Тришина Алена Александровна

НА ЗАЛИВЕ

Движение песка стало ощутимым — таким занудным, таким занятным. До головной боли, до изнеможения он пытался понять, почувствовать себя частичкой этого песка — не мог! В "Именник" вкралась ошибка. И он должен исправить ее. Должен!

Солнце, едва-едва поднявшись над горизонтом, будто примеряясь, важно, степенно проделывало свой путь вверх. Не раскалываясь бликами, не насаживая никого на стержни лучей, солнце являло себя миру, напоминая о том, что оно — Ярило! Божество, одолеть которое не дано никому.

Придурок, не зачарованный, не ослепленный, но задумчивый и печальный, как Христос с картины Крамского, сидел, подобрав под себя ноги, в позе "лотоса" и отсчитывал мгновения: "Три...Четыре...Пять..." При слове "тринадцать" Придурок вздрогнул: что ни говори, а число все-таки мистическое. Напряженно, противно вскрикнула чайка, невесть откуда взявшаяся. Не меняя позы, он, скосив глаза на чайку, прогуливающуюся по берегу, неожиданно чихнул. Наверное, все-таки утренняя прохлада — не его время. Пусть на нем и куртка, и вязаная шапочка-"петушок", и кроссовки, и теплый шарф. Он никогда не был спортсменом и сегодня, изображая "лотос", устал, как грузчик, отработавший смену. Наверное, как грузчик, - этот труд казался тринадцатилетнему подростку наиболее физически тяжелым. Рывком Придурок выдернул из-под себя ногу, другую, — сидеть на песке, еще не нагретом солнечными лучами, удовольствие небольшое. Но он сидел. Сидел, продолжая счет: "...сто двадцать один, сто двадцать два, сто двадцать три..." Хотелось схитрить, прикинуться, пропустив пяток-другой цифр, чтобы было быстрее, чтобы черта приблизилась и через нее можно было прыгнуть — как с обрыва! Как в омут. Обломок доски, на котором Придурок сидел, впечатался в морской песок, и если его приподнять, то можно увидеть игрушечную могилку, рассчитанную — на кого? Доска — не доска: планка от овощного ящика (вот почему вдруг подумалось о грузчике!). Могилка для ...

Солнце, не увеличиваясь в размере, как бы подкатывалось, наплывало, усмехаясь. Блики играли на воде просыпающегося залива, и чаек, омерзительно кричащих, становилось все больше и больше. Придурок не хотел видеть силуэт города слева от себя, старался не замечать движения "коробка" теплохода прямо перед собой — он был один! Один "на" и один "в". Просто один. Как тот самый Христос в пустыне, который не обрел еще учеников. Кстати, имя Петр имеет значение "камень", "скала", — вот кому были доверены ключи от рая! А Павел... Павлу досталось хождение по мукам и право доказать. Доказать!

Солнце начинало припекать. Придурок встал, снял с головы "петушок" и, осторожно перебираясь с камня на камень, пошел по направлению к теплоходу. Море было спокойным — ленивым, и волны не мешали движению вперед. Вперед — вверх, к Солнцу, как подразумевалось логически. Издалека, с дороги, упиравшейся в песчаное полотно пляжа, могло показаться, что он (человек!) идет по воде. Идет, покидая землю, и солнце — Бог подкатит к нему колесницу. И возьмет его с собой — в далекую заоблачную страну.

Камни, от берега лежавшие пунктирной дорожкой, неожиданно закончились, и те, на которые он должен был ступать, продолжали свой путь к солнцу, шарахнувшись в стороны, как стадо перепуганных баранов. Они были тут, рядом — недоступные и ехидные, нарочно горбатые или острые. А может, просто глупые? Солнечный диск накалялся, менял цвет и, словно огонь очага, завораживал, очаровывая. Человек — чудак, прозванный одноклассниками Придурком, та-
ковым на самом деле не был. Он был Мечтателем! Аргонавтом! Викингом и Пришельцем. Он был. Был!!! Он любил игру — случай помогал ему в этом. И имена, которыми можно было жонглировать, как мячиком. Имена высвечивались, терялись. Звучали. Они были осязаемыми — живыми.

