Российские универсальные энциклопедии
на главную страницу

   
источник статьи:
Большая Советская Энциклопедия
(БСЭ)


Российские универсальные энциклопедии
Брокгауз-Ефрон и Большая Советская Энциклопедия
объединенный словник





Литературоведение, наука о художественной литературе, её происхождении, сущности и развитии.

  Предмет и дисциплины литературоведения. Современное Л. представляет собой очень сложную и подвижную систему дисциплин. Различают три главные отрасли Л.: теория литературы, история литературы и литературная критика. Теория литературы исследует общие законы структуры и развития литературы. Предметом истории литературы является прошлое литературы как процесс или как один из моментов этого процесса. Литературную критику интересует относительно единовременное, последнее, «сегодняшнее» состояние литературы; для неё характерна также интерпретация литературы прошлого с точки зрения современных общественных и художественных задач. Принадлежность критики к Л. как к науке не является общепризнанной (см. Литературная критика).

  Важнейшей частью Л. является поэтика — наука о структуре произведений и их комплексов: творчества писателей в целом, литературного направления, литературной эпохи и т. д. Поэтика соотносится с основным отраслями Л.: в плоскости теории литературы она даёт общую поэтику, т. е. науку о структуре любого произведения; в плоскости истории литературы существует историческая поэтика, исследующая развитие целых художественных структур и их отдельных элементов (жанров, сюжетов, стилистических образов и т. д.); возможно применение принципов поэтики в критике. Во многом аналогичное положение занимает в Л. стилистика художественной речи: она может входить в теорию литературы, в общую поэтику (в этом случае она представляет собой исследование одного из уровней структуры, а именно — стилистического и речевого уровня), в историю литературы (например, язык и стиль данного течения и направления), а также в литературную критику (стилистические штудии современных произведений почти во все времена составляли одну из излюбленных функций критики).

  Для Л. как системы дисциплин характерна не только тесная взаимозависимость всех её отраслей (так, критика опирается на данные истории и теории литературы, а последние учитывают и осмысляют опыт критики), но и возникновение дисциплин второго ряда. Существуют теория критики, история критики, история поэтики (следует отличать от исторической поэтики), теория стилистики художеств. речи и т. д. Характерно также передвижение дисциплин из одного ряда в другой: так, критика со временем становится материалом истории литературы, исторической поэтики и др. наук. Наряду с названными выше основными дисциплинами Л. существует множество вспомогательных: литературоведческое архивоведение, библиография художественная и литературоведческая литературы, эвристика, палеография, текстология, комментирование текста, теория и практика эдиционного дела и др. В середине 20 в. усилилась роль математических методов, особенно статистики, в Л., преимущественно в стиховедении, стилистике, текстологии, фольклоре, где легче выделяются соизмеримые элементарные отрезки структуры (см. Структурализм, Поэтика, Структура). Вспомогательные дисциплины — необходимая база основных; вместе с тем в процессе развития и усложнения они могут выявлять самостоятельные научные задачи и приобретать самостоятельные культурные функции.

  Многообразны связи Л. с др. гуманитарными науками, одни из которых служат его методологической базой (философия, эстетика), другие близки к нему по задачам и предмету исследования (фольклористика, общее искусствознание), третьи общей гуманитарной направленностью (история, психология, социология). Многоплановы связи Л. с языкознанием, основанные не только на общности материала (язык как средство коммуникации и как строительный материал литературы), но и на некотором соприкосновении гносеологических функций слова и образа и некоторой аналогичности их структур. Слитность Л. с др. гуманитарными дисциплинами фиксировалась прежде понятием филологии как синтетической науки, изучающей духовную культуру во всех её языково-письменных, в том числе и литературных проявлениях (в середине 20 в. это понятие передаёт обычно общность двух наук — Л. и лингвистики; в узком же смысле оно обозначает текстологию и критику текста).

  История школ и направлений в литературоведении. Начатки искусствоведческих и литературоведческих знаний зарождаются в глубокой древности в форме мифологических представлений (таково, например, отражение в мифах античной дифференциации искусств). Суждения об искусстве встречаются в древнейших памятниках — в индийских ведах (10—2 вв. до н. э.), в китайской «Книге преданий» («Шуцзин», 12—5 вв. до н. э.), в древнегреческой «Илиаде» и «Одиссее» (8—7 вв. до н. э.) и др.

  В Европе первые концепции искусства и литературы разработаны античными мыслителями. Платон в русле объективного идеализма обосновал собственно эстетические проблемы (в том числе проблему прекрасного), рассмотрел гносеологическую природу и воспитательную функцию искусства, а также дал главные сведения по теории искусства и литературы (прежде всего деление на роды — эпос, лирику и драму). В сочинениях Аристотеля «Об искусстве поэзии», «Риторика» и «Метафизика», при сохранении общеэстетического аспекта подхода к искусству, происходит уже формирование собственно литературоведческих дисциплин — теории литературы, стилистики и особенно поэтики. Его сочинение «Об искусстве поэзии», содержащее первое систематическое изложение основ поэтики, открыло многовековую традицию специальных трактатов по поэтике, которая, однако, приобретала со временем всё более усиливавшийся нормативный характер (такова уже «Наука поэзии» Горация). Одновременно с античной поэтикой развивается риторика — первоначально наука об ораторском искусстве и прозе вообще (помимо «Риторики» Аристотеля, сочинения Исократа, Цицерона, «Об образовании оратора» Квинтилиана и др.); в рамках риторики происходило формирование теории прозы и стилистики. Традиция составления риторик, как и поэтик, дожила до нового времени (в частности, в России: «Краткое руководство к красноречию», 1748, М. В. Ломоносова). К античности восходит также жанр критики в Европе: суждения ранних философов о Гомере, сопоставление трагедий Эсхила и Еврипида в комедии Аристофана «Лягушки» (405 до н. э.). Первоначально критика также была неотделима не только от др. отраслей Л., но и от художественного творчества в целом. Значительная дифференциация литературоведческих знаний происходит в эллинистическую эпоху, в период так называемой александрийской филологии (3—2 вв. до н. э.; см. Эллинистическая культура), когда вместе с др. науками Л. отделяется от философии и формирует собственные дисциплины. К последним следует отнести биобиблиографию («Таблицы» Каллимаха — первый прообраз литературной энциклопедии), критику текста с точки зрения его подлинности, комментирование и издание текстов (Зенодот Эфесский, Аристофан Византийский, а также Аристарх Самофракийский). Позднее намечаются начатки сравнительно-исторического изучения (сопоставление с точки зрения возвышенного античных произведений и начала «Бытия» в анонимном трактате «О высоком», 1 в. н. э., т. н. псевдо-Лонгина).

