на головную страницу сайта | к оглавлению раздела "Гатчина. Литературное зеркало"

Глава 23.
Показания свидетелей и объяснения обвиняемых об убийстве царской семьи


Николай Алексеевич Соколов

Убийство Царской Семьи


Оглавление. О авторе



Глава 23.
Показания свидетелей и объяснения обвиняемых об убийстве царской семьи

Дом Попова, где помещалась наружная охрана, находится против дома Ипатьева по Вознесенскому переулку.

Охрана занимала только верхний этаж, в нижнем проживали частные лица.

Живший в нижнем этаже кр-н Буйвид 1 показал: "Ночь с 16 на 17 июля 1918 года я хорошо восстанавливаю в своей памяти, потому что вообще в эту ночь я не спал, и помню, что около 12 часов ночи я вышел во двор и подошел к навесу, меня тошнило, я там остановился. Через некоторое время я услыхал глухие залпы, их было около 15, а затем отдельные выстрелы, их было 3 или 4, но эти выстрелы были не из винтовок произведены: было это после двух часов ночи; выстрелы были от Ипатьевского дома и по звуку глухие, как бы произведенные в подвале. После этого я быстро ушел к себе в комнату, ибо боялся, чтобы меня не заметили сверху охранники дома, где был заключен б. Государь Император; войдя в комнату, мой сосед по ней спросил меня: "Слышал?" Я ответил:

1 Свидетель Ф. Я. Буйвид был допрошен начальником Екатеринбургского Уголовного Розыска 10 августа 1918 года.

"Слышал выстрелы". — "Понял?" — "Понял", — сказал я, и мы замолчали... Минут через 20 я услыхал, как отворились ворота загородки ипатьевского дома и тихо, мало шумя, ушел на улицу автомобиль, свернув на Вознесенский проспект, но в каком направлении ушел, не знаю.

Ночной сторож Цецегов 2 показал: "Я, ночной сторож на Вознесенском проспекте, помню, что в ночь с 16 на 17 июля в 3 часа ночи 3 я услыхал звук автомобили за перегородкой дома Ипатьева, где был заключен б. Государь Император, затем слышал шум того же автомобиля, направляющегося к Главному проспекту 4; видеть автомобиль мне не пришлось, так как я боялся подойти к ипатьевскому дому, это нам запрещалось".

2 Свидетель П. Ф. Цецегов был допрошен им же (начальником Екатеринбургского Уголовного Розыска) 22-го того же августа.

3 Часовая стрелка была передвинута большевиками на 2 часа вперед.

4 Путь на Коптяки.

Охранник Михаил Иванов Летемин — из Сысертского завода, Екатеринбургского уезда. Портной по профессии, малограмотный, темный человек. В прошлом судился за покушение на растление. Пошел в охрану исключительно из-за жалования. Один из всей охраны жил с семьей на частной квартире и не ушел с красными, так как не видел ничего худого в том, что был в охране. Его скоро обнаружили в Екатеринбурге: выдал его спаниель Наследника Джой, им присвоенный после убийства.

Он показал на допросе у Сергеева:

"16-го июля я дежурил на посту № 3 с 4-х часов дня до 8 часов вечера (у калитки внутри двора) и помню, что, как только я вышел на дежурство, б. Царь и его семья возвращались с прогулки; ничего особенного я в этот раз не заметил.

17-го июля я пришел на дежурство в 8 часов утра; предварительно я зашел в казарму и здесь увидел мальчика, состоявшего в услужении при царской семье (Леонида Седнева). Появление мальчика меня очень удивило, и я спросил: "Почто он здесь?" (почему он здесь). На это один из товарищей — Андрей Стрекотин, к которому я обратился с вопросом, только махнул рукой и, отведя меня в сторону, сообщил мне, что минувшей ночью убиты Царь, Царица, вся их семья, доктор, повар, лакей и состоявшая при царской семье женщина.

По словам Стрекотина, он в ту же ночь находился на пулеметном посту в большой комнате нижнего этажа и видел, как в его смену (а он должен был дежурить с 12 часов ночи до 4 часов утра) сверху привели вниз Царя, Царицу, всех царских детей, доктора, двоих служителей и женщину и всех их доставили в ту комнату, которая сообщается с кладовой.

Стрекотин мне объяснил, что на его глазах комендант Юровский вычитал бумагу и сказал: "Жизнь ваша кончена". Царь не расслышал и переспросил Юровского, а Царица и одна из царских дочерей перекрестились.

В это время Юровский выстрелил в Царя и убил его на месте, а затем стали стрелять латыши и разводящий Павел Медведев.

Из рассказа Стрекотина я понял, что убиты были решительно все. Сколько было выстрелов произведено во время расстрела, не знаю, не спрашивал.

Нет, припоминаю, что в разговоре заметил Стрекотину: "Пуль ведь много должно оставаться в комнате", и Стрекотин мне ответил: "Почто много? Вон служившая у Царицы женщина закрылась от выстрела подушкой, поди в подушке пуль много застряло".

Тот же Стрекотин, между прочим, сказал мне, что после Царя был убит "черноватенький" слуга: он стоял в углу и после выстрела присел и тут же умер.

Других подробностей касательно расстрела я не знаю.

Выслушав рассказ, я сказал: "Сколько народу перестреляли, так ведь крови на полу должно быть очень много". На это мое замечание кто-то из товарищей (кто именно, не помню) объяснил, что к ним в команду присылали за людьми, и вся кровь была смыта.

В этот раз беседовать дольше мне не пришлось, так как нужно было идти на караул. Отбыв дежурство, я вернулся в казарму, и тогда мне объяснили, что, вероятно, нам придется идти "на фронт". Я сказал, что на фронт не пойду, так как "не рядился" на это, а рядился только служить в караульной команде при доме особого назначения.

Поговорив немного об этом, снова свели речь про убийство Царя и его семьи; находившийся в это время в казарме шофер Люханов объяснил, что всех убитых он увез на грузовом автомобиле в лес" добавив, что кое-как выбрался: темно да пеньки по дороге. В какую сторону были увезены убитые и куда девали их трупы — ничего этого Люханов не объяснил, а я сам не спросил.

Тогда я заинтересовался еще узнать, как вынесли убитых из дому, полагая, что опять-таки при переноске окровавленных тел должно оставаться много кровяных следов; кто-то из команды (кто именно — не помню) сказал, что вынесли трупы через черное крыльцо во двор, а оттуда — на автомобиль, стоявший у парадного крыльца; говорили, что тела выносили на носилках; сверху тел были чем-то закрыты: следы крови во дворе заметали песком.