Икар над разбросанными камнями дорожки взлетел бы теперь в небо. Человек—амфибия медленно и спокойно нырнул бы теперьпод воду, брызгами отсалютовав своей стихии. Придурок стоял обеими ногами на "подушке" камня и оглядывался в поисках выхода. Он понимал, что уже пришел "к", что его путь — путь из лабиринта жизни заканчивается тут, где последняя земная опора (камень) пасует перед стихийной силой воды.

Ничто не предвещало шторм. Осторожно повернуться и пройти путь назад, на сушу — довольно простое упражнение. Сюда, в море, Придурок шел, весело насвистывая,— ему подмигивало Солнце! Идти обратно — значит повернуться к нему спиной. Понравится ли это Божеству? Не рассердится ли Ярило? Интересно, когда Иисус шел по воде, солнце было у него за спиной? Нечего удивляться, что человек—бог погиб, распятый: Ярило отомстил отвернувшемуся! "Я — не Иисус! не Иисус!" — как заклинание повторял и повторял Придурок, старательно сохраняя равновесие. Он все еще держал в левой руке вязаную шапку-"петушок", а правой...Пальцы правой руки сжимались и разжимались в нетерпении — это механическое движение означало в человеческом существе знак вопроса: "Что делать?"

"П - а - а -шка - а - а - а!" — послышалось издалека. Хорошо, если бы это был окрик с теплохода, но кричали сзади, с берега. "П - а - а - аш - ка - а - а!" послышалось вновь, и этот скуляще-извиняющийся окрик решил все: кричала Она. Принцесса. Та, о которой он думал во сне и наяву. Которую любил первой, еще младенческой любовью. Она — загадочная, таинственная, волнующая девушка — русалка с добрыми зелеными глазами. Пашка знал, что Валюшку дразнили "Рыжей", отчего она плакала втихомолку, не желая к этому привыкать. Пашка знал, что родители у Валюшки — пьяницы и дом, как говорится, держится на ней. Учится Валюшка средне, на танцы не бегает, но зато какая ловкая, быстрая она в туристических походах и на школьном уроке физкультуры. Август. Скоро — первое сентября. Они пойдут в школу. "Они? — подумалось вдруг. — Они. А я?" Пашка осторожно повернулся, стараясь не поскользнуться, присел на корточки и, зачерпнув в шапку воды, выпрямился. Поглядел на берег. Где-то вдалеке, прижав ладони к лицу, стояла хрупкая девичья фигурка в ярко-оранжевой курточке. "Ва - люш - ка..." — ласково протянул Пашка, почесывая левый глаз ("левый глаз — к счастью!" — усмехнулся кавалер). Он все еще стоял на последнем камне "дорожки", позабыв и про солнце — Ярило, и про Иисуса Назарянина, и про себя тоже. Его Солнце, его Радость, его Звезда была там — на берегу, испуганная, обрадованная. Родная-преродная. Единственная, какая бывает только в сказке. "Ва - люш - ка..." — растягивая губы улыбкой, повторил Пашка и, перепрыгивая с камня на камень, метнулся назад, к далекому милому берегу. В момент, когда до берега оставалось камней десять—двенадцать, шапка, сочившаяся водой, выскользнула из руки счастливого паренька и, шлепнувшись на очередной камень, упала в воду.

На этом-то камне Пашка и поскользнулся — обеими ногами сразу! Он не просто съехал, шлепнулся, а со всего маху опрокинулся на спину, больно стукнувшись головой, спиной, локтями. Едва не захлебнувшись, он, наверное, даже потерял сознание на какие-то секунды, но, очнувшись, увидел над собой две протянутые ему навстречу ладошки с растопыренными пальцами:

— Вставай! Вставай же, Паша! Тут мелко! Пойдем, а то замерзнешь!