  Глубокие концепции искусства и литературы складываются в древности и в странах Востока. В Китае в русле конфуцианства формируется учение о социальной и воспитательной функции искусства (у Сюнь-цзы, около 298—238 до н. э.), а в русле даосизма — эстетическая теория прекрасного в связи с универсальным творческим началом «дао» (Лао-цзы, 6—5 в. до н. э.). В Индии проблемы художественной структуры разрабатываются в связи с учениями об особом психологическом восприятии искусства — расе («Натьяшастра» Бхараты, около 4 в., и более поздние трактаты) и о скрытом смысле художественных произведений — дхвани («Дхваньялока» Анандавард ханы, 9 в., и др.), причём преимущественное внимание уделяется стилю, т. е. лингвистической реализации художественных эффектов. В целом развитие Л. в странах Востока отличало то, что в течение многих веков в нём преобладали общетеоретические и общеэстетические методы (наряду с текстологическими и библиографическими работами). Исследования исторического и эволюционного плана возникли лишь в 19—20 вв.

  Связующими звеньями между античным и новым Л. были Византия и латинская литература западноевропейских народов. В Византии Л., стимулируемое изучением и собиранием древних памятников, имело преимущественно биобиблиографический и комментаторский уклон; создаются: один из первых европейских энциклопедических сводов литературных произведений. «Мириобиблон» Фотия (9 в.), содержавший пересказы литературных произведений и их критическую оценку, биографический словарь древних авторов Суда (около 10 в.; см. Свида), комментарии к Гомеру, Пиндару и др. авторам (Иоанн Цеца, 12 в., Евстафий Солунский, 12 в.); пишутся риторики (Михаил Пселл, 11 в.). В латинской литературе филологические штудии концентрировались на создании многочисленных компендиумов и пособий по риторике. Вместе с тем в рамках теологии, нередко с ассимиляцией неоплатонизма и аристотелизма, шла разработка собственно философских и гносеологических основ Л. (Августин Блаженный, 4—5 вв., Фома Аквинский, 13 в.).

  Эпоха Возрождения стимулировала создание оригинальных поэтик, соответствующих местным и национальным условиям. В связи с этим проблема языка, выйдя за рамки стилистики и риторики, возросла до общетеоретической проблемы утверждения новоевропейских языков в качестве полноправного материала поэзии (трактат Данте «О народной речи», 1304—1307, «Защита и прославление французского языка», 1549, Дю Белле); утверждалось также право Л. обращаться к современным художественным явлениям (лекции Боккаччо о «Божественной комедии» и его же биография «Жизнь Данте Алигьери», написана около 1360); защищалось моральное значение современной литературы (например, в Англии — «Защита поэзии» Ф. Сидни, написана в 1583). Однако, поскольку новое Л. вырастало на основе «открытия античности», проблема оригинальности переживалась Возрождением во всём её драматизме, от попыток приспособить элементы античной поэтики к новой литературе (перенос на эпопею норм аристотелевского учения о драме в «Рассуждении о поэтическом искусстве», 1587, Т. Тассо) до решительного отклонения античных авторитетов («О поэзии», 1586, Ф. Патрици). Восприятие классических жанров как «вечных» канонов совмещалось со свойственным Возрождению ощущением динамизма и незавершённости, и само возникшее в это время трёхчастное деление человеческой истории на античность, средние века и Ренессанс (впервые этот термин — у Дж. Вазари в «Жизнеописаниях», 1550) предвосхищало теорию циклов Дж. Вико и учение о стадиях развития духа у романтиков и в диалектических философских системах рубежа 18—19 вв.

  С конца 16 в. и особенно в эпоху классицизма усиливается тенденция систематизации законов искусства; вместе с тем явственно обозначается нормативно-утилитарный характер художественной теории. Н. Буало в «Поэтическом искусстве» (1674), вынеся за скобки общие гносеологические и эстетические проблемы, посвятил главные усилия созданию стройной, пронизанной картезианским духом поэтики как системы жанровых, стилистических, речевых норм. Замкнутость и обязательность норм превращали трактат Буало и более или менее родственные ему сочинения («Опыт критической поэтики для немцев» И. К. Готшеда, 1730; «Эпистола о стихотворстве» А. П. Сумарокова, 1748, и др.) почти в литературные кодексы. Рационализм стимулировал также опыты дедуктивного познания искусства и сведения всех его элементов к «одному началу» — например к подражанию («Изящные искусства, сведённые к одному общему принципу», 1746, Ш. Баттё).

  Вместе с тем в Л. 17 — 18 вв. намечается сильная тенденция антинормативности в понимании видов и жанров литературы. На примере У. Шекспира смешение жанров обосновывал С. Джонсон («Жизнеописания наиболее выдающихся английских поэтов», 1779—1881); за промежуточный между трагедией и комедией жанр — мещанскую драму выступил Д. Дидро. Наконец, у Э. Юнга («Характеристика оригинальных произведений», 1759), Г. Э. Лессинга («Гамбургская драматургия», 1767—69) эта тенденция приобрела характер решительного выступления против нормативной поэтики в целом, что подготовило эстетические и литературоведческие теории романтиков. На почве просветительства возникают также попытки обосновать развитие литературы местными условиями, в частности средой и климатом (Ж. Дюбо «Критические размышления о поэзии и живописи», 1719, а также Ш. Л. Монтескьё, И. И. Винкельман), что уже предвосхищало позднейшие теории детерминизма. 18 в. — время создания первых историко-литературных курсов: «История итальянской литературы» (1772—82) Дж. Тирабоски, «История английской поэзии» (1774—81) Т. Уортона, а также построенный на историческом рассмотрении родов поэзии «Лицей, или Курс древней и новой литературы» (1799—1805) Ж. Лагарпа. Более трудно хронологически приурочить возникновение литературной критики, формирование которой заняло более столетия — от Ф. Малерба, Буало, Дж. Драйдена (названного С. Джонсоном «отцом английской критики») до Лессинга, Дидро, Ж. Мармонтеля, Н. М. Карамзина (который впервые в России ввёл в журнал обстоятельный отдел критики и библиографии).