В течение 18, 19, 20 и 21 числа июля как из помещений, занимаемых царской семьей, так и из кладовых и амбаров, увозили на автомобиле царские вещи. Увозом вещей распоряжались два молодых человека — помощники Юровского; вещи увозили на вокзал, так как уже советское начальство решило покинуть Екатеринбург, ввиду приближения чехословаков.

По поводу убийства царской семьи мне еще передавал австриец по имени Рудольф, прислуживавший коменданту, что комендант в ту ночь предупреждал его, чтобы он не боялся, если услышит что-нибудь ночью".

Охранник Филипп Полиевктов Проскуряков — также родом из Сысертского завода. Пошел в охрану из-за жалованья. Был в составе охраны до последнего момента и ушел вместе с другими охранниками на фронт, но сбежал оттуда и вернулся в Екатеринбург, где был разыскан агентом Алексеевым.

Так записано его объяснение у Алексеева:

"Я, агент Уголовного Розыска Алексеев, расспрашивал задержанного Филиппа Проскурякова по обстоятельствам дела, причем он, Проскуряков, отзывался полным незнанием чего-либо по данному делу, объяснив, что он на охране Ипатьевского дома, где помещался Царь с семьею, совсем не был и ничего по этому делу не знает. Был он мобилизован в числе других на охрану ипатьевского дома, но дорогой сбежал и на охране не был.

При дальнейшем же расспросе его на следующий день 22 февраля с предъявлением Павлу Спиридонову Медведеву, который уличил его, что он дал несправедливое показание о том, что он не был на охране ипатьевского дома и что он, Филипп Проскуряков, был до конца пребывания Царя с семьею на охране этого дома, он, Проскуряков, изменил свое первоначальное показание и объяснил, что он действительно был на охране ипатьевского дома, где находился Царь с семьею, но ничего по делу не знает, и где находится Царь и его семья, ему неизвестно. Живы они или нет, не знает.

При расспросе далее обо всех подробностях пребывания его на охране в доме Ипатьева он, Проскуряков, еще уклонялся от дачи каких-либо существенных сведений по делу и, наконец, подтвердил лишь то обстоятельство, что Павел Медведев вечером, какого числа, не упомнит, незадолго до оставления большевиками города Екатеринбурга приходил в караульное помещение, где находилась охрана дома, и в числе охранников был он, Проскуряков, и предупреждал охрану, что в эту ночь будут выстрелы, чтобы они не тревожились и были в то же время наготове на всякий случай, причем сказал, что в эту ночь будет расстрел семьи. Что происходило в эту ночь, он, Проскуряков, не знает, так как после прихода Медведева лег спать на печь в караульном помещении и проспал всю ночь. Утром слышал от красноармейца Андрея Старкова, что семью увезли из дома.

При последующем расспросе Проскуряков еще изменил свое показание в последней части и объяснил, что слышал от красноармейцев, бывших на охране дома, что Царя Николая II и его семью расстреляли и увезли куда-то на автомобиле. При этом Проскуряков объяснил, что сам он Николая II и его семью тогда не видел, действительно ли они расстреляны и вывезены, не знает, трупов он их не выносил и кровь замывать в комнате расстрела в числе других лиц не ходил. Наряжал ли Медведев охрану выносить трупы и замывать кровь в комнате расстрела, не слыхал.

Наконец, на спрос мой, агента Уголовного Розыска, 28 февраля он, Проскуряков, подтверждая свои прежние показания в отношении того, что он ничего по данному делу не знает и что были ли расстреляны в ночь на 17 июля нового стиля Царь Николай II и его семья, ему неизвестно, добавил, что в то время, когда было это происшествие, он, Проскуряков, вместе с красноармейцем Егором Столовым, бывшим на охране ипатьевского дома, были посажены разводящим Павлом Медведевым в баню при караульном помещении, где сидели два дня под арестом за то, что напились пьяны, а потому он, Проскуряков, и не знает, что происходило в ту ночь в доме Ипатьева, где находился Царь и его семья".

Проскуряков объяснил у меня на допросе:

"Убийство их произошло в ночь со вторника на среду. Числа я не помню. Я помню, что в понедельник мы получили жалованье. Значит, это было 15 числа в июле месяце, считая по новому стилю. Нам жалованье платили два раза в месяц: 1-го числа и 15-го каждого месяца. На другой день после получки жалованья, значит, во вторник 16 июля до 10 часов утра, я стоял на посту у будки около Вознесенского проспекта и Вознесенского переулка. Егор Столов, с которым я вместе жил в одной комнате, стоял тогда в эти же часы в нижних комнатах дома. Кончив дежурство, мы со Столовым пошли попьянствовать. Напились мы со Столовым денатурату и под вечер пришли домой, так как нам предстояло дежурить с 5 часов.

Медведев увидел, что мы пьяные, и посадил нас под арест в баню, находившуюся во дворе дома Попова. Мы там и уснули. Спали мы до 3 часов ночи (по солнечному времени 1 час). В 3 часа ночи к нам пришел Медведев, разбудил нас и сказал нам: "Вставайте, пойдемте!" Мы спросили его: "Куда?" Он нам ответил: "Зовут, идите!"

Я потому Вам говорю, что было это в 3 часа, что у Столова были при себе часы, и он тогда смотрел на них. Было именно 3 часа. Мы встали и пошли за Медведевым.

Привел он нас в нижние комнаты дома Ипатьева. Там были все рабочие охранники, кроме стоявших тоща на постах.

В комнатах стоял как бы туман от порохового дыма и пахло порохом. В задней комнате с решеткой в окне, которая рядом с кладовой, в стенах и полу были удары пуль. Пуль особенно были много (не самых пуль, а отверстий от них) в одной стене, той самой, которая изображена на предъявленной мне Вами фотографической карточке, но были следы пуль и в других стенах. Штыковых ударов нигде в стенах комнаты не было. Там, где в стенах и полу были пулевые отверстия, вокруг них была кровь; на стенах она была брызгами и пятнами; на полу — маленькими лужицами. Были капли и лужицы крови и во всех других комнатах, через которые нужно было проходить во двор дома Ипатьева из этой комнаты, где были следы от пуль. Были такие же следы крови и во дворе к воротам на камнях.

Ясное дело, в этой именно комнате с решеткой незадолго до нашего со Столовым прихода расстреляли много людей. Увидев все это, я стал спрашивать Медведева и Андрея Стрекотина, что произошло.

