головная страница | карта сайта

Веб фотоальбом 'Моя заповедная Родина'. Большой Гатчинский (Императорский) дворец

Гатчина. Дворец. / Web PhotoAlbum "Моя заповедная Родина" .:palace051

Previous | Home | Next



Моя заповедная Родина. Дворец.


Гатчина. Дворец. / Web PhotoAlbum "Моя заповедная Родина"






Юго-западнее Санкт-Петербурга, в сорока шести километрах от него по Балтийской железной дороге, расположен один из крупных городов Ленинградской области — Гатчина. Он имеет интересную историю, которая прослеживается по письменным источникам на протяжении почти пятисот лет. Всемирную славу Гатчине принесли дворцово-парковые ансамбли, вошедшие в число самых совершенных произведений зодчества и ландшафтного искусства.

В течение столетия, начиная с 1760-х годов до 1860-х, здесь был распланирован и усовершенствован комплекс пейзажных парков, раскинувшихся вокруг озер и прудов, возведен романтический замок-дворец, павильоны, мосты, террасы. Архитекторы А. Ринальди, В. Бренна, А. Захаров, Н. Львов, А. Воронихин, А. Штакеншнейдер, Р. Кузьмин, словно передавая эстафету, сумели развить первоначальную идею и, при всех изменениях архитектурных стилей, добиться удивительного единства, художественной целостности общего впечатления. Порою кажется, что гатчинские ансамбли создавались не десятилетиями, не по проектам многих зодчих разных творческих направлений и не трудами сотен умелых, испытанных мастеров, а родились одновременно — как вдохновенное творение одного гениального художника.

В Гатчине были собраны художественные произведения, созданные лучшими живописцами, скульпторами, искуснейшими бронзолитейщиками, фарфористами, мебельщиками Европы и России, Японии, Китая, Африки. Дворец с его великолепными залами, павильоны, декорированные живописными плафонами, орнаментальной лепкой, барельефами, штофом, гобеленами, наборными паркетами и резьбой, сами по себе также являлись высочайшими образцами искусства архитектуры, которая выступала в синтезе с красотой природы. А. В. Луначарский, сравнивая Гатчину с другими пригородами Ленинграда, отмечал именно эту черту: “Из окон Гатчинского дворца при закате солнца... открывается такой изумительный по строгости, по грустному величию, по сдержанной скорби пейзаж, какого я, насколько помню, не видел еще ни в природе, ни на картине. Это гармонично, как картина Лорена, но легкая тень меланхолии, которая иногда бывает заметна у великого французского мастера в его искусных композициях, здесь гораздо более густым флером обвила прекрасное лицо парка”. Увидеть это “прекрасное лицо” самым широким народным массам позволили "революционные перемены 1917 года", когда парки и дворцы, с 1783 года являвшиеся великокняжеской, а затем императорской резиденцией, были превращены в государственные музеи.

Но расцвет гатчинских музеев, с их необычайной по полноте историко-бытовой и художественной экспозицией, был прерван нашествием немецких оккупантов. Изгнанные советскими войсками, они оставили здесь руины и пепелища.

И вот уже более пятидесяти лет длится восстановление гатчинских дворцово-парковых ансамблей. Не всегда время благоприятствовало успеху столь сложного и трудоемкого дела, каким является реставрация. Были периоды бездействия, вызванные недооценкой и непониманием огромного значения художественного наследия для духовного воспитания и творческой жизни народа. Но никогда не прерывалось повседневное, самоотверженное служение отечественной культуре и одному из ее шедевров — Гатчине исследователей, архитекторов, художников, мастеров-реставраторов.

Гатчина как великий художественный памятник возрождается. Открыты музейные павильоны Березовый домик и павильон Венеры, ожил дворец-музей, отражаются в зеркалах озер серебристые ивы и многоцветные клены (1990). И хотя в знаменитых дворцово-парковых ансамблях еще немало разрушенного и поврежденного, мы знаем, что усилия не напрасны и “прекрасному лицу” Гатчины будут возвращены все его изначальные черты. Именно поэтому авторы этой книги, во многих случаях описывая дворцовые интерьеры, парки, архитектурные и декоративные сооружения, считали необходимым обрисовать их облик таким, каким он сохранялся до Великой Отечественной войны 1941—1945 годов и какой им предстоит в процессе реставрации вернуть.

Об истории Гатчины, ее парках, дворцах, павильонах и архитектурных памятниках города написано немало — путеводители, краеведческие очерки, исследования.

Невозможно переоценить вклад, который внесли в изучение гатчинского ансамбля С. В. Рождественский, Н. Е. Лансере, В. К. Макаров и А. Н. Петров.

Кстати, Н. Е. Лансере, архитектор и исследователь отечественного зодчества, высоко ценил гатчинский комплекс, прежде всего как пример удивительного художественного единства. Резюмируя статью “Архитектура и сады Гатчины”, опубликованную в 1915 году, он писал: “Странная Гатчина со своими противоречиями. Когда она принадлежала блестящему любимцу императрицы — здесь возводилась суровая, строгая, почти что “скучная” своим однообразием архитектура! Когда же она перешла во владение цесаревичу, связавшему жизнь формальностями, военной дисциплиной, навязавшему чуждый русским “прусский дух”, понастроившему всюду гауптвахты, казармы и заставы,—тогда постройки поражают то сочными профилями, великолепием и величественностью, то, наоборот, изящной отделкой, тонким вкусом и милой уютностью!

И как Павел являлся загадочным своим современникам, то добрым, то жестоким, то умным и приятным, когда он этого хотел, то непостоянно странным, так и для нас похожей на него является Гатчина, то скучная и неприятная, то обворожительная своими истинными произведениями искусства!”

Нельзя не согласиться с этой оценкой знатока и поклонники Гатчины. Н. Е. Лансере сумел увидеть и выразить сокровенную суть этого города. В предлагаемом читателям материале, на основе изучения литературных и архивных источников, а также анализа памятников в натуре, весь комплекс гатчинских дворцово-парковых ансамблей и города рассматривается как единое художественное целое в их исторической и композиционной взаимосвязи. Это позволяет во многом по-иному понять и оценить историческую и эстетическую значимость Гатчины.

Каждый из дворцово-парковых ансамблей в окрестностях Санкт-петербурга отмечен неповторимостью художественного облика и своеобразием формирования. Но вместе с тем в их истории, особенно в ранний период, немало общего.

Территория, на которой расположен город Гатчина, парки и комплекс архитектурных ансамблей, с IX века являлась владением Господина Великого Новгорода. Она числилась в составе Дятлинского погоста Водской пятины. В переписной книге, составленной в 1499 году московским писцом Дмитрием Васильевичем Китаевым в связи с присоединением Ижорских (Водских) земель к Московскому государству, значится село “Хотчино над озерком Хотчиным”*. * Наименование “Гатчина” (производное от Хотчино) восходит к слову “гать” — плотина, гаченая дорога, дорога через болото.