  На исходе 18 в. наблюдается важнейший сдвиг в европейском литературном сознании, поколебавший устойчивую иерархию художественных ценностей. Включение в научный кругозор средневековых европейских, а также восточных литератур, памятников фольклора поставило под сомнение категорию образца, будь то античное искусство или Возрождение. В сильной степени развивается ощущение самоценности и несоизмеримости художественных критериев разных эпох, полнее всего выраженное И. Г. Гердером («Шекспир», 1773; «Идеи к философии истории человечества», 1784—91, и др.). Входит в свои права категория особенного в Л. — самоценной литературы данного народа или данного периода, несущих в себе свой собственный масштаб совершенства. Изучая вслед за И. Гаманом восточные источники древнегреческой литературы, обосновывая подход к Библии как к художественному произведению определенной эпохи, Гердер создавал предпосылки сравнительно-исторического метода. У романтиков ощущение различия критериев вылилось в концепцию различных культурных эпох, выражающих дух народа и времени. Продолжая классификацию форм искусств, предложенную И. Ф. Шиллером («О наивной и сентиментальной поэзии», 1795), они обосновывали противоположность классической (античной) и новой (возникшей с христианством) художественных форм. Говоря о невозможности восстановить классическую форму, романтики подчёркивали вечную изменчивость и обновляемость искусства (Ф. Шлегель во «Фрагментах», 1798; в применении к истории литературы — А. Шлегель в берлинском курсе лекций о литературе и искусстве, 1801—03, и «Лекциях о драматическом искусстве и литературе», 1809—11). Однако обосновывая современное искусство как романтическое, пронизанное христианской символикой духовного и бесконечного, романтики незаметно, вопреки диалектическому духу их учения, восстанавливали категорию образца (в историческом аспекте — искусство средневековья, в региональном — восточное искусство). С другой стороны, в собственно философских идеалистических системах, венцом которых была философия Гегеля, идея развития искусства воплощалась в феноменологию художественных форм с диалектической необходимостью сменяющих друг друга (у Гегеля — это символические, классические и романтические формы); философски обосновывалась природа эстетического и его отличие от нравственного и познавательного (И. Кант); философски постигалась неисчерпаемая — «символическая» — природа художественного образа (Ф. Шеллинг). У Гегеля существенным было также противополагаемое интуитивистским тенденциям (в частности, у романтиков) право опосредствованного (дискурсивно-научного) знания адекватно судить о художественных явлениях, поскольку «...нет в искусстве такого беспорядочного произвола, вследствие которого оно не поддавалось бы философскому освещению» («Эстетика», т. 1, М., 1968, с. 19). Философский период Л. — это время масштабных систем, задуманных как универсальное знание об искусстве (и, конечно, шире — о всём бытии) и «подминающих» под себя и историю литературы, и поэтику, и стилистику и т. д. Ведущим моментом спекулятивной конструкции было понимание теории как знания законов развития конкретного, вследствие чего исторический аспект Л. часто совпадал с теоретическим (это точно отмечено в отзыве Н. Станкевича о Гегеле: «...история искусства, рассматриваемая разумно, есть вместе и его теория» («Стихотворения. Трагедия. Проза», М., 1890, с. 179).

  В России в 20—30-е гг. 19 в., испытывая влияние немецких философских систем и отталкиваясь от них, сложилось течение «философской критики» (Д. В. Веневитинов, Н. И. Надеждин, отчасти В. Г. Белинский и др.). Оно также обосновывало специфическую природу искусства и движение его форм, но при этом, отвечая на живые запросы русской литературы, особое внимание уделяло разработке новейшей, реально и формы. Выйдя из периода философской эстетики, Белинский в 40-е гг. оригинальным образом увязал её идеи с концепциями гражданского служения искусства и историзмом («социальностью»). Цикл статей Белинского о А. С. Пушкине (1843—1846) по существу явился первым курсом истории новой русской литературы. Объяснение явлений прошлого было связано у Белинского с разработкой теоретических проблем реализма в искусстве. В это время в России, в отличие от западноевропейских стран, несмотря на наметившуюся уже дифференциацию дисциплин, основной формой Л., разрабатывавшей наиболее богатое содержание и синтетично совмещавшей в себе др. отрасли, являлась именно философская критика (отмечено позднее Н. Г. Чернышевским: «...люди, особенно занимавшиеся эстетическою критикою, очень много... сделали и для истории литературы» — Полн. собр. соч., т. 2, 1949, с. 264).

  В 1-й четверти 19 в. в европейских странах расширяется область литературоведческих исследований: возникает новая волна историко-литературных курсов (Ф. Бутервек — Германия, Л. С. Сисмонди — Швейцария, А. Вильмен — Франция, и др.), развиваются дисциплины, комплексно изучающие культуру данной этнической группы (например, славяноведение — И. Добровский, Я. Коллар, П. Шафарик и др.). Рост историко-литературных интересов повсеместно сопровождался переключением внимания с великих художников на всю массу художественных фактов и с мирового литературного процесса на свою национальную литературу (например, «История поэтической национальной литературы немцев», 1835—42, Г. Г. Гервинуса). В русском Л. параллельно с этим утверждалась в правах древняя русская литература (по мнению философской критики, не приобщившаяся ещё к общеевропейской линии развития и потому не включаемая в эстетическую систему). Усиливающимся интересом к допетровской литературе отмечены «История древней русской словесности» (1839) М. А. Максимовича, «Опыт истории русской литературы» (1845) А. В. Никитенко и особенно «История русской словесности, преимущественно древней» (1846) С. П. Шевырёва.

  Складываются общеевропейские методологические школы, среди которых одной из первых была мифологическая школа (её философская основа — труды по эстетике Ф. Шеллинга и бр. А. и Ф. Шлегелей). Пробужденный романтизмом интерес к мифологии и фольклорной символике (Ф. Крейцер, «Символика и мифология древних народов, особенно греков», 1810—12) был углублён немецкими мифологами до осознания единой арийской прамифологии («Немецкая мифология», 1835, Я. Гримма). Актуализировалось исследование общности первобытного мышления, запечатленной в языке и преданиях. В России мифолог Ф. И. Буслаев, не ограничиваясь исследованием мифологической основы, прослеживал её историческую судьбу, в том числе взаимодействие народной поэзии с письменными памятниками. Впоследствии «младшие мифологи» (М. Мюллер — Англия, В. Шварц — Германия; в России — А. Н. Афанасьев) поставили вопрос о первоистоках мифа.