Они мне сказали, что только что расстреляли всю царскую семью и всех бывших при ней лиц, кроме мальчика.

Стали мы все мыть полы, чтобы уничтожить следы крови. В одной из комнат было уже штуки 4—5 метел. Кто их именно принес, я не знаю. Думаю, принесли их со двора...

По приказанию Медведева Кронидов принес из-под сарая со двора опилок. Все мы мыли холодной водой и опилками полы, замывали кровь. Кровь на стенах, где был расстрел, мы смывали мокрыми тряпками.

В этой уборке принимали участие все рабочие, кроме постовых.

И в той именно комнате, где была побита царская семья, уборку производили многие. Помню я, что работали тут человека два латышей, сам Медведев, отец и сын Смородяковы, Столов. Убирал в этой комнате и я. Но были еще и другие, которых я забыл.

Таким же образом, то есть водой, мы смыли кровь во дворе и с камней.

Пуль при уборке я лично никаких не находил. Находили ли другие, не знаю. Когда мы со Столовым пришли в нижние комнаты, тут никого, кроме нескольких латышей, Медведева и наших и злоказовских рабочих, не было. Юровского при этом не было. Никулин же, как говорил тогда Медведев, был в верхних комнатах, куда дверь из нижних комнат была заперта со стороны верхних комнат. Золотых вещей или каких-либо драгоценностей, снятых с убитых, в нижних комнатах я нигде не видел.

Я хорошо помню, что именно Андрей Стрекотин стоял у пулемета в нижних комнатах. Это я очень хорошо помню. Он все обязательно видел.

Спрашивали я и Столов также и Медведева.

Оба они со Стрекотиным говорили согласно и рассказали следующее.

Вечером Юровский сказал Медведеву, что царская семья ночью будет расстреляна, и приказал предупредить об этом рабочих и отобрать у постовых револьверы... Пашка Медведев приказание Юровского в точности исполнил, револьверы отобрал, передал их Юровскому, а команду предупредил о расстреле царской семьи часов в 11 вечера.

В 12 часов ночи Юровский стал будить царскую семью, потребовав, чтобы они все оделись и сошли в нижние комнаты. По словам Медведева, Юровский будто бы такие объяснения привел Царской семье: ночь будет "опасная", то есть, как я понимаю, он им сказал, что в верхнем этаже будет находиться опасно на случай, может быть, стрельбы на улицах, и поэтому потребовал, чтобы они все сошли вниз.

Они требование Юровского исполнили и сошли все вниз. Здесь были сам Государь, Государыня, Наследник, все четыре дочери, доктор, лакей, горничная, повар.

Мальчика же Юровский суток, кажется, за полтора приказал увести в помещение нашей комнаты, где я его видел до убийства сам.

Всех их привели в ту самую комнату, где в стенах и в полу было много следов пуль. Встали они все в два ряда и немного углом вдоль не одной, а двух стен.

Сам Юровский стал читать им какую-то бумагу. Государь не дослушал и спросил Юровского: "Что?" А он, по словам Пашки, поднял руку с револьвером и ответил Государю, показывая ему револьвер: "Вот что!"

Пашка сам мне рассказывал, что он выпустил пули 2—3 в Государя и в других лиц, кого они расстреливали. Показываю сущую правду. Ничего вовсе он мне не говорил, что он будто бы сам не стрелял, а выходил слушать выстрелы наружу: это он врет.

Когда их всех расстреляли, Андрей Стрекотин, как он мне это сам говорил, снял с них все драгоценности. Их тут же отобрал Юровский и унес наверх. После этого их всех навалили на грузовой автомобиль, кажется, один и куда-то увезли. Шофером был на этом автомобиле рабочий злоказовской фабрики Люханов. Об этом я Вам передаю со слов Медведева...

По какому направлению их увезли, не знаю.

Этого тогда не знал, должно быть, и сам Медведев, потому что обставил это дело Юровский тайной".

Охранник Анатолий Александрович Якимов — родом из Юговского завода, Пермского уезда. По профессии — токарь, работал на Мотовилихинском заводе. Ушел на войну добровольцем. После переворота 1917 года он — член полкового комитета в 494-м Верейском полку. После развала фронта приехал на родину и поступил на фабрику Злоказовых в Екатеринбурге.

В охрану пошел из-за легкой работы и хорошего жалованья.

По натуре — неуравновешенный протестант. Мечтал о "лучшей" жизни и считал Царя врагом народа.

Осуждал большевистский террор, но до конца оставался в охране и занимал начальнический пост: разводящего.

Ушел вместе с красными при оставлении Екатеринбурга. Но когда они оставили и Пермь, не пошел за ними и в рядах армия Адмирала дрался с ними.

Здесь его отыскал и задержал агент Алексеев.

Якимов объяснил у меня на допросе:

"15 июля в понедельник у нас в нашей казарме в доме Попова появился мальчик, который жил при царской семье и катал в коляске Наследника. Я тогда же обратил на это внимание. Вероятно, и другие охранники также на это обратили внимание. Однако никто не знал, что это означает, почему к нам привели мальчика. Сделано же это было, безусловно, по приказанию Юровского.

16 июля я был дежурным разводящим. Я дежурил тогда с 2 часов дня до 10 часов вечера. В 10 часов я поставил постовых на все посты.

Пост № 3 (во дворе дома у калитки) занял Брусьянин, пост № 4 (у калитки в заборе вблизи парадного крыльца, ведущего в верхний этаж) занял Лесников, пост № 7 (в старой будке между стенами дома и внутренним забором) занял Дерябин, пост № 8 (в саду) занял Клещев.

Постовые, которых я поставил в 10 часов вечера, должны были сменяться в 2 часа ночи уже новым разводящим, которому я сдал дежурство, — Константином Добрыниным.

Сдав дежурство, я ушел в свою казарму. Помню, что я пил чай, а потом лег спать. Лег я, должно быть, часов в 11.

Часа, должно быть, в 4 утра, когда уже было светло, я проснулся от слов Клещева. Проснулись и спавшие со мной Романов и Осокин. Он говорил взволнованно: "Ребята, вставайте! Новость скажу. Идите в ту комнату!" Мы встали и пошли в соседнюю комнату, где было больше народа, почему нас и звал туда Клещев.

Когда мы собрались все, Клещев сказал: "Сегодня расстреляли Царя".