Даже на старых схематичных картах видно, что река Ижора и другие близлежащие реки входили в систему древних торговых путей, связывавших северо-западную Русь с Москвой и Киевом. Именно поэтому на протяжении столетий ижорские земли были объектом борьбы новгородцев с польско-литовскими, шведскими и ливонскими захватчиками. В начале ХVII века Россия, ослабленная польско-шведской интервенцией, междоусобицей боярских родов и действиями “царей-самозванцев”, пошла на заключение мирного договора со Швецией, подписанного в 1617 году в селе Столбово вблизи города Тихвина. По Столбовскому договору ижорские земли восемьдесят пять лет находились под шведским владычеством, как часть Ингерманландского генерал-губернаторства. Во время Северной войны со шведами, 13 августа 1702 года, вблизи реки Ижоры в решительной схватке русские пехотный и конный отряды, которыми командовал Ф. М. Апраксин, одержали в Ингерманландии победу над войсками генерал-губернатора Крониорта. Этой датой открывается новая страница в истории Гатчины, вскоре означенная превращением небольшой мызы в вельможное поместье.

Возможно, к этому времени относится схематический план, фиксирующий поселения на реках Ижоре, Гатчинке, Пудости и Парице—к северо-западу от Гатчины до Сквориц. Надпись на нем сделана на немецком языке. На этой схеме топографическими знаками и подписями обозначены поселения—Малые, Большие, Старые и Новые Скворицы и просто Скворицы*. * Наименование “Скворицы” до наших дней в топонимике гатчинских окрестностей не сохранилось. В двенадцати километрах юго-западнее Гатчины есть поселение Сиворицы. Аналогичные по звучанию наименования существуют по всей местности: Гостилицы, Дятлицы, Танцы, Дылицы, Сырковицы, Сосницы, Куровицы и др.

Между Старыми и Новыми Скворицами показаны кирха, усадьба пастора и дом амтмана—управителя, а также строго прямолинейная дорога, проложенная параллельно речному берегу и обсаженная деревьями. Дорога имеет два ответвления—к Старым и Новым Скворицам. На схеме отмечены селения Пудость, вблизи от него—каменоломни, а у слияния Пудости с непоименованной рекой (Гатчинкой)—пудостская мельница. В нижней части схемы обозначена гатчинская мельница, а вблизи нее — строение и небольшая рощица, значащиеся как “место для царя”. Такое же назначение имеют места вблизи пудостской мельницы и у Старых Сквориц. На плане указано еще три селения с финскими названиями. Насыщенность различными по функциям постройками, наличие регулярной дороги, крупных селений, особо выделенных царских строений и лесных угодий свидетельствуют о том, что окрестности Гатчинской мызы еще в первые годы XVIII века были достаточно освоены и обжиты.

Вероятнее всего, уже в 1708 году Петр I подарил Гатчинскую мызу любимой сестре — царевне Наталье Алексеевне.

За восемь лет Гатчинская мыза была благоустроена и стала походить на остальные мызы, принадлежавшие членам царской фамилии. В каждой такой мызе существовали господский дом, подобный сохранившемуся деревянному дворцу Петра I в Стрельне, избы для “ближних” и “дворовых людей”, скотный и птичий дворы, теплицы, конюшни, погреба. Вблизи господского дома находились фруктовый сад, грядки с цветами и огороды. Во всех этих мызах утилитарное начало было выявлено более сильно, чем художественное. Но обычно живописное размещение всех строений, красота окружающего ландшафта, удобство природного местоположения, оцененное еще первыми поселянами, придавали мызам и художественную привлекательность. Неудивительно, что мызы позднее превращались в обширные нарядные поместья и пышные резиденции.

Царевна Наталья Алексеевна умерла в 1716 году. В начале октября того же года Петр I велел “приписать” Гатчинскую мызу к госпиталю, но уже в середине ноября ее передали царской аптеке. В 1718 году Петр предоставил мызу медику Роберту Арескину, а через год после его кончины ее отдали президенту “медицинской канцелярии и аптеки” И. Л. Блюментросту—брату Л. Л. Блюментроста, лейб-медика Натальи Алексеевны и Петра и первого президента Петербургской академии наук.

И. Л. Блюментрост не являлся независимым собственником Гатчинской мызы, а лишь пользовался ею в течение тринадцати лет. Об этом говорит весьма примечательный факт из “биографии” мызы. В августе 1726 года Екатерина I избрала Гатчину местом для торжественных проводов Анны Иоанновны в Курляндию.

По указу от 8 июля 1732 года в связи с уходом И. Л. Блюментроста, которого Анна Иоанновна не жаловала, в отставку, Гатчинская мыза “отошла в казну”.

Через полтора года, 28 февраля 1734 года, императрица Анна Иоанновна пожаловала Гатчинскую мызу с приписанными к ней деревнями обер-шталмейстеру князю А. Б. Куракину “в личное потомственное владение”.

лександр Борисович Куракин (1697—1749) был одним из образованнейших людей своего времени. С 1722 по 1724 год он являлся послом России во Франции, энергично проводя петровскую внешнюю политику, устанавливая широкие контакты во всех сферах международного общения. За тридцать один год владения Гатчиной А. Б. Куракин и его наследники значительно преобразили мызу. Как явствует из “Плана Капорского уезда мызы Гатчинской с прибавкою владений двора е. и. величества действительного камергера князя Бориса Александровича Куракина”, исполненного в 1746 году, по сравнению с масштабным изображением деревень Большая и Малая Гатчина мыза Гатчина по “пятну застройки” выглядит значительно внушительнее.

О характере и размерах хозяйства достаточно убедительно свидетельствуют данные, которые были опубликованы в 1765 году Куракиными в объявлении о продаже “мызы Гатчины с принадлежащими ей 20-тью деревнями, лежащими одна от другой в близости; в них по последней ревизии мужеска полу 1180 душ, угодий, пашни, пашенного лесу и перелесов 4309, сенного покосу 1183, лесов 1909, моховых болот 5410, выгону 114 десятин”. Эти сведения дополняются и расширяются планами 1700-х годов и особенно живописной панорамой, исполненной художником И. Я. Меттенлейтером в 1792—1793 годах. Точкой наблюдения художник избрал Сигнальную башню дворца, откуда открывался вид на старую мызу, которая находилась на месте ныне существующих Ботанических садов и простиралась на восток * вдоль дороги, ставшей впоследствии Большим проспектом. * Определение сторон света в тексте дается в известной степени приближенно, так как ориентация памятников в натуре более сложна.

Главный господский дом был двухэтажным. Его фасад прорезали восемь прямоугольных окон. Средняя часть первого этажа выделялась портиком с полуциркульными арками—три со стороны входа и по одной с боковых сторон. На уровне второго этажа портик завершался балконом, огражденным балюстрадой. Высокая четырехскатная кровля с мансардными окнами на боковых скатах завершала здание. Такой облик типичен для строений первой трети XVIII века. Вплотную к господскому дому был пристроен еще один—со сложной мансардной кровлей. Подобное примыкание здания являлось в то время характерным приемом “умножения покоев”. Вблизи господского дома на участке, обнесенном общей с ним оградой, изображено несколько строений. На большом отдалении Меттенлейтер зарисовал каре обширного Скотного двора. По периметру двор замыкали одноэтажные строения с высокими двухскатными кровлями, на углах высились двухэтажные квадратные башни с четырехгранными кровлями и тремя окнами на каждом фасаде. Главный фасад Скотного двора расширялся двумя одноэтажными флигелями с часто поставленными окнами. Башни и флигеля, судя по их облику, использовались как жилые помещения. Следует отметить, что в XVIII и первой половине XIX века в вельможных мызах, а в дальнейшем в поместьях, скотным и конюшенным дворам, оранжереям и птичникам придавался импозантный архитектурный облик и к их проектированию привлекались лучшие архитекторы, создававшие подлинные шедевры в этом роде строений.