  Под влиянием др. стороны романтической теории — об искусстве как самовыражении творческого духа — сложился биографический метод (Ш. О. Сент-Бёв, «Литературно-критические портреты», т. 1—5, 1836—39). Биографизм в той или иной мере проходит через всё новейшее Л., то смыкаясь с культурно-историческим методом, то переходя в откровенный импрессионизм в критике. Вместе с тем биографический метод подготовил психологические теории творчества конца 19 — начала 20 вв.

  Влиятельной во 2-й половине 19 в. была культурно-историческая школа, сложившаяся под воздействием многообразных факторов, в том числе тенденции детерминизма в Л. предшествующего столетия, интереса романтиков к национальному и «местному колориту» (couleur locale), а также под влиянием французской исторической науки (Ф. Гизо, О. Тьерри, Ф. О. Минье). При этом, ориентируясь на успехи естественных наук, культурно-историческая школа стремилась довести понимание причинности и детерминизма в Л. до точных, осязаемых факторов: таково, по учению И. Тэна («История английской литературы», 1863—64), триединство расы, среды и момента. Традиции этой школы развивали Де Санктис («История итальянской литературы», 1870), В. Шерер («История немецкой литературы», 1880—83), М. Менендес-и-Пелайо («История эстетических идей в Испании», 1883—91), в России — Н. С. Тихонравов, А. Н. Пыпин, Н. И. Стороженко и др. По мере становления культурно-исторического метода выявлялись не только недооценка им художественной природы литературы, рассматриваемой преимущественно как общественный документ, но и сильные позитивистские тенденции, пренебрежение диалектическим методом и эстетическими критериями.

  Противовесом позитивистским тенденциям являлась в русском Л. революционно-демократическая критика. Опираясь на наследие Белинского, она стремилась восстановить широкий философский и гносеологический контекст литературоведческих исследований: «...Если важно собирать и исследовать факты, то не менее важно и стараться проникнуть в смысл их... Итак, не могут не иметь высокого значения и вопросы о том, что такое искусство, что такое поэзия» (Чернышевский Н. Г., Полн. собр. соч., т. 2, 1949, с. 6). Обосновывая познавательные функции искусства, революционные демократы отмечали, что художественные произведения часто имеют и «...значение приговора о явлениях жизни» (там же, с. 92). Н. А. Добролюбов выдвинул понятие «реальной критики», главный принцип которой — анализ литературного произведения, поскольку оно правдиво, как явления самой жизни, с целью разъяснить читателю дух и проблемы времени (ст. об И. А. Гончарове, А. И. Островском, И. С. Тургеневе и др.). Касаясь проблем истории литературы и критики, революционные демократы подчёркивали связь литературного процесса с общественной борьбой, с взаимодействием и противоборством различных социальных групп, с развитием освободительного движения («Очерки гоголевского периода русской литературы», 1855—56, Чернышевского, «О степени участия народности в развитии русской литературы», 1858, Добролюбова).

  В середине же 40-х гг. в рамках исследования фольклора и древней литературы зарождается сравнительно-исторический метод (см. Сравнительно-историческое литературоведение), к нему уже близок Пыпин в «Очерке литературной истории старинных повестей и сказок русских» (1857). Позднее Т. Бенфей («Панчатантра», 1859) изложил миграционную теорию, объяснявшую сходство сюжетов не единством происхождения народов, но их позднейшим общением и в связи с этим миграцией сюжетов из Индии. Теория Бенфея стимулировала как исторический подход к межнациональным связям, так и интерес к самим поэтическим элементам (сюжеты, персонажи и т. д.); однако она отказывалась от исследования их генезиса и часто приводила к случайным и поверхностным сопоставлениям. Параллельно со сравнительно-исторической школой, корректируя и углубляя её выводы, возникли теории, стремившиеся объяснить сходство поэтических форм единством человеческой психики (народно-психологическая школа Х. Штейнталя и М. Лацаруса) и общим для первобытных народов анимизмом (Э. Б. Тайлор), что послужило для А. Ланга (Англия) основой теории самозарождения сюжетов, или антропологической теории (см. «Самозарождения сюжетов теория»).

  На скрещении многих методологических традиций 19 в. возникло научное творчество А. Н. Веселовского. Принимая от мифологов учение о мифе как о первичной форме творчества, Веселовский направил исследование в русло конкретных историко-литературных сопоставлений. Однако, в отличие от миграционной школы, он ставит вопрос о предпосылках заимствования — о «встречных течениях» в литературе, испытывающей влияние. Несмотря на некоторый позитивизм исходных позиций, у Веселовского открывается путь к историко-генетическому исследованию художественных форм. В «Исторической поэтике», выясняя «...сущность поэзии — из её истории», Веселовский обращается к исторической действительности и исследует «...образно-поэтическое переживание и выражающие его формы» (указ. соч., 1940, с. 53, 54). Т. о., устанавливается специфический предмет исторической поэтики — развитие поэтических форм и тех законов, по которым «определенное общественное содержание укладывалось в какие-то неизбежные поэтические формы» (такие, как жанр, эпитет, сюжет). С др. стороны — со стороны структуры художественного произведения как целого — подошёл к проблеме образности А. А. Потебня («Из лекций по теории словесности», 1894; «Из записок по теории словесности», 1905). Исследуемая им аналогичность слова и образа в связи с их социальными «применениями» обосновывает многозначность произв., в которое как бы вложено множество содержаний, вечную обновляемость образа в процессе его исторической жизни, а также конструктивную роль читателя в этом изменении. Выдвинутая Потебнёй идея о «внутренней форме» слова содействовала диалектическому исследованию проблемы художественного образа и явилась перспективной для последующего изучения поэтической структуры в связи с её функциями.

  В последней трети 19 в. в западноевропейского Л. культурно-исторический метод углубляется с помощью сравнительно-исторического и особенно психологического подхода («Научная критика», 1888, Э. Эннекена — Франция; «Главные течения в европейской литературе 19 в.», 1873—1890, Г. Брандеса). Возникает психологическая школа [В. Вундт, И. Фолькельт, Р. Мюллер-Фрейенфельс, Потебня (отчасти), Д. Н. Овсянико-Куликовский]. Усиление сравнительно-исторических изучений привело к созданию специальной дисциплины — сравнительного литературоведения [Ф. Бальдансперже, И. Ван Тигем (Франция) и др.]. Процесс развития Л. становится всемирным, ломая многовековые перегородки между Западом и Востоком. В странах Востока впервые появляются истории национальных литератур («10 лекций по японской литературе», 1899, Хага Яити, позднее истории индийских литератур, «Краткая история китайской прозы», 1923, Лу Синя); происходит становление систематической литературной критики.