Все мы стали спрашивать, как же это произошло, я Клещев, Дерябин, Лесников и Брусьянин рассказали нам следующее. Главным образом рассказывали Клещев с Дерябиным, взаимно пополняя слова друг друга. Говорили и Лесников с Брусьяниным, что видели сами. Рассказ сводился к следующему.

В 2 часа ночи к ним на посты приходили Медведев с Добрыниным и предупреждали их, что им в эту ночь придется стоять дольше 2 часов ночи, потому что в эту ночь будут расстреливать Царя. Получив такое предупреждение, Клещев и Дерябин подошли к окнам. Клещев к окну прихожей нижнего этажа, которая изображена на чертеже у Вас цифрой I, а окно в ней, обращенное в сад, как раз находится против двери из прихожей в комнату, где произошло убийство, то есть в комнату, обозначенную на чертеже цифрой II;

Дерябин же—к окну, которое имеется в этой комнате и выходит на Вознесенский переулок.

В скором времени, — это было все, по их словам, в первом часу ночи, считая по старому времени, или в третьем часу по новому времени, которое большевики перевели тоща на два часа вперед, — в нижние комнаты вошли люди и шли в комнату, обозначенную на чертеже нижнего этажа цифрой I. Это шествие наблюдал именно Клещев, так как ему из сада через окно это было видно. Шли они все, безусловно, со двора через дверь сеней, обозначенных на чертеже цифрой XII, а далее через комнаты, обозначенные цифрами VIII, VI, IV, I, в комнату, обозначенную цифрой II.

Впереди шли Юровский и Никулин. За ними шли Государь, Государыня и дочери: Ольга, Татьяна, Мария и Анастасия, а также Боткин, Демидова, Трупп и повар Харитонов. Наследника нес на руках сам Государь. Сзади за ними шли Медведев и латыши, то есть те десять человек, которые жили в нижних комнатах и которые были выписаны Юровским из чрезвычайки. Из них двое были с винтовками.

Когда они были введены в комнату, обозначенную цифрой II, они разместились так: посередине комнаты стоял Царь, рядом с ним на стуле сидел Наследник по правую руку от Царя, а справа от Наследника стоял доктор Боткин. Все трое, то есть Царь, Наследник и Боткин, были лицом к двери из этой комнаты, обозначенной цифрой II, в комнату, обозначенную цифрой I.

Сзади них у стены, которая отделяет комнату, обозначенную цифрой II, от комнаты, обозначенной цифрой III (в этой комнате, обозначенной цифрой III, дверь была опечатана и заперта; там хранились какие-то вещи), стали Царица с дочерьми. Я вижу предъявленный Вами фотографический снимок этой комнаты, где" произошло убийство их. Царица с дочерьми стояла между аркой и дверью в опечатанную комнату, как раз вот тут, где, как видно на снимке, стена исковыряна.

В одну сторону от Царицы с дочерьми встали в углу повар с лакеем, а в другую сторону от них также в углу встала Демидова. А в какую именно сторону, в правую или в левую, встали повар с лакеем, и в какую встала Демидова, не знаю.

В комнате, вправо от входа в нее, находился Юровский; слева от него, как раз против двери из этой комнаты, где произошло убийство, в прихожую, обозначенную цифрой I, стоял Никулина Рядом с ним в комнате же стояла часть латышей. Латыши находились и в самой двери. Сзади них стоял Медведев.

Такое расположение названных лиц я описываю со слов Клещева и Дерябина. Они пополняли друг друга. Клещеву не видно было Юровского. Дерябин видел через окно, что Юровский что-то говорил, маша рукой. Он видел, вероятно, часть фигуры, а главным образом руку Юровского. Что именно говорил Юровский, Дерябин не мог передать. Он говорил, что ему не слышно было его слов. Клещев же положительно утверждал, что слова Юровского он слышал. Он говорил — я это хорошо помню, — что Юровский так сказал Царю: "Николай Александрович, Ваши родственники старались Вас спасти, но этого им не пришлось. И мы принуждены Вас сами расстрелять".

Тут же, в ту же минуту за словами Юровского раздалось несколько выстрелов.

Стреляли исключительно из револьверов. Ни Клещев, ни Дерябин, как я помню, не говорили, чтобы стрелял Юровский, то есть они про него не говорили совсем, стрелял он или же нет. Им, как мне думается, этого не видно было, судя по положению Юровского в комнате.

Никулин же им хорошо был виден. Они оба говорили, что он стрелял.

Кроме Никулина, стреляли некоторые из латышей.

Стрельба, как я уже сказал, происходила исключительно из револьверов. Из винтовок никто не стрелял.

Вслед за первыми же выстрелами раздался, как они говорили, "женский визг", крик нескольких женских голосов. Расстреливаемые стали падать один за другим. Первым пал, как они говорили, Царь, за ним Наследник. Демидова же, вероятно, металась. Она, как они оба говорили, закрывалась подушкой. Была ли она ранена или нет пулями, но только, по их словам, была она приколота штыками одним или двумя русскими из чрезвычайки.

Когда все они лежали, их стали осматривать и некоторых из них достреливали и докалывали. Но из лиц царской семьи, я помню, они называли только одну Анастасию, как приколотую штыками.

Кто-то принес, надо думать, из верхних комнат несколько простынь. Убитых стали завертывать в эти простыни и выносить во двор через те же комнаты, через которые их вели и на казнь. Со двора их выносили в автомобиль, стоявший за воротами дома в пространстве между фасадом дома, где парадное крыльцо в верхний этаж, и наружным забором: здесь обычно и стояли автомобили.

Это уже видели Лесников с Брусьяниным.

Всех их перенесли в грузовой автомобиль и сложили всех в один.

Из кладовой было взято сукно. Его разложили в автомобиль, на него положили трупы и сверху их закрыли этим же сукном. Кто ходил за сукном в кладовую, не было разговора. Ведь не было же у нас допроса, как сейчас. Кабы я знал раньше, мог бы спросить.

Шофером на этом автомобиле был Сергей Люханов. Именно его называли Брусьянин и Лесников.

Автомобиль с трупами Люханов повел в ворота, которые выходили на Вознесенский переулок, и далее вниз по Вознесенскому переулку мимо дома Попова.

Когда трупы были уже унесены из дома, тогда двое из латышей: молодой в очках и другой молодой, лет 22, блондин, — стали метелками заметать кровь и смывать ее водой при помощи опилок. Говорили Клещев с Дерябиным, что кровь с опилками куда-то выкидывалась.

Еще кто принимал участие в уборке крови, я положительно не знаю. Из рассказов их выходило так, что постовых для этого дела не трогали. Все они продолжали стоять на своих постах, пока их не сменили.