Валюшка, стоя по колени в воде, пробовала поднять Пашку, но он, оглушенный, грузным мешком вновь и вновь сползал, запрокидывая голову. Залив в этом месте действительно не был глубоким, и они барахтались в воде, как бы играя. Беда была в том, что Пашка застрял между двумя камнями, и нога у него, кажется, подвернулась. Перепуганная, но деятельная Валюшка со слезами (или брызгами) на глазах суетилась над Пашкой, а он, как бревно — плавун, упорно не желал вылезать из воды.

— Вставай! Вставай же, придурок! — по-женски рассердившись на свое бессилие, выдохнула Валя.

Как ошпаренный, вмиг поднялся из воды Пашка, бешено сверкая глазами:

— Что ты сказала? Что? Повтори!

— Паша! С тобой ничего не случилось? Ничего? — отшатнулась сердобольная Валюшка и, усталая, села на ближний камень.

— Ничего, дура! — огрызнулся Павел и, оттолкнув ее руки, все еще цеплявшиеся за рукав его куртки, громко шлепая по воде, пошел между камней к берегу.

— Паша! Ты шапку забыл, — жалобным бабьим голосом проскулила девчонка.

Он обернулся: рыжие растрепанные кудряшки волос огненным кольцом окружали ее лицо, усыпанное "конопушками". Тайком он пробовал когда-то (еще в детском саду) сосчитать эти "конопушки", но это ему до сих пор не удалось. Она, спасительница, стояла в двух шагах от него, и это расстояние можно было преодолеть в считанные минуты. Валя протягивала ему мокрую, жалкую вязаную тряпку — его "петушок" с болтающимся, как крысиный хвост, оборванным
шнурком кисточки. Не глядя ей в глаза, Придурок вырвал из рук одноклассницы шапку, стряхнул брызги в сторону Валентины, сунул шапку в карман куртки и зашагал к берегу. Один. Он шел, высоко поднимая ноги и опуская каждую из них так, будто давил подошвами кроссовок мерзких гуляющих улиток. По мокрому песку пляжа в мокрых кроссовках Придурок шел медленно и тяжело, проваливаясь и чертыхаясь, как бурлак. "Ха — бурлак! Я это здорово придумал. Как у Репина", — ухмыльнулся подросток, сам себе поднимая настроение. Пошатываясь, словно пьяный, на ходу он размотал с шеи длинный шарф и, отбросив мокрые концы назад, согнулся, изображая тянущего лямку раба. "Репино...Комарове...Солнечное..." — шептали губы, обветренные и соленые. Слезы ли, брызги ли покрывали лицо — не обращая внимания ни на что, он все шел и шел. Он уходил от моря, повернувшись спиной к Божеству, позабыв о при-
чине утреннего происшествия. Давно уже закончилась песчаная полоса пляжа, которую он пересекал поперек, и на асфальтовой дороге его чавкающие "опесоченные" кроссовки выглядели чудовищными звериными лапами, оставляющими за собой странные следы. Мальчишка шел и шел, шел и шел, насвистывая мелодию песен, видимо, Соловья-разбойника. На развилке дорог Соловей-разбойник остановился, пронзительно свистнул, засунув два пальца в рот, размотал с шеи шарф и, используя его как скакалку, грузными прыжками дрессированного медведя двинулся по направлению к строениям видневшегося невдалеке поселка. Черная лента "скакалки", безразлично прокручиваясь, отмеряла дорогу к дому.

Данные литературные произведения перенесены в электронную форму из сборника «Творение» (сборник стихов, рассказов и фантастических новелл, написанных участниками литературной студии «Меридиан»), который посвящен двухсотлетию города Гатчины.
© на произведения принадлежат авторам данных произведений.
© на сборник «Творение»: © Михаил Кононов, составление, 1996.
® CORVUS, Издательский Дом «Корвус», Санкт-Петербург, 1996.
Также Литературная редакция: Елена Анфимова, Алена Тришина.
Авторы сборника выражают благодарность Комитету по культуре и Администрации города Гатчины за доброе содействие в издании этой книги.
В работе над книгой принимали участие Дом культуры города Гатчины, Центральная библиотека имени А.И. Куприна (г. Гатчина), Литературная студия «Меридиан».