  На рубеже 19—20 вв. в западном Л. возникла антипозитивистская тенденция, исходившая из идеалистических посылок. Она приняла в основном три формы. Во-первых, оспаривалось право опосредствованного, интеллектуально-рассудочного знания в пользу знания интуитивного применительно как к творческому акту, так и к суждениям об искусстве («Смех», 1900, А. Бергсона); отсюда — попытки не только опровергнуть систему традиционных литературоведческих категорий (виды и роды поэзии, жанры и т. д.), но и доказать их принципиальную неадекватность искусству: вся традиционная классификация, поэтическая терминология определяют только внешнее строение произведения, но не его художественность («Эстетика...», 1902, Б. Кроче). Сталкивая интуицию и рассудок, понятийное суждение, интуитивисты вместе с тем оспаривали научную правомочность Л.

  Во-вторых, обозначилось стремление преодолеть плоский детерминизм, выработанный культурно-исторической школой, и построить классификацию литературы на основе глубинных психологических и духовных дифференциаций: такова доказываемая Ф. Ницше («Рождение трагедии из духа музыки», 1872) полярность двух художественных типов: пластика и музыка, созерцательное, умственное, формотворческое начало и «жизненная», эмоционально-эстетическая, буйная и одновременно трагическая стихия, восходящие к двум античным богам — Аполлону и Дионису. Однако на буржуазную и особенно декадентскую эстетику сильное влияние оказали иррационализм позднего Ницше, его «трагический» релятивизм, обесценивающий социально-исторический прогресс, а также его антиреалистическая концепция «мифотворчества» в искусстве. Объяснить искусство глубинными процессами, прежде всего слитностью «эпохи» («исторического духа») и «психического» (духовной целостности индивида), стремилась духовно-историческая школа (или культурно-философская), глава которой В. Дильтей выдвинул идею трёх основных типов миросозерцания и художественной деятельности (позитивисты, объективные идеалисты, дуалисты). Конкретизируя философские принципы подхода к искусству, Р. Унгер подчеркнул важность не столько общефилософских, сколько специфических проблем, таких, как судьба, свобода и необходимость, дух и природа, любовь и смерть («Философские проблемы в новейшем литературоведении», 1908). Отстаивая первостепенность «переживания» (как единства «психического» и «исторического») в литературе и его связь с мировоззрением эпохи, духовно-историческая школа пренебрегла социально-классовыми мотивами переживания; развивая принцип «историзма» (применительно к смене художеств. стилей и форм), она избегала выяснять закономерности исторического процесса, склоняясь к иррационализму и скептицизму. Недооценивались ею и моменты художеств. структуры, т. к. искусство растворялось в потоке присущего эпохе общего миросозерцания.

  Большим вниманием к форме характеризуется теория Г. Вёльфлина («Основные понятия истории искусства», 1915) о структурных отличиях искусства Ренессанса и барокко, впоследствии распространённая немецким теоретиком О. Вальцелем на литературу. Недостаток этого подхода — определенная заданность классификации, сводившая многообразие литературы к двум альтернативным формам, и преувеличенное представление о саморазвитии художественных форм.

  В-третьих, антипозитивистские тенденции выразились в психоанализе (З. Фрейд), который стимулировал привлечение сферы подсознательного к объяснению искусства. Однако свойственный фрейдовскому психоанализу пансексуализм приводил исследователей к бедным результатам (вроде объяснения всего творчества художника «эдиповым комплексом»); при этом совершенно игнорировались социальные и идеологические факторы литературы. По-иному применяя к искусству психоаналитические принципы, сформулировал теорию коллективно-бессознательного (архетипы) К. Г. Юнг («Об отношении аналитической психологии к литературному произведению», 1922).

  Под влиянием аналитической психологии Юнга и ритуально-мифологического направления в области изучения древних культур (Р. Смит и особенно Дж. Фрейзер и «кембриджская школа» его последователей) сложилась ритуально-мифологическая школа (Н. Фрай, М. Бодкин и др.). Её представители стремились отыскать в произведениях всех эпох определенные ритуальные схемы и коллективно-бессознательные архетипы (например, обряды инициации, соответствующие психологическому архетипу смерти и рождения). К этому течению близок Э. Бёрк (США), выводивший символическое действие художественного произведения из магических обрядов. Ритуально-мифологическая критика содействует изучению основ жанров и поэтических средств (метафор, символов и т. д.), но в целом, неправомерно подчиняя литературу мифу и ритуалу, растворяет Л. в этнологии и психоанализе.

  Особое место в западном Л. заняли течения, основанные на философии экзистенциализма. Стремясь опровергнуть понимание истории как феноменологического процесса, они выдвинули понятие экзистенциального времени, которому соответствуют великие произведения искусства (М. Хайдеггер, «Происхождение художественного произведения», 1935). Категория времени положена Э. Штайгером в основу классификации художественных стилей, а также видов поэзии — лирической, эпической и драматической, соответственно восходящих к выражению прошедшего, настоящего и будущего времени («Основы поэтики», 1946; «Превращение стиля», 1963). Истолковывая поэтическое произведение как самодовлеющую, замкнутую в себе истину и «пророчество», экзистенциалистская «интерпретация» избегает традиционного генетического подхода, изымает произведение из социально-исторического контекста.