Рассказы Клещева, Дерябина, Брусьянина и Лесникова были столь похожи на правду, и сами они были так всем виденным ими поражены и потрясены, что и тени сомнения ни у кого не было, кто их слушал, что они говорят правду. Особенно был расстроен этим Дерябин, а также и Брусьянин. Дерябин прямо ругался за такое Дело и называл убийц "мясниками". Он говорил про них с отвращением. Брусьянин не мог вынести этой картины, когда покойников стали вытаскивать в белых простынях и класть в автомобиль: он убежал со своего поста на задний двор.

Рассказ об убийстве Царя и его семьи на меня подействовал сильно. Я сидел и трясся. Спать уже не ложился, а часов в 8 утра отправился я к сестре Капитолине. У меня были хорошие отношения с ней. Я пошел к ней, чтобы поделиться с ней мыслями. Мне на душе было страшно тяжело. Потому к ней и пошел я, чтобы поговорить с близким человеком...

Я был у сестры часа два, и приблизительно в 10 утра я пришел опять в дом Попова.

Не помню, как у меня протекло время до 2 часов дня, когда а опять встал на дежурство. Я сменил тогда Ивана Старкова. Я расставил тогда охрану на все посты, кроме поста № 7. Старков мне сказал, что на этот пост уже теперь не надо ставить караула (под окнами дома). Караульный, очевидно, после ухода с этого поста Дерябина и не ставился туда. Я так тогда понял Старкова. Оба мм понимали, почему уже не нужно было ставить туда постового, к ничего больше про это не говорили.

Расставив посты, я вошел в комендантскую. Там я застал Никулина и двоих из латышей нерусских. Там же был и Медведев. Были все они невеселые, озабоченные, подавленные. Никто из них не произносил ни одного слова.

На столе комендантской лежало много разных драгоценности. Были тут и камни, и серьги, и булавки с камнями, и бусы. Много было украшений. Частью они лежали в шкатулочках. Шкатулочки были все открыты.

Дверь из прихожей в комнаты, где жила царская семья, по-прежнему была закрыта, но в комнатах никого не было. Это было ясно: оттуда не раздалось ни одного звука. Раньше, когда там жила царская семья, всегда слышалась в их комнатах жизнь: голоса, шаги. В это же время там никакой жизни не было. Стояла только в прихожей у самой двери в комнаты, где жила царская семья, их собачка и ждала, когда ее впустят в эти комнаты. Хорошо помню, я еще подумал тогда: напрасно ты ждешь.

Вот еще что я тогда заметил. До убийства в комендантской стояли кровать и диван. В этот же день, то есть в 2 часа дня 17 июля, когда я пришел в комендантскую, там еще стояло две кровати. На одной из них лежал латыш. Потом Медведев как сказал нам, что латыши больше не идут жить в комнату, где произошло убийство, в которой раньше они жили. Очевидно, тогда две кровати и были перенесены в комендантскую. Виноват, насколько могу припомнить, Медведев говорил, что латыши (все 10 человек) совсем не идут больше жить вниз дома, и, как я тогда понял его, они тогда уже ушли опять в чрезвычайку, кроме тех двоих, которые, вероятно, остались еще в комендантской. Но видел и этих в доме я только один раз: в этот именно день — 17 июля. Больше же ни этих двоих, ни всех остальных я видел ни одного раза.

С 2 часов дня 17 июля я дежурил до 10 часов вечера. Юровского я не видел в этот день в доме вовсе. Я не думаю, чтобы он мог быть в доме и я бы его не видел. Я думаю, что когда я опять встал на дежурство. Я сменил тогда Ивана Старкова. Я расставил тогда охрану на все посты, кроме поста № 7. Старков мне сказал, что на этот пост уже теперь не надо ставить караула (под окнами дома). Караульный, очевидно, после ухода с этого поста Дерябина и не ставился туда. Я так тогда понял Старкова. Оба мы понимали, почему уже не нужно было ставить туда постового, и ничего больше про это не говорили.

Расставив посты, я вошел в комендантскую. Там я застал Никулина и двоих из латышей нерусских. Там же был и Медведев. Были все они невеселые, озабоченные, подавленные. Никто из них не произносил ни одного слова.

На столе комендантской лежало много разных драгоценностей. Были тут и камни, и серьги, и булавки с камнями, и бусы. Много было украшений. Частью они лежали в шкатулочках. Шкатулочки были все открыты.

Дверь из прихожей в комнаты, где жила царская семья, по-прежнему была закрыта, но в комнатах никого не было. Это было ясно: оттуда не раздалось ни одного звука. Раньше, когда там жила царская семья, всегда слышалась в их комнатах жизнь: голоса, шаги. В это же время там никакой жизни не было. Стояла только в прихожей у самой двери в комнаты, где жила царская семья, их собачка и ждала, когда ее впустят в эти комнаты. Хорошо помню, я еще подумал тогда: напрасно ты ждешь.

Вот еще что я тогда заметил. До убийства в комендантской стояли кровать и диван. В этот же день, т. е. в 2 часа дня 17 июля, когда я пришел в комендантскую, там еще стояло две кровати. На одной из них лежал латыш. Потом Медведев как-то сказал нам, что латыши больше не идут жить в комнату, где произошло убийство, в которой раньше они жили. Очевидно, тогда две кровати и были перенесены в комендантскую. Виноват, насколько могу припомнить, Медведев говорил, что латыши (все 10 человек) совсем не идут больше жить вниз дома, и, как я тогда понял его, они тогда уже ушли опять в чрезвычайку, кроме тех двоих, которые, вероятно, остались еще в комендантской. Но видел и этих в доме я только один раз: в этот именно день — 17 июля. Больше же ни этих двоих, ни всех остальных я не видел ни одного раза.


С 2 часов дня 17 июля я дежурил до 10 часов вечера. Юровского я не видел в этот день в доме вовсе. Я не думаю, чтобы он мог быть в доме и я бы его не видел. Я думаю, что его совсем не было в этот день в доме, по крайней мере с 2 часов дня до 10 часов вечера его там не было.

Вывоза вещей из дома 17 июля также не было. Не знаю, шла ли разборка и укладка вещей в этот день.

