| |
|
|
Врангель Петр Николаевич. ЗапискиБелая гвардия
|
Книга первая (ноябрь 1916 г. — март 1920 г.) Глава V. РазвалВ изгнанииЯ много читал и слышал про Босфор, но не ожидал увидеть его таким красивым. Утопающие в зелени красивые виллы, живописные развалины, стройные силуэты минаретов на фоне голубого неба, пароходы, парусные суда и ялики, бороздящие по всем направлениям ярко синие, прозрачные воды, узкие, живописные улицы, пестрая толпа — все было оригинально и ярко красочно. Мы остановились с генералом Шатиловым в здании русского посольства, где военный представитель генерал Агаптев любезно предоставил в наше распоряжение свой кабинет. Громадные залы посольства были переполнены беспрерывно прибывающими с Юга России многочисленными беженцами, ожидавшими возможности, по получении необходимых виз, проехать дальше. Те, которым ехать было некуда, устраивались на Принцевых островах, пользуясь помощью союзников: американцы, англичане, французы и итальянцы брали на себя попечение о беженцах, распределив между собой помощь на Принцевых островах. Моя семья пользовалась гостеприимством англичан на о. Принкипо. Я и жена тяготились чужеземной помощью и решили при первой возможности перебраться в Сербию; остановка была за деньгами. Мы выехали из России совсем без средств. После долгих хлопот, мне, с помощью оказавшегося в Константинополе А. В. Кривошеина, удалось сделать заем в одном из банков и на первое, по крайней мере, время, мы могли считать себя обеспеченными. Отъезд наш задерживался тяжелой болезнью матери моей жены. Я сделал визиты союзным военным комиссарам. Французского и итальянского не застал и познакомился лишь с американским, жизнерадостным, добродушным адмиралом Бристоль, и английским, адмиралом де Робек. У него я познакомился с командующим оккупационными Великобританскими войсками генералом Мильн. Красивый старик, совершенный тип английского джентельмена, адмирал де Робек, видимо, мало интересовался политикой и негласным руководителем последней являлся генерал Мильн. Он проявил большой интерес к настоящим событиям на Юге России, долго и подробно меня расспрашивая. Коснулся он и вопроса о взаимоотношениях моих с Главнокомандующим и дошедших до него слухов о подготовлявшемся в Крыму перевороте. Я мог подтвердить ему лишь то же, что говорил ранее г-ну Мак-Киндеру. Из Новороссийска приходили тяжелые вести, 7-го марта красные форсировали реку Кубань. Противник стал распространяться к югу. Восстания в тылу охватывали новые районы. Неожиданно я получил от генерала Деникина письмо — ответ на посланное мною ему перед отъездом из Крыма:
Генерал Деникин, видимо, перестал владеть собой. Мы стали готовиться к отъезду. Несмотря на то, что в Константинополе оказалась масса знакомых, я мало кого видел, целые дни проводя в прогулках по городу и его окрестностям, знакомясь с многочисленными памятниками старины. Изредка по вечерам собирались мы в одном из бесчисленных кафе и за чашкой турецкого кофе беседовали с А.В. Кривошеиным и П.Б. Струве. Наконец, день нашего отъезда был окончательно установлен. За несколько дней до него я получил письмо генерала Слащева. Письмо это было совершенно сумбурное. Слащев убеждал меня не уезжать из Константинополя и ожидать какой-то телеграммы от него и Сената (Сенат из Ростова был эвакуирован в Ялту, где продолжало оставаться большинство сенаторов). Он просил меня верить в бескорыстность руководивших им чувств, "но" — писал он, — учитывая в армии популярность Вашего и моего имени, необходимо их связать, назначив меня Вашим начальником штаба". Письмо было для меня загадкой. Через несколько дней она разъяснилась. Прижатая к морю армия заканчивала борьбу. Из Новороссийска один за другим прибывали транспорты, переполненные обезумевшими от ужаса и лишений беженцами. Армия отходила, почти не оказывая сопротивления. Было очевидно, что транспортных средств не хватит и большая часть войск останется не погруженной. Главнокомандующий находился в Новороссийске на цементном заводе, под охраной англичан. Жена его прибыла в Константинополь и остановилась в русском посольстве. Передавались слухи, что генерал Деникин, видя неминуемый развал и гибель армии, заявил, что "Новороссийска не оставит и пустит себе пулю в лоб". Однако, вскоре стало известно, что 14-го Главнокомандующий на миноносце оставил Новороссийск. Ставка перешла в Феодосию. Успели погрузиться для переброски в Крым лишь добровольцы, за исключением одного из Марковских полков, сводная кубанская бригада, гвардейская бригада 1-ой донской дивизии и некоторые другие части Донской армии. Оставленные на побережье части Кубанской и Донской армий