Гатчинская мыза и дом Куракиных, находившийся на набережной Невы в Петербурге, были оценены в 89 тысяч рублей. Мызу в 1765 году купила Екатерина II, которая вскоре подарила ее Григорию Григорьевичу Орлову, присовокупив еще села Кипень, Щунгурово, Лигово и Ропщу. Небывалая щедрость Екатерины II по отношению к Григорию Орлову не вызывала удивления у современников. Она нашла и документальное объяснение историков. Утвердившаяся на троне императрица вознаградила не просто фаворита, а энергичного политического и военного деятеля, которому была более всего обязана своим воцарением.

Сын Григория Ивановича Орлова, офицера, лично известного Петру I, с 1722 года полковника Ингерманландского полка, участника войн с Турцией и Швецией, Григорий Григорьевич Орлов, так же, как его брат Алексей (будущий флотоводец) и три остальных брата, был приверженцем петровских преобразований, отличался инициативностью и стремлением к знаниям. Прусская ориентация Петра III была ему не по душе, и он, естественно, вошел в круг заговорщиков.

Двадцативосьмилетний Г. Г. Орлов храбростью и хладнокровием, проявленными в сражениях, образованностью, интересом к разнообразным областям науки выделялся среди приближенных Екатерины, в то время когда, по словам А. И. Герцена, “...двор и гвардия в самом деле обнимали все образованное в России”. В день переворота—28 июня 1762 года — Г. Г. Орлов был постоянно и всюду с Екатериной, являясь руководителем и побудителем самых решительных действий.

Графский титул всем братьям Орловым, воинские и придворные звания, высшие ордена лично Г. Г. Орлову стали подтверждением его роли как фактического руководителя всей государственной жизни России в 1762— 1772 годах. Для характеристики Г. Г. Орлова немаловажен и тот факт, что он был одним из основателей и первым президентом Вольного экономического общества — первого научного общества России. Известно также, что он купил у наследников М. В. Ломоносова его архив, который хранил в своем Гатчинском дворце.

Роль Орлова как ближайшего и самого доверенного советника императрицы определили выбор ее подарка. Гатчина соседствовала с царскосельской резиденцией, была расположена на Ингерманландских землях, где воевал отец Орлова. К тому же подаренная местность отличалась красотой и была заселенной. Здесь имелись каменные карьеры, что было важно для дальнейшего строительства. Орлов не только оценил роскошь царского подарка, но понял эстетическую прелесть удивительного природного района. Об этом свидетельствует его письмо 1766 года, адресованное известному философу-просветителю Жан Жаку Руссо, который одним из первых среди европейских интеллектуалов обратил внимание на красоту естественной, “нетронутой или только слегка исправленной природы”. Орлов писал Руссо о Гатчинской мызе: “Мне вздумалось сказать Вам, что в 60 верстах от Петербурга у меня есть поместье, где воздух здоров, вода удивительна, пригорки, окружающие озера, образуют уголки, приятные для прогулок, и возбуждают к мечтательности... Итак, милостивый государь, если такой уголок вам по вкусу,—от вас зависит поселиться в нем”.

Похвала Гатчинской мызе не была бахвальством Г. Орлова перед европейской знаменитостью, а приглашение “поселиться”—данью вежливости. Орлов избрал Гатчину местом своего постоянного летнего пребывания и с размахом, который позволяли его почти неограниченные возможности, вел строительные и парковые работы. Он пригласил архитектора А. Ринальди, садоводов Дж. Гекета, Д. Шпарро, И. Буша, лучших мастеров, привлекал своих крепостных “огородников”. Для украшения дворца приобретались художественные произведения, статуи, картины, мебель, книги, оружие.

Орловский период истории Гатчины охватывает восемнадцать лет, из которых наиболее активным было первое десятилетие.

Зачинателем гатчинского дворцово-паркового ансамбля явился архитектор Антонио Ринальди, в творчестве которого отражен переход от изысканно-нарядного стиля рококо к строго сдержанному классическому стилю, опирающемуся на каноны античного зодчества.

Ринальди родился в 1709 году в Италии. Его наставником в искусстве архитектуры был Л. Ванвителли. Вместе с учителем Ринальди трудился над воплощением его проектов, в том числе на строительстве грандиозного дворца неаполитанских королей в Казерте — выдающегося произведения в стиле позднего итальянского барокко. В 1750 году Ринальдн заключил договор о “поступлении на службу” к гетману Малороссии К. Г. Разумовскому, брату морганатического супруга Елизаветы Петровны. До отъезда в Россию Ринальди ознакомился с архитектурными памятниками Англии и весной 1752 года добрался до Киева. На Украине Ринальди разработал проект резиденции гетмана, которая находилась в Батурине, и построил храм Воскресения Христова в Почепе.

В 1754 году Ринальди переехал в Петербург, где стал архитектором наследника престола — будущего императора Петра III и его супруги—впоследствии Екатерины II. По их заказам он начал работать в Ораниенбауме, отдав этому ансамблю более двадцати лет труда. В Ораниенбауме Ринальди создал ансамбль Собственной дачи с Китайским дворцом и Катальной горкой, дворец Петра III.

Со второй половины 1760-х годов в Петербурге начали возводить Мраморный дворец и Исаакиевский собор. Одновременно велось строительство гатчинского дворцово-паркового ансамбля. В эти же годы возводился Екатерининский собор в Ямбурге (ныне город Кингисепп). В 1770-х годах Ринальди в основном работал в Царском Селе (ныне город Пушкин), где создал сюиту монументов воинской славы — в том числе Чесменскую колонну, Кагульский обелиск и Гатчинские (Орловские) ворота.

рхитектор проработал в России тридцать лет. Во время осмотра возводившегося по его проекту Большого театра в Петербурге (ныне на его месте находится здание Консерватории), Ринальди упал с лесов, получив тяжелую травму. В 1784 году архитектор уехал в Рим. Ему была назначена пенсия, которая пересылалась через российского консула в Риме. Скончался Ринальди в 1794 году.

В Гатчине Ринальди построил строгий величавый замок с башнями, воздвигнул Чесменский обелиск и Колонну Орла, создал грот “Эхо”, оформляющий подземную галерею, идущую из дворца к озеру. Восьмигранный колодец. Он разработал и первоначальную планировку парка в пейзажном духе. Тогда же по его проекту устраиваются обширные регулярные композиции, оранжерейно-огородные плантации в юго-западной части Дворцового парка и огромный Зверинец.

Ринальди с большим мастерством воплотил тему романтического парка и охотничьего замка. Неповторимую прелесть ансамблю придали широкое использование в постройках местного камня, добываемого в окрестностях Гатчины — Пудости, Парице, Чернице, учет особенностей, своеобразия рельефа и характера северной природы.