17 июля Медведев сказал нам, что нас, всех охранников, отправят на фронт. Поэтому 18 июля я с утра отправился на злоказовскую фабрику получить там некоторые денежные суммы, причитавшиеся нам за прежнее время, и вещи. К 2 часам дня я был опять в команде и в 2 часа встал на дежурство. В этот день 18 июля вывозились вещи из ипатьев-ского дома. Я один раз сам видел, как в легковой автомобиль выносились какие-то сундуки, ящики. Автомобиль с этими вещами ушел куда-то. Шофером на нем был Люханов, а в автомобиле вывозил вещи сам Белобородов...

Ценности же, бывшие в комендантской, в этот день 18 июля так и лежали там же и в таком же виде. Юровского в этот день 18 июля я не видел в доме. Это я хорошо помню. Кажется, я видел его часов в 6 вечера.

19 июля Юровский приблизительно с утра был в доме Ипатьева.

В этот день также вывозились вещи из дома, но память мне решительно ничего об этом не сохранила.

Куда девался мальчик из нашей команды, я не знаю. По этому поводу я могу рассказать следующее. Я видел мальчика этого издали в один из последующих дней после убийства. Он сидел в той комнате, где обедали сысертские рабочие, и горько плакал, так что его рыдания были слышны мне издали. Я сам к нему не подходил и ни о чем с ним не разговаривал. Мне, не помню, кто именно, рассказывали, что мальчик узнал про убийство царской семьи и всех других, бывших с ней, и стал плакать.

Я не помню, когда именно это было. 17 же июля я, не успокоившись после такого злого дела, не утерпел и пришел к Медведеву в его комнату. Это было после 2 часов дня, т. е. после начатия дежурства...

Я его стал расспрашивать про убийство. Медведев рассказал мне, что в первом часу ночи сам Юровский разбудил царскую семью и сказал при этом Царю: «На дом готовится нападение. Я Вас должен перевести в нижние комнаты». Тогда они и пошли все вниз. На мой вопрос, кто именно стрелял, Медведев мне ответил, что стреляли латыши. Больше я его по этому именно вопросу не спрашивал.

Когда я его стал спрашивать, куда же дели трупы, он мне подтвердил, что трупы на автомобиле увез Юровский с латышами и Люхановым за Верх-Исетский завод и там в лесистой местности около болота трупы были зарыты все в одну яму, как он говорил, заранее приготовленную. Я помню, он говорил, что автомобиль вязнул и с трудом дошел до приготовленной могилы».

Охранник Павел Спиридонов Медведев — родом из Сысертского завода.

По профессии — сапожник; работал также и на земле.

Учился в местной сельской школе, но курса не кончил, малограмотный.

В 1914 году был мобилизован, но сумел освободиться от военной службы, поступив на завод, работавший тогда на оборону.

Еще в апреле месяце 1917 года вступил в партию большевиков в Сысерти и в течение трех месяцев вносил установленную плату в кассу партии.

После большевистского переворота с первых же дней состоял в большевистском отряде и ходил воевать с атаманом Дутовым.

Возвратившись с фронта в апреле месяце 1918 года, поступил в состав охраны при доме Ипатьева.
С самого первого момента и до самого последнего времени занимал исключительное положение среди других рабочих этой охраны: он был вовсе не разводящим, как именует его Михаил Летемин, а был «начальником» всей охраны.

Он сыграл некоторую роль в удалении Авдеева из дома Ипатьева, выступив в роли доносчика на него чекисту Юровскому за те послабления, которые Авдеев делал во вторую половину своей службы царской семье.

За это он сделался правой рукой Юровского и пользовался его исключительным доверием.

Конечно, Медведев ушел с красными из Екатеринбурга. Он был в Перми, когда ее брала армия Адмирала. Там самим комиссаром Голощекиным ему было дано ответственное поручение: взорвать мост через Каму после оставления города большевиками. Взрыв не удался по техническим причинам. Медведев был задержан и отыскан Алексеевым.

Он объяснил при допросе у него:

«16 июля 1918 года по новому стилю, под вечер, часов в 7, Юровский приказал ему, Медведеву, собрать у всех караульных, стоящих на постах при охране дома, револьверы. Револьверов у охраны дома было всего 12 штук, все они были системы Нагана. Собрав револьверы, он доставил их к коменданту Юровскому в канцелярию при доме и положил на стол.

Еще утром в этот день Юровский распорядился увести мальчика, племянника официанта, из дома и поместил в караульном помещении при соседнем доме Попова.

Для чего все это делалось, Юровский ему не говорил, но вскоре после того, как он доставил Юровскому револьверы, последний ему сказал: «Сегодня, Медведев, мы будем расстреливать семейство все», и велел предупредить команду караула о том, что если команда услышит выстрелы, то не тревожилась бы. Предупредить об этом команду он предложил часов в 10 вечера.

В указанное время он, Медведев, команду предупредил об этом, а затем снова находился при доме.

Часов в 12 ночи комендант Юровский начал будить царскую семью.

Сам Николай II и все семейство его, а также доктор и прислуга встали, оделись, умылись, и приблизительно через час времени все одиннадцать человек вышли из своих комнат.

Все они на вид были спокойные и как будто никакой опасности не ожидали.

Из верхнего этажа дома они спустились вниз по лестнице, ведущей из ограды дома.

Сам Николай II на руках вынес сына Алексея.

Спустившись вниз, они вошли в комнату, находящуюся в конце корпуса дома.

Некоторые имели с собой по подушке, а горничная несла две подушки.

Затем комендант Юровский приказал принести стулья. Принесли три стула.

К этому времени в дом особого назначения уже прибыли два члена чрезвычайной следственной комиссии, один из них, как он узнал впоследствии, был Ермаков, как звать его, не знает, родом из Верх-Исетского завода, и другой, ему совсем не известный.

Комендант Юровский, его помощник и эти два лица спустились в нижний этаж, где уже находилась царская семья.
Из числа охраны находились внизу в той комнате, где была царская семья, семь латышей, а остальные три латыша были тоже внизу, но в особой комнате.

Револьверы были розданы Юровским уже по рукам и находились у семи латышей, бывших в комнате, двух членов следственной комиссии, самого Юровского и его помощника, всего было роздано по рукам одиннадцать револьверов, а один револьвер Юровский разрешил взять обратно ему, Медведеву. Кроме того, у Юровского был при себе револьвер Маузер.

Таким образом, в комнате внизу собралось всего 22 человека: 11 подлежащих расстрелу и 11 человек с оружием, которых он всех назвал.

На стульях в комнате сели супруга Николая II, сам Николай II и сын его Алексей, остальные стояли на ногах около стены, причем все время были спокойны.