  В отталкивании от интуитивизма и биографического импрессионизма, с одной стороны, и от методов, игнорировавших специфику искусства (культурно-историческая школа), — с другой, в 10-х гг. 20 в. возникла «формальная школа» в рус. Л. (см. ОПОЯЗ). Дуализм формы и содержания она стремилась преодолеть, выдвинув новое соотношение: материал (нечто предлежащее художнику) и форма (организация материала в произведении). С одной стороны, этим достигалось позитивное расширение сферы формы (прежде сводимой к стилю или некоторым случайно выбранным моментам) — до организации всего художественного материала в целом. Но, с др. стороны, в сфере анализа (и понимания искусства) благодаря этому не оставалось места для гносеологических и философских интерпретаций искусства, для социального истолкования художественных явлений. Через посредство Пражского лингвистического кружка «формальная школа» оказала значительное влияние на мировое Л., в частности на новую критику и структурализм (наследовавших также идеи Т. С. Элиста). При этом наряду с дальнейшей формализацией и вытеснением гносеологических и эстетических моментов наметилась и тенденция преодоления отмеченной антиномии, неразрешимой в рамках «формального метода» с его неопозитивистской методологией. Во-первых, художественное произведение конкретизировалось до сложной системы уровней, включающей и содержательные и формальные моменты (Р. Ингарден). Во-вторых, предпринимались попытки создания «системы систем», т. е. принципов соотнесенности литературного и других рядов. К исследованию функции формы обратились К. Леви-Строс, Я. Мукаржовский и др. С др. стороны, как реакция на «формальные методы» и субъективистские тенденции в 60-е гг. развивается социологический подход к литературе (Л. Гольдман, П. Машере и др.), однако у многих исследователей — с прямолинейным возведением литературных явлений к социально-экономическим факторам. В целом современное Л. оказалось не в состоянии разрешить кардинальные проблемы Л.: связь литературы с общественной жизнью и взаимоотношения художественной формы и содержания. Лицо современного западного Л. определяется такими направлениями, как экзистенциалистское, социологическое, ритуально-мифологическое, структуралистское; при этом происходит и сближение и противоборство различных методов (так, социологизм тяготеет к структурализму, а с др. стороны — к экзистенциализму).

  Новый этап в истории новейшего Л. явило собой марксистско-ленинское Л. К. Маркс и Ф. Энгельс, опираясь на созданное ими учение о диалектическом и историческом материализме, охарактеризовали основные проблемы эстетики и искусства. Для марксистского понимания искусства определяющим является положение исторического материализма о том, что «способ производства материальной жизни обусловливает социальный, политический и духовный процессы жизни вообще» (Маркс К., см. Маркс К. и Энгельс Ф., Соч., 2 изд., т. 13, с. 7). Подобно всему «духовному процессу жизни», эстетические представления, литература и искусство с точки зрения исторического материализма представляют собой «идеальную надстройку» (см. Ф. Энгельс, там же, т. 20, с. 90) над реальным экономическим базисом общества. Развитие эстетических идеалов нельзя рассматривать изолированно от общественной жизни в целом, в виде некой самостоятельной и независимой автономной сферы, подчиняющейся только своим внутренним законам; оно определяется в конечном счёте, как и развитие всех остальных сторон жизни общества, развитием материального производства и обусловленных им производственных отношений. Вместе с тем Маркс отмечал, что расцвет искусства и развитие «материальной основы» общества «...отнюдь не находятся в соответствии» между собой (см. там же, т. 12, с. 736). Благоприятна или неблагоприятна общественная система для развития искусства, направление развития его, выдвижение тех или иных форм и жанров — всё это определяется не только уровнем «материальной основы» в данную эпоху, но прежде всего зависит от характера свойственных ей общественных отношений — классовых или бесклассовых, антагонистических или неантагонистических, дружественных или враждебных человеческой индивидуальности. Маркс и Энгельс пришли также к выводу, что капиталистическое производство враждебно искусству и поэзии.

  Под влиянием их идей были созданы историко-литературные работы Ф. Меринга («Легенда о Лессииге», 1893), П. Лафарга («Происхождение романтизма», 1885—96) и др.; особенно интенсивно стало развиваться марксистское Л. в России: Г. В. Плеханов («Письма без адреса», 1899—1900, статьи о В. Г. Белинском, Н. Г. Чернышевском, «Пролетарское движение и буржуазное искусство», 1905, «Искусство и общественная жизнь», 1912—13), В. В. Воровский (статьи о революционных демократах, М. Горьком, о декадентах), А. В. Луначарский («Марксизм и эстетика. Диалог об искусстве», 1905, «Этюды критические и полемические», 1905, и др.). Интерпретируя искусство с позиций исторического материализма, марксистское Л. уже в начальный период своего формирования подвергло критике как позитивистские (натуралистические) и субъективно-идеалистические тенденции в современном Л., так и формалистические и антиреалистические эстетические концепции декадентства. Вместе с тем, выступая прежде всего как «историки культуры» и «социологи искусства», Плеханов, Меринг, Лафарг широко использовали опыт культурно-исторической школы. В частности, они принимали установленную ею связь литературы с «общественной психологией», но интерпретировали последнюю «... с точки зрения взаимных отношений и взаимного влияния общественных классов» (Плеханов Г. В., А. И. Герцен и крепостное право, в кн.: Избранные философские произв., т. 4, 1958, с. 608).

  В связи с социологическим истолкованием литературы в 1910-х гг. складывается течение вульгарного социологизма, выросшего из однобокого и неполного понимания существа марксистской социологии и ставшего весьма влиятельным в 20-е — начале 30-х гг. в советском Л. Борясь с ним, марксистское Л. развёрнуто обосновало как специфику искусства и законов его развития, так и диалектическое понимание социально-исторической обусловленности искусства и его социальных функций. Основополагающими при этом явились: марксистское положение о том, что экономический базис определяет явления духовной жизни лишь «в конечном счёте», и эта определяющая тенденция может быть прослежена только как самая общая равнодействующая «параллелограмма», образуемого напряжением разнонаправленных социальных сил и общественных влияний, а не как механическая связь причин и следствия; тезис об «относительной самостоятельности» идеологии.

  Конкретными образцами и вместе с тем методологически ключевыми для диалектико-материалистической трактовки социальной обусловленности искусства и для борьбы с вульгарным социологизмом стали также статьи В. И. Ленина «Памяти Герцена» (1912) и о Л. Н. Толстом (1908—11). В них было подчёркнуто объективное значение творчества писателя в классовой борьбе, дан образец критического исследования литературы в её связях с эпохой. В статье «Лев Толстой, как зеркало русской революции» (1908) Ленин писал: «Сопоставление имени великого художника с революцией, которой он явно не понял, от которой он явно отстранился, может показаться на первый взгляд странным и искусственным... И если перед нами действительно великий художник, то некоторые хотя бы из существенных сторон революции он должен был отразить в своих произведениях» (Полн. собр. соч., 5 изд., т. 17, с. 206). Ленинская «теория отражения» учитывала, по словам А. В. Луначарского, «...не столько генетическую принадлежность писателя, сколько отражение этим последним социальных сдвигов, не столько субъективную прикрепленность писателя и связанность его с определенной социальной средой, сколько объективную характерность его для тех или иных исторических ситуаций» («Статьи о литературе», 1957, с. 41).