Огромный, величавый озерно-лесной парк, связанный со Зверинцем и окружающим ландшафтом, был причислен уже современниками к лучшим произведениям архитектуры той поры. Об этом напоминают строки поэта А. Ф. Воейкова:

Но императоров потешные дворцы | Искусства нового суть лучши образцы: | Волшебством созданный чертог и сад Тавриды, | Где мило все внутри, где вкруг приятны виды. | Чесма и Гатчина и дивный Петергоф, | Жилища пышные героев и богов. | Быт “гатчинского помещика” Орлова был тесно связан с царскосельской резиденцией. Камер-фурьерский журнал Екатерины II, где фиксировались подробности придворной жизни, пестрит записями о посещениях императрицей Гатчины и ее времяпрепровождении здесь. Это и “обеденное и вечернее кушание”, и “прогуливание” пешком и в таратайках по увеселительным местам и по озеру в маленьком ботике, и “забава в карты” то “в галерейке на берегу озера”, то в прибрежной роще, огороженной “забором” из холста, и очень часто егерская или соколиная охота.

В 1772 году Орлов утратил прежнее влияние. Он был отрешен от важных командных должностей. Но, согласно четырнадцати пунктам “условий удаления”, его щедро наградили, запретив при этом жить в Петербурге.

После 1773 года опальный вельможа проводил время вдали от столицы или за границей. Но Гатчинская мыза продолжала, хотя и не столь энергично, как вначале, благоустраиваться, и, когда 13 апреля 1783 года Орлов умер, его поместье имело исключительную ценность даже для того времени безграничной роскоши фаворитов.

После смерти Г. Г. Орлова Екатерина приобрела у наследников “мызу Гатчину с принадлежащими к ней пятью деревнями и мызу Греблову с одною деревнею”. Эти обширные владения с добавлением Ново- и Старо-скворицких мыз Екатерина 6 августа 1783 года подарила наследнику престола Павлу Петровичу, особо выделив в указе дом “со всеми находящимися мебелями, мраморными вещами, оружейною, оранжереею и материалами”.

Так началась новая страница в истории старинной мызы. С 1783 года на протяжении тринадцати лет она являлась великокняжеской резиденцией, а затем пять лет императорской.

За девять месяцев до “гатчинского подарка”, в ноябре 1782 года, Павел вернулся из длительного заграничного путешествия, которое он совершил вместе с супругой под именем графа и графини Северных. Путешествие продолжалось год и два месяца, за это время цесаревич посетил Италию, Францию, Австрию, Бельгию (Австрийские Нидерланды), германские государства, Швейцарию, осмотрев множество городов и достопримечательностей.

Впечатления от этой поездки, особенно от осмотра во Франции резиденции принцев Конде—Шантийи, и сказались затем в дальнейшем развитии гатчинского ансамбля. Примечательно, что во Франции в 1782 году к празднику в честь Павла во дворце Трианон в Версале был приурочен выход поэмы Жака Делиля “Сады”, ставшей эстетическим руководством для устроения романтических пейзажных парков. В 1782 году в Польше Павлу был представлен архитектор Винченцо Бренна, которому суждено было сыграть значительную творческую роль в развитии ансамблей Павловска и Гатчины.

Винченцо Бренна (1747—1818) родился во Флоренции. Первоначальную художественную подготовку получил в Риме, а затем совершенствовался в Париже. Он принимал участие в раскопках, фиксации римских античных сооружений, а по его рисункам были исполнены гравюры. В 1780—1783 годах Бренна работал в Польше, выполняя декоративные росписи во дворцах крупнейших магнатов. С 1784 по 1786 год он трудился в Павловске, являясь помощником Ч. Камерона, а затем стал ведущим архитектором. За шестнадцать лет Бренна частично перестроил Павловский дворец и создал в нем ряд парадных интерьеров. В Павловском парке по его проектам распланировали район Больших кругов. Старую и Новую Сильвию, построили Пиль-башню, Амфитеатр, крепость Бип, Трельяж и Лестницу у Мариентальского пруда. Бренна проектировал интерьеры во многих петербургских дворцах, возвел грандиозный Михайловский замок, соорудил Румянцевский обелиск. В 1802 году Бренна уехал из России и жил до кончины в Дрездене.

Для творчества Бренны характерно обращение к зодчеству императорского Рима с его подчеркнуто помпезной декоративностью и одновременно проявление барочных реминисценций.

В Гатчине по проектам В. Бренны была осуществлена переделка фасадов дворца и многих его интерьеров, которые обрели более пышный и помпезный облик. По его проектам возведены ансамбль парадных ворот и мостов, павильоны Венеры и Орла, Лесная оранжерея, терраса-пристань. Бренна построил также связанное с Дворцовым парком здание конюшен и ансамбль площади с обелиском Коннетабля. Совместно с садовыми мастерами Дж. Гекетом и Ф. Гельмгольцем архитектор обогатил пейзажный парк разнообразными малыми садами регулярного стиля и новыми пейзажными участками, каждый из которых имел свойственный только ему художественный облик. Преобразовывая Дворцовый парк, архитектор и садовые мастера использовали богатейший набор декоративных средств, почерпнутый в опыте паркостроителей Италии, Франции и Голландии. При этом они претворяли этот опыт соответственно местным природным условиям и сложившейся композиционной основе, созданной еще А. Ринальди.

Немалую роль в формировании гатчинского ансамбля сыграл и выдающийся зодчий А. Д. Захаров, который впоследствии прославился постройкой Адмиралтейства в Петербурге. Он проектировал так называемый Горбатый и Карпичный мосты, Холодную ванну, монументальные здания Птичника и Фермы. Кроме того, Захаров вел большие работы в Кухонном каре дворца, где строилась спроектированная им церковь. Сохранился также захаровский проект монастыря святого Харлампия, который предполагалось построить в Зверинце. Захаров трактовал его в романтическом духе, используя декоративные элементы средневекового искусства.

В историю Гатчины вписано и имя В. И. Баженова. Еще в 1760-х годах он обучал наследника престола Павла архитектуре. В 1792 году Павел вызвал Баженова из Москвы и, определив на должность архитектора Адмиралтейской коллегии, распорядился, чтобы он жил в Гатчине. Здесь Баженов разработал несколько грандиозных проектов расширения дворцового ансамбля. Существует предположение, что на оси Гатчинского дворца перед плацем предполагалось соорудить здание, напоминающее по конфигурации Михайловский замок. К 1793 году относятся чертежи обширного комплекса дворцового типа с театром, который намечали разместить на месте существующего Липового сада, а восточнее площади Коннетабля построить обширный собор. Проектные замыслы Баженова не получили воплощения, а идею замка для императора уже в Петербурге осуществил В. Бренна.

На страницах архитектурной истории Гатчины оставил свое имя в конце XVIII столетия и талантливый художник А. Ф. Виолье, “сочинивший” проект Березового домика—одного из примечательных и запоминающихся сооружений Дворцового парка. Здание дворца Приорат, ставшее ярким поэтическим символом Гатчины, возведено в 1790-х годах по чертежам Н. А. Львова (1751—1804). Один из выдающихся деятелей русской культуры, Львов известен не только как архитектор, но и как поэт, зодчий, музыкант, переводчик, драматург, художник, ученый. В парке Зверинец по проекту Львова построили мост-руину с каскадом и специальным бассейном для инсценировок морских сражений. Для театрализованных рыцарских турниров Львов устроил в Дворцовом парке Амфитеатр.