отходили на Туапсе. Войска Северного Кавказа сосредотачивались в Поти. Эвакуация Новороссийска превосходила своей кошмарностью оставление Одессы. Стихийно катясь к морю, войска совершенно забили город. Противник, идя по пятам, настиг не успевшие погрузиться части, расстреливая артиллерией и пулеметами сбившихся в кучу на пристани и молу людей. Прижатые к морю наседавшей толпой, люди падали в воду и тонули. Стон и плач стояли над городом. В темноте наступавшей ночи вспыхивали в городе пожары. Вскоре пришло известие об оставлении генералом Романовским должности начальника штаба Главнокомандующего. Уступая требованию общественного мнения, генерал Деникин решился принести в жертву ему своего ближайшего сотрудника (общественное мнение было весьма неблагоприятно к генералу Романовскому. Его называли "злым гением Главнокомандующего", считали виновником всех ошибок последнего. Справедливость требует отметить, что обвинения эти были, в значительной мере, голословны). Генерала Романовского заменил генерал Махров. 16-го марта генерал Деникин решил упразднить Южно-Русское правительство. М. В. Бернацкому было поручено составить новое "деловое учреждение". Так именовалось в приказе Главнокомандующего новое правительство. 20-го марта, накануне нашего отъезда, адмирал де Робек пригласил меня завтракать на флагманском корабле "Аякс". Я выходил из посольства, когда мне вручили принятую английской радиостанцией телеграмму из Феодоссии от генерала Хольмана. Последний сообщал, что генерал Деникин решил сложить с себя звание Главнокомандующего и назначил военный совет для выбора себе преемника. На этот совет генерал Деникин просил прибыть меня. Телеграмма показалась мне весьма странной. На службе я уже более не состоял и приглашение генералом Деникиным меня, только что оставившего пределы армии по его требованию, трудно было объяснить. Обстоятельства, при которых генерал Деникин принял это решение, стали мне известны лишь впоследствии. 18-го марта Главнокомандующий разослал старшим начальникам секретную телеграмму такого содержания:
Я завтракал на "Аяксе". С большим трудом я поддерживал разговор. Мысли все время вертелись вокруг полученной телеграммы. Я не сомневался, что борьба проиграна, что гибель остатков армии неизбежна. Отправляясь в Крым, я оттуда, вероятно, уже не вернусь. В то же время долг подсказывал, что идя с армией столько времени ее крестным путем, деля с ней светлые дни победы, я должен испить с ней и чашу унижения и разделить с ней участь ее до конца. В душе моей происходила тяжелая борьба. Завтрак кончился, адмирал де Робек просил меня и генерала Мильна пройти к нему в кабинет. — Сегодня я отправил вам принятую моей радиостанцией телеграмму генерала Хольмана. Если вам угодно будет отправиться в Крым, я готов предоставить в ваше распоряжение судно. Я знаю положение в Крыму и не сомневаюсь, что тот совет, который решил собрать генерал Деникин для указаний ему преемника, остановит свой выбор на вас. Знаю, как тяжело положение армии и не знаю, возможно ли ее еще спасти... Мною только что получена телеграмма моего правительства. Телеграмма эта делает положение армии еще более тяжким. Хотя она адресована генералу Деникину, но я не могу скрыть ее от вас. Быть может содержание ее повлияет на ваше решение. Я повторяю, не считаю себя вправе скрыть ее от вас и, зная ее содержание, поставить вас в положение узнать тяжелую истину тогда, когда будет уже поздно. Он передал мне адресованную генералу Деникину ноту:
Отказ англичан от дальнейшей нам помощи отнимал последние надежды. Положение армии становилось отчаянным. Но я уже принял решение. — Благодарю вас, если у меня могли быть еще сомнения, то после того, как я узнал содержание этой ноты, у меня их более быть не может. Армия в безвыходном положении. Если выбор моих старых соратников падет на меня, я не имею права от него уклониться. Адмирал де Робек молча пожал мне руку. Я решил выехать немедленно. Генерал Шатилов, узнав о моем решении, пришел в ужас. — Ты знаешь, что дальнейшая борьба невозможна. Армия или погибнет, или вынуждена будет капитулировать и ты покроешь себя позором. Ведь у тебя ничего, кроме незапятнанного имени не осталось. Ехать теперь, это безумие, — убеждал он меня. Однако, видя, что его доводы бессильны, он объявил, что едет со мной, не решаясь оставить меня в этот грозный час. 21-го марта броненосец "Император Индии" вышел в Крым. Море стихло. Мощно рассекая волны, уносил меня корабль к родным берегам. Там готовился эпилог русской трагедии. Над предпоследним актом ее готов был опуститься занавес истории. 31 июля 1922 года.
|
© Copyright Maxim Bychkov, 2006 |