  Одной из сложных и драматических проблем культуры 20 в. стала проблема культурного наследия. Путеводной нитью для решения этой проблемы марксистским Л. явились как ленинское учение о «двух национальных культурах в каждой национальной культуре» — культуре господствующих классов и культуре «демократической и социалистической», так и защита В. И. Лениным культурного наследия прошлого, особенно развёрнутая им в борьбе с Пролеткультом: «...Марксизм, — утверждал В. И. Ленин, — отнюдь не отбросил ценнейших завоеваний буржуазной эпохи, а, напротив, усвоил и переработал все, что было ценного в более, чем двухтысячелетнем развитии человеческой мысли и культуры» (Полн. собр. соч., 5 изд., т. 41, с. 337).

  Признание важной роли литературы в социальной и политической жизни общества характерно для ленинской статьи «Партийная организация и партийная литература» (1905), ставшей основой одного из ведущих принципов марксистского Л. — принципа партийности литературы, ключевым моментом которого является сознательное служение «идее социализма и миллионам трудящихся». Ленинские «теория отражения», принцип партийности литературы и учение о культурном наследии стали основополагающими в создании теории социалистического реализма.

  Современное советское Л. — это наука, всесторонне изучающая художественную литературу, её происхождение и социальные связи; специфику словесно-образного художественного мышления, природу и функции художественного творчества, общие и локальные закономерности историко-литературного процесса. В последние десятилетия оживились исследования в области поэтики, для которых характерна отчётливая установка на познание формообразующих, содержательных принципов литературы; это выдвинуло на первый план проблему произведения как сложной системы, способной включаться в изменяющийся исторический и социальный контекст.

  На основе такого подхода, противостоящего атомарно-метафизическим тенденциям позитивистского Л., устанавливается иерархичность внутренней организации производственные, компоненты которого рассматриваются функционально, в меняющемся отношении друг к другу. Возросло внимание к математическим аспектам Л.; развиваются также структурно-семиотические способы исследования. Включая художественные явления в социально-духовный процесс, советское Л. исследует место и функции литературы в др. системах — экономических, общественных и идеологических, что позволяет преодолеть односторонность некоторых зарубежных школ Л. (например, определить истинную роль мифологических и ритуальных моментов в художественной литературе античности и средневековья). В 60-е гг. исследование исторических судеб художественных произведений, истории их восприятия наряду с проблемами их происхождения и типологии всё настойчивее выдвигаются как специфические научные задачи. Обострилось внимание к точкам соприкосновения и моментам смены художественных эпох, периодов, стилей (таковы проблемы: античной и византийской литературы, средневековой латинской и новоевропейской литературы, Просвещение и романтизм, древняя и новая русская литература). Для сравнительного изучения литературы характерно стремление выйти за пределы внешних и частных совпадений к исторически обусловленным художественным — и шире — общекультурным контактам и аналогиям. Исследование литературных связей в советском Л. выливается в типологическое изучение единства литературного процесса, проходящего в различных странах и континентах через относительно сходные художественные стадии. Огромный размах приобрели текстология и многообразные, в том числе академические, издания русских классиков; закладываются основы комплексного исследования литературы в связи с др. видами искусства, идеологии, науки.

  Активно ставятся вопросы партийности и народности литературы, теоретические проблемы социалистического реализма. Выходят многочисленные книги и сборники статей, посвященные критике современной буржуазной методологии, а также ревизионистских, сектантских и вульгаризаторских тенденций в марксистском Л. Существенное воздействие на состояние советского Л. оказывают партийные решения по вопросам идеологии. В постановлении ЦК КПСС «О литературно-художественной критике» (1972) указывается на важную роль критики и Л. в современной культурной жизни советского народа. Долг критики и Л. — глубоко и на основе марксистско-ленинского учения анализировать литературный процесс, разоблачать «...реакционную сущность буржуазной “массовой культуры” и декадентских течений...», бороться с «...различного рода немарксистскими взглядами на литературу и искусство, ревизионистскими эстетическими концепциями» («Коммунист», 1972, № 2, с. 14).

  Подробнее о Л. в СССР, а также в др. странах см. в разделах Литература или Литературоведение в статьях Союз Советских Социалистических Республик, Российская Советская Федеративная Социалистическая Республика, Великобритания и др.

 

  Лит.: Маркс К. и Энгельс Ф., Об искусстве, т. 1—2, М., 1967; Ленин В. И., О литературе и искусстве, 4 изд., М., 1969; Веселовский А. Н., О методе и задачах истории литературы как науки, в его кн.: Историческая поэтика, Л., 1940; Архангельский А. С., Введение в историю русской литературы, т. 1, П., 1916; Верли М., Общее литературоведение, пер. с нем., М., 1957 (есть библиография); Современная книга по эстетике. Антология, пер. с англ., М., 1957; Теория литературы. Основные проблемы в историческом освещении, [т. 1—3], М., 1962—65; Тимофеев Л. И., Основы теории литературы, 4 изд., М., 1971; Николаев П. А., Возникновение марксистского литературоведения в России, М., 1970; Kayser W., Das sprachliche Kunstwerk, 12 Aufl., Bern — Münch., 1967 (есть библиография); Weliek R., Warren A., Theory of literature, 3 ed, N. Y., 1963 (есть библиография); Weliek R., Concepts of criticism, N. Y., 1963; его же, A history of modern criticism, 1750—1950, v. 1—4, New Haven — L., 1955—66; Curtius Е. R., Europäische Literatur und lateinisches Mittelalter, 2 Aufl., Bern, 1954; Markiewicz H., Głowne problemy wiedzy о literaturze, 2wyd., Krakоw, 1966.

  Ю. В. Манн, К. Ш. Перотов (Л. 20 в.).

  Литературоведческие журналы (Л. ж.), периодические издания, содержащие информацию о литературном процессе и состоянии его изучения, а также самостоятельные литературно-исторические и теоретико-литературные исследования. Как комплексный тип изданий, сложившийся в основных чертах к концу 19 в., Л. ж. отличны и от чисто библиографических или реферативных публикаций, и от журналов литературно-художественных, где отделы критики и библиографии как бы дополняют публикацию художественной литературы и рассчитаны на читателя, не обладающего специальными литературоведческими познаниями. Смежными по отношению к Л. ж. являются филологическими вестники научных учреждений и обществ и журналы литературно-политические, в которых литературные статьи и обозрения сугубо публицистичны. В 1971 в мире выходило около 800 изданий, отвечающих вышеприведённой характеристике, а вместо с изданиями типа «Известий» и «Архивов» — свыше 1400 названий.