В развитие дворцово-парковых ансамблей Гатчины в годы, когда ее владельцем был Павел, наряду с архитекторами немалый творческий вклад внесли мастера-строители и садоводы. Среди “каменных дел мастеров”— Д. Висконти, автор и строитель Террасы у Карпина пруда, строитель Малого и Трехарочного мостов, участвовавший также в переделке дворца согласно чертежам В. Бренны. Многим Гатчина обязана строителю-самородку К. А. Пластинину (умер в 1798 году). Он построил обелиск Коннетабля, выполнил фигурные каменные верстовые столбы. Он же построил в Дворцовом парке Оранжерею, Большую Террасу, Сильвийские и Березовые ворота.

Среди мастеров садового дела с тонким пониманием красоты северной природы, которые сумели обогатить местный ландшафт, придав ему значение совершенного произведения искусства, самое почетное место принадлежит Джеймсу Гекету. Он приехал в Россию из Англии и поступил на службу к Г. Г. Орлову приблизительно в конце 1760-х —начале 1770-х годов. Остался до конца жизни в России, непрерывно работая в Гатчине, где и скончался в 96-летнем возрасте в 1833 году. Маститого садовода-мастера уже давно называли Яковом Ивановичем, и он в своем завещании, оставляя капитал для ежегодного вспомоществования беднякам, написал: “Судьбе угодно было устроить, чтобы я, будучи иноземец, нашел себе новое любезное отечество—Россию и постоянное жительство в Гатчине...” Во всех гатчинских парках до сих пор сохранились следы ландшафтных композиций, принадлежащих Гекету.

1783—1801 годы знаменательны и для судьбы Гатчинской мызы, которая с 1796 года получила статус города и собственный герб. В этот период сложилось своеобразное социально-историческое явление, которое получило у историков эпитет “гатчинское”.

Знаток и историк Гатчины В. К. Макаров писал в одной из своих работ: “„По-гатчински" хмуро и свысока смотрели правители, вышедшие отсюда, на Россию как на огромный плац-парад”.

Начало всему “гатчинскому” в жизни России положил Павел, которого не случайно называли “гатчинским императором”. Здесь, со страхом и подозрительностью томительно ожидая в течение тринадцати лет своего часа, он “отрабатывал модель” будущей империи, которая ему представлялась как государство беспрекословного повиновения и абсолютной регламентации.

Оценка историками личности и деятельности Павла чрезвычайно противоречива. Это объясняется разительными контрастами и его человеческой натуры, и осуществлявшегося в годы его кратковременного царствования политического курса. Павел был европейски образован, свободно владел многими языками, разбирался в искусстве. Его письма отмечены изящным литературным стилем “в духе философского сентиментализма”. Вместе с тем он непреклонно верил в божественность неограниченной самодержавной власти, считая себя высшим мерилом истины и права.

В “наставлении”, составленном для своей невесты Софии-Доротеи, Павел достаточно откровенно раскрывает свой характер: “Ей требуется прежде всего вооружиться терпением и кротостью, чтобы сносить мою горячность и изменчивое расположение духа, а равно мою нетерпимость”. К этому можно добавить заметки французского посла при русском дворе графа Л.Ф. Сегюра:

“Павел желал нравиться, он был образован, в нем замечались большая живость ума и благородная возвышенность характера. Но вскоре, и для этого не требовалось долгих наблюдений, во всем его облике, в особенности тогда, когда он говорил о своем настоящем и будущем положении, можно было рассмотреть беспокойство, подвижность, недоверчивость, крайнюю впечатлительность, одним словом, те странности, которые явились впоследствии причинами его ошибок, его несправедливостей и его несчастий”.

Границы “гатчинской империи” охраняли небольшие, но устроенные по всем правилам фортификации укрепления, заставы со сторожевыми будками, казармы. Как писал исследователь истории Гатчины С. В. Рождественский, “вообще Гатчина, преобразованная Павлом Петровичем... носила на себе отпечаток более военного лагеря, нежели города”. Самым крупным укреплением была каменная крепость Ингербург, защищавшая дорогу со стороны Петербурга. В своей любимой резиденции Павел муштровал “гатчинское войско”, включавшее кавалерийские, пехотные и артиллерийские части, проводил маневры своей “гатчинской флотилии”. При этом, как писала одна из современниц, “русские солдаты, обращенные в пруссаков... одеты по старинной форме Фридриха Вильгельма Первого”. Павел был страстным поклонником этого прусского короля, правившего с 1713 по 1740 год и вошедшего в историю с прозвищем “Фельдфебель на троне”. Одновременно в Гатчине создавался образцовый город, где все было подчинено социальному, сословному принципу. Вместе с тем Гатчине придавались черты, которые должны были свидетельствовать, что наследник престола на свой лад намеревается насаждать просвещенность, заботиться о благе подданных, развитии мануфактур, фабрик и сельского хозяйства. В Гатчине имелись стекольный, фарфоровый (фаянсовый) и полотняный заводы, сукновальная фабрика, сырный завод, шляпная мастерская.

Не было забыто при благоустройстве Гатчины учреждение различного рода “богоугодных заведений”— госпиталя, аптеки, бесплатного училища для детей гатчинских обывателей, военно-сиротского дома для солдатских детей. Всеми городскими делами ведала городская ратуша; строительство контролировал главный архитектор. За порядком наблюдала полиция. Существовала и регулярная пожарная команда. Демонстрируя веротерпимость, Павел разрешил построить в городе, наряду с православными церквами, лютеранскую кирху и католический костел. Немало было сделано для улучшения городского хозяйства. Главную городскую магистраль—Большой проспект—вымостили булыжником. В центральной части он освещался керосиновыми фонарями. На проспекте размещалась почтовая контора. Существовал и “герберг”—своего рода гостиница. В рамках социально-политической системы России конца XVIII—самого начала XIX века эти гатчинские новшества имели прогрессивное значение. Но все эти просвещенные начинания были опутаны различного рода бюрократическими установлениями—“наказами”, “регламентами”, “инструкциями”, “экономическими приказами и наставлениями”, —которые к тому же произвольно трактовались чиновниками и зачастую круто изменялись согласно непредсказуемым капризам “высочайшей воли”.

Период 1783—1801 годов отмечен в истории Гатчины особой целостностью выражения духа своего времени в самых различных проявлениях и исключительно ярко— в архитектурных произведениях. Именно в этот период определение “гатчинский” приобрело совершенно определенное нарицательное значение. “Гатчина,— как писал Н. Е. Лансере,—со всеми ее дворцами и городом при Павле достигла высшей точки своего процветания, на которой после смерти императора не могла уже удержаться...” Однако, несмотря на различные перипетии, и в 1801—1828 годах, когда Гатчиной владела вдова Павла Мария Федоровна, а затем с 1828 до 1855 года, когда город стал одной из резиденций Николая I, и в дальнейшем—при Александре II (1855—1881) и при Александре III (1881—1894), и, наконец, при последнем Романове—Николае II основные художественные особенности дворцово-парковых ансамблей и города сохранялись. Главную роль в этом сыграли архитекторы, проявившие глубокое понимание значения преемственности, бережное отношение к основному замыслу и большую градостроительную культуру.