Юровский спустя несколько минут, вышел к нему; Медведеву, в соседнюю комнату и сказал ему: «Сходи, Медведев, посмотри на улице, нет ли посторонних людей, и послушай выстрелы, слышно будет или нет».
Он, Медведев, вышел за ограду и тотчас по выходе услыхал выстрелы из огнестрельного оружия и пошел обратно в дом сказать Юровскому, что выстрелы слышно.

Когда вошел в комнату, где находилась царская семья, то они все уже были расстреляны и лежали на полу, в разных положениях, около них была масса крови, причем кровь была густая, «печенками»: все, за исключением сына Царя Алексея, были, по-видимому, уже мертвы. Алексей еще стонал. Юровский еще раза два или три при нем, Медведеве, выстрелил в Алексея из нагана, и тогда он стонать перестал.

Вид убитых настолько повлиял на него, Медведева, что его начало тошнить, и он вышел из комнаты.

Затем Юровский тогда же приказал ему бежать в команду и сказать, чтобы команда не волновалась, если слышала выстрелы; когда он пошел в команду, то еще в доме последовало два выстрела, а навстречу ему попали бегущие из команды разводящие Иван Старков и Константин Добрынин.

Последние, встретясь с ним еще на улице у дома, спросили его: «Что лично ли застрелили Николая II, вместо его чтобы другого не застрелили, то тебе отвечать придется, ты принимал его», на это он им ответил, что хорошо лично видел, что они застрелены, т. е. Николай II и его семья, и предложил им идти в команду и успокоить, чтобы не волновалась охрана.

Видел он, Медведев, что таким образом расстреляны были: бывший Император Николай II, супруга его Александра Федоровна, сын Алексей, дочери: Татьяна, Анастасия, Ольга, Ксения 5, доктор Боткин и прислуга: повар, официант, горничная.

5 Алексеев записывал объяснение Медведева с буквальной точностью.

У каждого было по нескольку огнестрельных ран в разных местах тела, лица у всех были залиты кровью, одежда у всех также была в крови.

Покойные, видимо, ничего до самого момента расстрела о грозящей им опасности не знали.

Сам он, Медведев, участия в расстреле не принимал.

Когда он, Медведев, вернулся к Юровскому в комнату, то Юровский приказал ему привести несколько человек из охраны и перенести тела убитых на автомобиль. Он созвал больше 10 человек из караульных, а кого именно, теперь не упомнит, сделали носилки из двух оглобель саней, стоящих во дворе под сараем, к ним привязали веревкою простыню и таким образом перенесли все трупы на автомобиль.

Со всех членов царской семьи, у кого были на руках, сняли, когда они были еще в комнате, кольца, браслеты и двое золотых часов. Вещи эти тут же передали коменданту Юровскому. Сколько было снято с умерших колец и браслетов, он не знает.

Все одиннадцать трупов тогда же увезли со двора на автомобиле. Автомобиль с трупами был особый грузовик, который был доставлен во двор под вечер.

На автомобиле этом с трупами уехали два члена следственной комиссии, один из коих был Ермаков, а другой — вышеописанных примет, ему не известный; шофер на этом автомобиле был, кажется, Люханов по фамилии, человек он среднего роста, коренастый, на вид более 30 лет, лицо бугревастое (угреватое).

Трупы убитых были положены на автомобиль, на серое солдатское сукно и сверху прикрыты тем же сукном. Сукно было взято в том же помещении дома, где оно хранилось куском.

Куда были увезены трупы, он, Медведев, достоверно не знает и никого об этом тогда не расспрашивал.

После увоза трупов из дома комендант Юровский приказал позвать команду и вымыть пол в комнате, где был произведен расстрел, а также замыть кровь в ограде, на парадном крыльце двора и где стоял автомобиль, что и было исполнено тогда людьми, состоящими на охране.

Когда это все было сделано, Юровский ушел из двора в канцелярию при доме, а он, Медведев, удалился в дом Попова, где было помещение для караульных, и до утра из помещения не выходил.

Караулы же при доме оставались на своих местах и не снимались до 20 июля, несмотря на то, что в доме уже никого не было. Это делалось для того, чтобы не вызвать волнение в народе и показать вид, что царская семья жива.

17 июля он, Медведев, вошел в дом и, придя в верхний этаж, нашел в доме большой беспорядок: вещи царские все были перерыты и разбросаны в разных местах, а разные золотые и серебряные вещи — кольца, браслеты и другое лежали в канцелярии на столах; вещей золотых и серебряных было очень много, завалены все столы.

В канцелярии же коменданта Юровского не было.

Обходя по комнатам, он, Медведев, подошел к одному столу, где лежала книжка «Закон Божий», взял эту книгу в руки и увидел под ней деньги — 60 рублей десятирублевыми кредитными билетами. Деньги эти он взял себе, не объяснив никому.

Тогда же он взял валявшиеся на полу три серебряные кольца, на коих написаны какие-то молитвы, несколько носовых платков, и, кроме того, ему дал бывший помощник коменданта Мошкин носки мужские, одну пару, и женскую рубашку.

Больше никаких вещей он не брал.

На другой же день к нему, Медведеву, приехала его жена Мария Данилова, и он передал ей упомянутые вещи и сам уехал вместе с нею домой.

Комендант Юровский дал ему тогда 8000 рублей для раздачи семьям лиц, бывших в охране.

Вернулся в г. Екатеринбург 21 июля, охрана при доме тогда уже была снята».

На допросе у Сергеева Медведев объяснил:

«Вечером 16 июля я вступил в дежурство, и комендант Юровский часу в восьмом вечера приказал мне отобрать в команде и принести ему все револьверы системы Нагана; у стоявших на посту и у некоторых других я отобрал револьверы, всего 12 штук, и принес в канцелярию коменданта.

Тогда Юровский объявил мне: «Сегодня придется всех расстрелять, предупреди команду, чтобы не тревожились, если услышат выстрелы».

Я догадался, что Юровский говорит о расстреле всей царской семьи и живших при ней доктора и слуг, но не спросил, когда и кем постановлено решение о расстреле.

Должен Вам сказать, что находившийся в доме мальчик-поваренок с утра по распоряжению Юровского был переведен в помещение караульной команды (д. Попова).

В нижнем этаже дома Ипатьева находились латыши из «латышской коммуны», поселившиеся тут после вступления Юровского в должность коменданта; было их человек 10; никого из них я по именам и фамилиям не знаю.