  В эпоху Возрождения усиленно развивались филологические дисциплины, поэтому регулярная научная информация, возникшая в 17 в., была в немалой своей части филологической. Т. о., прообраз нынешнего Л. ж. открывает историю западноевропейской и мировой журналистики. Такими прообразами явились реферативные бюллетени французского врача Т. Ренодо (1630-е — 40-е гг.), французский журнал «Journal des savants» (издаётся с 1665) и журнал-обозрение «Nouvelles de la République des lettres» (1684—1718). Следующий шаг к созданию Л, ж. — подобные издания в др. европейских странах: «Monatsgesprache» (1688—90) К. Томазия — первый журнал на немецком языке, «The Compleat Library» (1692—94) английского издателя Дж. Дантона, где впервые определился состав и соотношение рубрик Л. ж. (обзоры, частные исследования, критика и библиография).

  В этих изданиях слово «литература» понимается широко — как «книжность» или «словесность». Журналы, посвященные художественной литературе как таковой, появляются столетием позже, с выдвижением проблем изучения специфики словесного искусства и осознания художественной литературы как вида общественной деятельности. Постоянный жанр Л. ж. — литературно-критическое обозрение разрабатывается во французских, английских, итальянских журналах с публицистическим уклоном: «Gazette littéraire» (1764—1766), в котором сотрудничали Вольтер и Д. Дидро, «Memoires secrétes pour servir a l'histoire de la Républiquedes lettres» (1762—1787, Франция), «La frusta letteraria» (1763—1765) итальянского писателя Дж. Баретти. Немецкие Л. ж. «Briefe die neueste Literatur betreffend» (1759—1765) Г. Э. Лессинга и «Athenaum» (1798—1800) А. В. Шлегеля отличает философско-эстетический подход к литературным вопросам. Смешанные типы Л. ж. появляются в 18 в. также в России и в странах Америки.

  В журналах 19 в. множатся литературно-критические обозрения и монографические обзоры творчества, совершенствуется подача библиографической информации; однако столь характерные для Л. ж. 20 в. статьи по отдельным проблемам творчества или теории литературы встречаются редко. Обозрения, как правило, публицистичны и не ограничиваются художественной литературой (большим событием явились обзоры В. Г. Белинского, сочетавшие литературоведческую обстоятельность с публицистическим пафосом). Такие ведущие журналы, как «Edinburgh Review» (1802—1929, Великобритания); «Die Wage» (1818—21, Германия) под редакцией Л, Бёрне; «Revue des deux mondes» (1829—1944, 1945—, Франция); «United States Magazine and Democratic Review» (1837—1859, США); русский «Вестник Европы» (1802—1830), «Телескоп» (1831—36), «Московский телеграф» (1825—34) и др. представляют собой издания смешанного, литературно-политического характера.

  Л. ж. как таковые появляются в конце 19 — начале 20 вв., в период усиленной разработки методологических основ изучения литературы. Таковы «Русский филологический вестник» (1879—1918), немецкий «Euphorion» (1894—1951) и «Die Literatur» (1898—1942), французский «Мегсure de France» (с 1890) и «Nouvelle Revue Francaise» (с 1909), итальянский «Giornale storico della letteratura italiana» (c 1883) и «Critica» (1903—44, 1951—) под редакцией Б. Кроче. Тип Л. ж. окончательно сложился к 20—30-м гг. На Западе Л. ж. нередко являются прежде всего органом кружка или направления, как «Criterion» (1922—39) Т. С. Элиста, «Scrutiny» (1932—53) Ф. Р. Ливиса, «Gaceta literaria» (1927—32) Х. Ортеги-и-Гасета.

  Среди важнейших современных Л. ж. Запада можно назвать: австралийский «Meanjin Quarterly» (с 1941), австрийский «Sprachkunst» (с 1970), американские (США) «American literature» (с 1929), «Contemporary literature» (с 1960) и «New literary history» (c 1969), английский «Critical Quarterly» (c 1959) и обзор мировой англоязычной литературы «Ariel» (с 1970), западногерманские «Poetica» (с 1967) и «Text und Kritik» (с 1963), испанский «Revista de literatura» (c 1952), общескандинавский «Edda» (c 1914), шведский «Svensk literaturtideskrift» (c 1938). (См. также продолжающиеся издания среди вышеупомянутых.)

  В странах Востока Л. ж. появились лишь в 20 в. (раньше всего — в Японии), среди современных Л. ж. выделяются: «Кабул» (с 1931, Афганистан), «Lotus: Afro-Asian writing» (с 1970, Египет), «Алочна» (на хинди, с 1951) и «Contemporary Indian literature» (с 1960, Индия), «Аль-Адаб» (с 1953, Ливан), «Бунгаку» (с 1933) и «Outlook» (с 1960, Япония) и др.

  В СССР первые Л. ж. появились в 20-е гг. («На посту», 1923—25, «На литературном посту», 1926—32, «Литература и марксизм», 1928—31). Вестниками достижений советского литературоведения в целом стали журналы «Печать и революция» (1921—30), «Литературный критик» (1933—40); такова же установка и современные Л. ж.: «Вопросы литературы» (с 1957), «Русская литература» (с 1958), а также «Радянське лiтературознавство» (с 1957, УССР), «Кеэль я кирьяндус» (с 1958, ЭССР) и др. на языках народов СССР.

  Среди современных Л. ж. других социалистических стран устойчивой репутацией пользуются «Литературна мисъл» (с 1957, Болгария), «Kritika» (с 1963, Венгрия), «Sinn und Form» (с 1949) и«Weimarer Beitrage» (c 1955, ГДР), «Tworczosc» (c 1945) и «Ruch literacki» (c 1960, Польша), «Revista de istoria si teorie literara» (c 1952, Румыния), «Česka literatura» (c 1953) и «Slovenska literatura» (c 1954, Чехословакия), «lzraz» (c 1957, Югославия).

  В. С. Муравьев.









ЭнциклопедиЯ

© gatchina3000.ru, 2001-2012
при использовании материалов сайта, гиперссылка обязательна