1844—1857 годы—время последних крупных изменений в облике гатчинского ансамбля. В этот период ведущим архитектором Гатчины был Роман Иванович Кузьмин (1811—1867), видный мастер русской архитектуры 40—50-х годов XIX века. Окончив в 1832 году Академию художеств в Петербурге, Кузьмин включился в активную творческую деятельность. Уже в 1840 году его удостоили звания академика архитектуры. По проектам этого архитектора в Петербурге возводились жилые дома, особняки, церкви и часовни. Кузьмин проявил себя как искусный рисовальщик, строитель, археолог. Являясь профессором Академии художеств, он заслужил признание и как преподаватель.

Проекты и постройки Кузьмина свидетельствуют о глубоком понимании им своеобразия различных архитектурных стилей — ренессанса, готики, восточного, китайского, древнерусского. Кузьмин умело использовал новые материалы и конструкции. В Москве по его проекту было возведено в 1868 году первоначальное здание Ярославского вокзала, в Париже—православная церковь. О европейской известности Кузьмина говорит избрание его членом-корреспондентом Французской Академии искусств. Талант и мастерство Кузьмина с особой силой проявились в архитектурно-строительных и реставрационных работах по Гатчинскому дворцу.

Выполняя непререкаемое распоряжение Николая I существенно перестроить и расширить оба каре дворца, а затем произвести капитальный ремонт его центральной части, Кузьмин проявил исключительный творческий такт. Создав ряд новых интерьеров в духе готики, ренессанса, рококо и других исторических стилей, он сумел сохранить композиционный замысел Ринальди, масштабные соотношения всех элементов и стилистический характер декора фасадов. Работы Кузьмина в интерьерах центральной части дворца—образец подлинной научной реставрации, основанной на тщательных обмерах, выполненных с изумительной скрупулезностью.

По проекту Кузьмина в 1851 году был изготовлен гранитный постамент для бронзовой статуи Павла, отлитой по модели скульптора И. П. Витали. Она была установлена на плацу перед дворцом, удачно акцентировав его композицию и подчеркнув историческую значимость именно “Павловской Гатчины”, как особого периода в летописи ансамбля.

Вторая половина XIX — начало XX века, вплоть до 1917 года, отмечены в основном текущими ремонтными и реставрационными работами и строительством непосредственно на территории города.

Прославленная своими дворцово-парковыми ансамблями, Гатчина неоднократно вспоминается и на страницах истории отечественной культуры. Биографии многих видных художников, литераторов, деятелей науки связаны с этим пригородом Петербурга. Выдающийся русский живописец-пейзажист С. Ф. Щедрин и акварелисты А. Е. Мартынов, Г. С. Сергеев, гравер С. Ф. Галактионов исполнили циклы пейзажей Дворцового парка в конце XVIII века. В середине XIX столетия художники Э. П. Гау и Л. О. Премацци с исключительной точностью и мастерством зарисовали все наиболее ценные дворцовые интерьеры. Поэт и художник Т. Г. Шевченко написал здесь одну из своих дум и запечатлел романтический облик Приоратского дворца. Многие годы прожил в Гатчине пейзажист К. П. Беггров — художник-передвижник. Постоянным гатчинским жителем был выдающийся мастер карикатуры П. Е. Щербов. Гатчинцы отметили мемориальной доской память своего одаренного земляка художника Ф. А. Васильева. Значительной была и музыкальная жизнь Гатчины. В конце XVIII века на сцене дворцового театра исполнялись произведения одареннейшего композитора Д. С. Бортнянского. В Гатчине родился композитор М. М. Ипполитов-Иванов.

Среди внушительного списка писательских имен, так или иначе связанных с Гатчиной, нельзя не назвать не один год жившего здесь Г. И. Успенского, а также А. И. Куприна, который очень любил этот небольшой городок, где находился его “Зеленый домик” — место сосредоточенного творчества. Почти тринадцать лет жил в Гатчине поэт К. М. Фофанов.

Особая роль выпала Гатчине в развитии русской авиации. На планах XIX века западнее линии Балтийской железной дороги обозначено Военное поле. Здесь с начала XX века размещались аэродром и ангары офицерской воздушной школы и аэроклуба, проводились первые показательные “публичные” полеты. Здесь овладели навыками управления летательными аппаратами Е. В. Руднев, М. Н. и П. Н. Нестеровы и многие другие летчики, составившие славу отечественной авиации.

Октябрьскую революцию Гатчина встретила подобно другим дворцовым пригородам. Рядовые служители, ученые и искусствоведы, вошедшие в историко-художественные комиссии по составлению описи имущества бывших царских резиденций, созданные сразу после Февральской революции, остались на своих постах, продолжая свое благородное дело. Однако в октябре над Гатчинским дворцом нависла опасность разгрома: город занял казачий корпус генерала П. Н. Краснова, а во дворце разместился штаб А. Ф. Керенского. Спасение дворца - заслуга П. Е. Дыбенко, который сумел убедить казаков отказаться от участия в "контрреволюционной авантюре". Так как четких исторических справок сейчас не может дать никто, предыдущее предложение имеет право на сущестование. В ночь на 2 октября Гатчинский дворец находился уже под охраной революционных войск.

19 мая 1918 года Гатчинский дворец был открыт для осмотра как музей. На торжественном открытии дворца-музея присутствовал А. В. Луначарский. Но осенью 1919 года в течение двух недель в Гатчине находились части белой армии Н. Н. Юденича. После их изгнания экспозиционная, экскурсионная и музейная работа возобновилась. За четыре с половиной года дворец посетило более 45 тысяч человек.

Значительную роль в первые годы существования гатчинского музея сыграли ученые-искусствоведы В. Я. Курбатов, В. К. Макаров, Н. Е. Лансере, Л. Кузьмин и С. Н. Бадаева, которая всю свою жизнь отдала любимому музею. Музейные работники Гатчины сумели не просто сохранить художественные сокровища, но выявить мировое значение этого дворцово-паркового ансамбля.

Когда началась Великая Отечественная война, главный хранитель гатчинского музея С. Н. Балаева и ее помощница И. Н. Янченко умело организовали спасение самых ценных коллекций. Более восьми тысяч экспонатов были отправлены с 7 июля по 19 августа четырьмя железнодорожными эшелонами в глубь страны; почти три тысячи предметов вывезли на автомашинах в Ленинград, где они сохранялись все блокадные дни.

Немецкие танки вошли в Гатчину 9 сентября 1941 года после длительных, упорных боев советских войск. Почти два с половиной года город был оккупирован фашистами. В ночь на 26 января 1944 года Гатчина была освобождена советскими войсками. В тот же день Москва отметила эту победу артиллерийским салютом, а наиболее отличившиеся части получили наименование Гатчинских. В годы оккупации город был в значительной степени разрушен, дворец сожжен. Та же участь постигла Лесную оранжерею. Парки были искажены многочисленными порубками, крупнейшие мосты взорваны, Березовый домик уничтожен. Перечень причиненного ущерба содержал десятки наименований объектов, а все, что уцелело, было в разной степени повреждено.

