоформалистической методологии в литературоведении. Претензии сторонников «Ф. м.» на исчерпывающее раскрытие художественной сущности литературы необоснованы, т.к. сущность и ценность литературы непостижимы вне органического единства содержания и формы.

  Лит.: Шор Р., «Формальный метод» на Западе, в кн.: Ars poetica, 1, М., 1927; Волошинов В. Н. [Бахтин М. М.], Марксизм и философия языка, 2 изд., М., 1930; Структурализм: «за» и «против», М., 1975; Бахтин М. М., Вопросы литературы и эстетики, М., 1975. См. также лит. при статьях ОПОЯЗ, «Новая критика», Структурализм.

  Д. Д. Ивлев.