Несмотря на большой урон, в Гатчине, как и в других пригородах, начались восстановительные и консервационные работы. Но в сравнении с другими дворцово-парковыми ансамблями, гатчинские, из-за большей степени разрушений, восстанавливались медленнее. Однако реставрация все же велась с первых дней освобождения. С. Н. Балаева, вернувшись из Ленинграда на музейное пепелище, без промедления начала подготовку необходимой документации и организацию первоочередных работ. Позже ее усилия поддержали и продолжили такие энтузиасты, как И. В. Соколова, К. К. Мамаев, Э. А. Тихановская, А. С. Елкина.

Саперы разминировали территорию парков. В короткий срок засыпали траншеи и воронки, расчистили заросшие аллеи и дороги. За первые четыре года высадили около 6 тысяч деревьев. Скрытую в тайниках под слоем земли мраморную скульптуру извлекли и установили на сохранившиеся постаменты. По чертежам архитекторов С. Е. Путкевича и А. А. Кедринского (ныне лауреат Ленинской премии) соорудили временные деревянные мосты, использовав в качестве образцов изображения 1870-х годов. Садоводы возрождали планировку Голландских и Липового садов, острова Любви и Зверинца. По рисункам Кедринского были выполнены бронзовые завершения Смоленских ворот. Были проведены реставрационные и консервационные работы по Птичнику, Ферме, Адмиралтейству, Горбатому мосту, павильону Орла и всем воротам Дворцового парка. Заметной вехой в летописи возрождения Гатчины стало воссоздание по проекту и эскизам Кедринского Березового домика с его утонченным резным и живописным декором.

Дни празднования 40-летия со дня Победы в Великой Отечественной войне ознаменовались долгожданным событием - распахнулись двери первых музейных залов дворца. Этим подведен начальный итог труда коллектива, который возглавлял лауреат Государственной премии РСФСР архитектор М. М. Плотников, и длившихся двадцать лет научных, проектных и реставрационных работ.

В 1990 году завершена основная реставрация Белого зала и Тронной Марии Федоровны. Все это открыло реальную перспективу полного возрождения Гатчинского дворца-музея.

Впереди еще очень много трудных дел. Одна из сложнейших задач - воплотить проект Ленгипроводхоза и возродить уникальную гидротехническую систему гатчинских парков, чтобы вновь стали полноводными, чистыми, прозрачными и сверкающими озера, пруды, протоки и каналы.

"Непросто возродить во всей полноте художественное бытие всего дворцово-паркового комплекса. Но красота Гатчины жива даже в руинах отдельных ее сооружений. В этой красоте запечатлено бессмертие народной души. Творческая сила народа создала и возродит гатчинские ансамбли для нашего и грядущих поколений".

От автора: Творческая сила народа конечно возродит все что угодно, т.к. на умельцев Россия богата, но ГОСУДАРСТВУ, в лице чиновников, пора повнимательнее относиться к нашему достоянию.

Неповторимость каждого из дворцово-парковых ансамблей в пригородах Санкт-Петербурга наиболее убедительно и зримо воплощена в художественном облике главных архитектурных сооружений — больших дворцов. Местоположение, объемно-пространственное решение, структурное соподчинение частей, использованные декоративные средства и приемы, типичные для многих сооружений этих ансамблей, словно сфокусированы в облике дворцов. Большой Петергофский дворец, дворец Меншикова в Ломоносове, Екатерининский дворец в Пушкине, дворец в Павловске— каждый из них являет собой архитектурный и стилистический символ всего ансамбля.

Образ дворца подобен главной теме музыкального произведения, которой подчинены и с которой связаны побочные мелодии и вся инструментовка произведения в целом. Можно утверждать, что каждый из доминирующих дворцов пригородных ансамблей дает тон и настрой всему архитектурному, парковому и декоративному окружению. Раскрытие образной сути дворца — ключ к пониманию специфики каждого из ансамблей. Все сказанное в полной мере относится к Гатчинскому дворцу.

то, прежде всего, дворец-замок, и более того — единственный замок в ленинградских пригородах. Мысль о возведении дворца-замка в уединенной лесной глуши, удаленной не только от столичной суеты, но и от праздничной жизни царскосельской императорской резиденции, предложенная Ринальди как отправная для разработки проекта, очень импонировала Г. Г. Орлову. О подобных строениях для царственных особ и вельмож Антонио Ринальди знал не только по увражам и описаниям, но и видел их во время своего путешествия в Англию, где находились лучшие образцы загородных замков, созданные в разные эпохи. Более того, Ринальди сам принимал участие в проектировании и начальной стадии строительства грандиозного дворца-замка в Казерте, вблизи Неаполя, проект которого принадлежал его учителю и другу Луиджи Ванвителли.

Проектируя Гатчинский дворец, Ринальди не пошел по пути повторения какого-либо образца. Он синтезировал наиболее характерные типологические черты подобного рода сооружений, создав в определенном смысле архитектурную фантазию на тему рыцарского охотничьего замка. Поэтому, при известном созвучии с образным строем средневековых замков, Гатчинский дворец является совершенно самобытным произведением русской архитектуры, и особенно архитектуры второй половины XVIII века. Несмотря на частичные перестройки, изначально задуманная тема сохранила свое значение и отчетливо читается в композиции, пластике и декоре дворца.

Дворцовое здание поставлено на самой высокой точке всхолмления, господствующего над всем ландшафтом. Его северный парковый фасад обращен к склону — Серебряному лугу, от нижней границы которого простирается парк с обширными озерами. Южный фасад, обрамляющий парадный плац, всей своей громадой, тянущейся более чем на 270 метров, закрывает парк, заставляя входящего сосредоточить внимание на архитектурном облике дворца.

В плане дворца, что особенно заметно при взгляде с “птичьего полета”, четко выявлены все составляющие его части. Средний трехэтажный корпус - строгий вытянутый прямоугольник протяженностью 45 метров. К его двум углам, обращенным в сторону парка, примыкают пятигранные пятиярусные башни - Часовая и Сигнальная. Южная сторона среднего корпуса, с заглублением, создающим игру объемов, акцентирована тремя арками входных дверей и балконом по второму этажу.

Главный корпус двумя полукружиями галерей (общая протяженность—110 метров) соединяется с трехэтажными почти квадратными в плане (80Х83 метра) корпусами — каре, строения которых образуют обширные дворы. Углы каре выделены трехъярусными восьмигранными башнями. Башни, примыкающие к полуциркульным галереям, завершены куполами.

План дворца логически вытекает из первоначального назначения каждой его части. Средняя, с Сигнальной и Часовой башнями, предназначена была для парадных помещений и личных комнат владельца. В галереях размещались коллекции картин и различных произведений искусства. Они не только планировочно, но и художественно расширяли и обогащали парадную часть дворцовых апартаментов. В каре находились помещения сначала чисто утилитарные—конюшни и кухни. Позже в них все большее место занимали комнаты семей царствующих монархов. Купольные же башни каре служили архитектоническими звеньями, которые по своему объему и назначению создавали необходимую связь и паузу между каре и главным корпусом с его импозантными дворцовыми помещениями.

В плане Гатчинского дворца очень ярко выявлены замкнутость всего строения в целом и каждой его части в отдельности. Это ощущение усилено чередованием протяженных объемов и выступающих граненых башен. Средняя линия плаца сливается с композиционной осью всего ансамбля. Ее изначальной точкой служит монумент Павлу I, от которого с полной определенностью и четкостью просматриваются структура, объемные соотношения частей дворцового здания и их декоративная “одежда”.

Декор южного фасада, как и всего дворца, проработан с исключительной тщательностью. Филигранная утонченность каждой детали дала повод говорить о графичности в трактовке фасадов дворца. Но эта графичность, идущая от Ринальди, органически сочетается со свойственной зодчему мягкой, хочется сказать—трепетной, пластикой.

Первый этаж среднего корпуса и полуциркульных галерей ритмично членится пилястрами дорического ордера. Простенки между ними “облегчены” оконными проемами—прямоугольными в центре и полуциркульными в галереях. Над каждым окном—слегка заглубленное панно, которое так же, как и рельеф наличников, сообщает фасаду пластическую текучесть.

Более богата трактовка фасада второго этажа. В Главном корпусе использованы парные ионические пилястры, а на галереях — полуколонны того же ордера. Наличники средней части бельэтажа Главного корпуса имеют усложненный рисунок и завершаются виртуозно прорисованной рельефной выкружкой барочного характера. Проемы второго этажа галерей имеют полуциркульные очертания и в подоконной части выявлены еще и балюстрадой.

Третий этаж Главного корпуса лапидарен и прост: соответственно пилястрам расположены лопатки, рисунок рельефных наличников вторит обрамлению окон первого этажа. Поэтажные членения представляют собой классически трактованный антаблемент, обнимающий здание по всему периметру.

Трехэтажный главный корпус и двухэтажные галереи венчаются парапетами, скомпонованными из каменных тумб и звеньев кованой ажурной решетки. С парапетом связаны прямоугольные аттики, отмечающие основные оси фасадов, на которых расположены входы во дворец. Двери в галереи, размещенные в центрах полукружий и на их торцовых сторонах, выделены двухколонными портиками дорического ордера, несущими балконы с ажурными ограждениями. К портику каждой из галерей ведут девятиступенчатые гранитные лестницы, напоминающие по форме срезанный конус.

В рисунке ступеней, наличников и решеток улавливается перекличка с другими произведениями Ринальди—такими, как Мраморный дворец, постройки в Ломоносове,— ярко выражающими почерк зодчего. Можно сказать, что все это произросло в том же удивительном саду архитектурных замыслов и фантазий, где расцвел знаменитый “цветок Ринальди” — декоративное рельефное украшение в виде изящных стилизованных лилий.

Изысканное течение линий и масс с южной стороны дворца как бы останавливается массивами купольных башен. Их плавно изогнутые, с подчеркнутыми гранями купола завершаются восьмигранными фонариками, родственными завершениями павильонов Меншиковского дворца в Ломоносове.

На южном фасаде дворца использован прием сочетания и противопоставления прямых и волнистых линий. Вертикали пилястр и прямоугольных проемов контрастируют с волнистой линией, образуемой по горизонтали полуциркульными завершениями больших и малых проемов первого и второго этажей. Это мерное волнообразное движение достигает своей кульминации и завершения в куполах башен каре. Купольные башни, как бы закрепляя объемно-пространственную композицию срединной части дворца, создают выразительный переход к фасадам каре.

Фасады каре, продолжая разворот, начатый полуциркульными галереями, усиливают воздействие фронтальной композиции, придают ей большую (ударение на "о") монументальность и масштабность. При этом, несмотря на определенную грузноватость, они не нарушают изначальной плановой структуры, повторяя поэтажные членения и пилястровый декор фасадов полуциркулей, обращенных к парку.

Декор фасадов каре, в котором использованы пилястры дорического ордера, строгого рисунка наличники, а также русты на гранях башен, придает сильно вытянутой стене ритм, снимающий ощущение статичности. Фасадам каре свойственна ясность вертикальных и горизонтальных членений, скоординированных с членениями дворца. Вместе с тем существует и отличие: в простенки первого этажа каре включены маленькие квадратные оконные проемы среднего—второго—этажа и люкары на третьем ярусе башен.

Сочетание массивных корпусов каре и изящной центральной части еще больше выявляет одну из характерных “гатчинских” черт ансамбля, в котором изысканность загородной виллы органично соединяется с чертами крепостной цитадели. Наиболее типичные из этих черт —фортификационные сооружения: бастионная стена с амбразурами для орудий, крепостной ров перед ней и перекинутые через него мосты, некогда подъемные.

Очертания бастионной стены зеркально повторяют в плане конфигурацию южного фасада дворца и замыкают обширную скругленную площадь, или, как ее называют, парадный плац (почти 10 тысяч квадратных метров), предназначавшуюся для военных смотров и вахтпарадов.

В отличие от южного фасада, который с площади можно охватить единым взглядом, северный фасад, обращенный к парку, раскрывается по мере обхода дворцового здания.

Наиболее выразительна средняя часть Главного корпуса, замкнутая Сигнальной и Часовой башнями. Центральная ось фасада акцентирована двухколонным портиком дорического ордера, перекрытие которого является основанием балкона с ажурной кованой решеткой. Узор ее состоит из сквозных вытянутых прямоугольников, связанных и окаймленных кольцами. На фризе портика вкомпонована медная доска с лаконичной надписью: “Заложен 1766 г. мая 30, окончен 1781 года”.

журная решетка контрастно подчеркивает необычайную монументальность и величавую суровость форм и декора северного фасада.

Массив стены, расчлененный горизонтальными тягами и пилястрами (первый этаж—дорический ордер, второй—ионический, третий—лопатки), не имеет никаких выступов, что придает ему особую цельность. Этой же задаче выявления архитектонической силы служат пять полуциркульных арок, прорезающих первый этаж. Их проемы обрамлены широкими, “циклопических” размеров наличниками, импосты подчеркнуты выступающими квадрами, а своды арок—замковыми камнями.

Чередование высоких и широких полуциркульных дверных проемов с малыми прямоугольными создает своеобразный ритм, оттеняющий мерные ряды прямоугольных проемов второго и третьего этажей.

Башни, фланкирующие фасад Главного корпуса, создают мощный пластический и высотный аккорд. Именно они сообщают парковому фасаду дворца сходство с замком. Люкарны башен, сквозь которые стража могла озирать всю местность, завершены рельефными полуциркульными сандриками.



Узнать и увидеть больше о Гатчине её дворцах, парках и истории:
◦   Гатчина. Художественные памятники / Gatchina. Art monuments - рассматривается весь комплекс гатчинских дворцово-парковых ансамблей и города как единое художественное целое в их исторической и композиционной связи. Фотографии и иллюстрации к данному разделу.
◦   Фотоальбом 'Моя заповедная Родина' с путевыми заметками и подразделами
◦   Статьи и публикации о городе Гатчина и Гатчинском районе / Articles and publications about the city of Gatchina
◦   Литературный раздел - Гатчина. Литературное зеркало