Часов в 10 вечера я предупредил команду, согласно распоряжению Юровского, чтобы они не беспокоились, если услышат выстрелы. О том, что предстоит расстрел царской семьи, я сказал Ивану Старкову.

Кто именно из состава команды находился тогда на постах, я положительно не помню и назвать не могу; не могу также припомнить, у кого я отобрал револьверы.

Часов в 12 ночи Юровский разбудил царскую семью; объявил ли он им, для чего он их беспокоит и куда они должны пойти,— не знаю. Утверждаю, что в комнаты, где находилась царская семья, заходил именно Юровский. Ни мне, ни Константину Добрынину поручения разбудить спавших Юровский не давал.

Приблизительно через час вся царская семья, доктор, служанка и двое слуг встали, умылись и оделись.

Еще прежде, чем Юровский пошел будить царскую семью, в дом Ипатьева приехали из чрезвычайной комиссии два члена: один, как оказалось впоследствии, Петр Ермаков, а другой — не известный мне по имени и фамилии.

Часу во втором ночи вышли из своих комнат Царь, Царица, четыре царские дочери, служанка, доктор, повар и лакей; Наследника Царь нес на руках.

Государь и Наследник были одеты в гимнастерки; на головах фуражки; Государыня и дочери были в платьях, без верхней одежды, с непокрытыми головами; впереди шел Государь с Наследником, за ними — Царица, дочери и остальные.

Сопровождали их Юровский, его помощник и указанные мною два члена чрезвычайной комиссии; я также находился тут.

При мне никто из членов царской семьи никаких вопросов никому не предлагал; не было также ни слез, ни рыданий.

Спустившись по лестнице, ведущей из второй прихожей в нижний этаж, вошли во двор, а оттуда через вторую дверь (считая от ворот) во внутренние помещения нижнего этажа.

Дорогу указывал Юровский.

Привели в угловую комнату нижнего этажа, смежную с опечатанной кладовой.

Юровский велел принести стулья; его помощник принес три стула. Один стул был дан Государыне, другой — Государю, третий — Наследнику.

Государыня села у той стены, где окно, ближе к заднему столбу арки; за ней встали три дочери (я их всех очень хорошо знаю в лицо, так как каждый почти день видел их на прогулке, но не знаю хорошенько, как звали каждую из них); Наследник и Государь сели рядом почти посреди комнаты; за стулом Наследника встал доктор Боткин; служанка (как ее зовут, не знаю, высокого роста женщина) встала у левого косяка двери, ведущей в опечатанную кладовую; с ней встала одна из царских дочерей (четвертая); двое слуг встали в левом (от входа) углу, у стены, смежной с кладовой.

У служанки была с собой в руках подушка; маленькие подушечки были принесены с собой и царскими дочерьми. Одну из подушечек положили на сиденье стула Государыни, другую — на сиденье стула Наследника.

Одновременно в ту же комнату вошли одиннадцать человек: Юровский, его помощник, два члена чрезвычайной комиссии и семь человек латышей.

Юровский выслал меня, сказав: «Сходи на улицу, нет ли там кого и не будут ли слышны выстрелы».

Я вышел в огороженный большим забором двор и, не выходя на улицу, услышал звуки выстрелов. Тотчас же вернулся в дом (прошло всего 2—3 минуты времени) и, зайдя в ту комнату, где был произведен расстрел, увидел, что все члены царской семьи: Царь, Царица, четыре дочери и Наследник уже лежат на полу с многочисленными ранами на телах; кровь текла потоками.

Были также убиты доктор, служанка и двое слуг; при моем появлении Наследник еще был жив — стонал; к нему подошел Юровский и два или три раза выстрелил в него в упор. Наследник затих.

Картина убийства, запах и вид крови вызвали во мне тошноту.

Перед убийством Юровский раздал всем наганы; дал револьвер и мне, но я, повторяю, в расстреле не участвовал.

У Юровского, кроме нагана, был маузер.

По окончании убийства Юровский послал меня в команду за людьми, чтобы смыть кровь в комнате.

По дороге в дом Попова мне попались навстречу бегущие из команды разводящие Иван Старков и Константин Добрынин; последний из них спросил меня: «Застрелили Николая II? Смотри, чтобы вместо него кого другого не застрелили, тебе отвечать придется».

Я ответил, что Николай II и вся его семья убиты.

Из команды я привел человек 12—15, но кого именно, совершенно не помню и ни одного имени назвать Вам не могу. Приведенные мною люди сначала занялись переноской трупов убитых на поданный к парадному подъезду грузовой автомобиль.

Трупы выносили на носилках, сделанных из простынь, натянутых на оглобли, взятые от стоявших во дворе саней.
Сложенные в автомобиль трупы завернули в кусок солдатского сукна, взятый из маленькой кладовой, находящейся в сенях нижнего этажа.

Шофером автомобиля был злоказовский рабочий Люханов.

На грузовик сели Петр Ермаков и другой член чрезвычайной комиссии и увезли трупы. В каком направлении они поехали и куда дели трупы,— не знаю.

Кровь в комнате и на дворе замыли и все привели в порядок.

В три часа ночи все было окончено, и Юровский ушел в свою канцелярию, а я к себе в команду; проснулся я часу в 9-м утра и пришел в комендантскую комнату.

Здесь уже были председатель областного совета Белобородов, комиссар Голощекин и Иван Андреевич Старков, вступивший на дежурство разводящим.

Во всех комнатах был полный беспорядок: все вещи разбросаны, чемоданы и сундуки вскрыты; на всех бывших в комендантской комнате столах были разложены груды золотых и серебряных вещей. Тут же лежали и драгоценности, отобранные у царской семьи перед расстрелом, и бывшие на них золотые вещи — браслеты, кольца, часы.

Драгоценности были уложены в два сундука, принесенных из каретника.

Помощник коменданта находился тут же. Вы спросили меня, не знакома ли мне фамилия «Никулин», и я теперь припомнил, что такова именно фамилия этого помощника.

Со слов Никулина я знаю, что он ранее находился также в чрезвычайной следственной комиссии.

Вы говорите, что по имеющимся у Вас сведениям на пулеметном посту в большой комнате нижнего этажа находился Андрей Стрекотин, и я теперь припомнил, что действительно А. Стрекотин стоял тогда у пулемета. Дверь из комнаты, где стоял пулемет на окне, в парадную переднюю была открыта; открыта была и дверь в ту комнату, где производился расстрел.

Обходя комнаты, я в одной из них под книжкой «Закон Божий» нашел шесть десятирублевых кредитных билетов и деньги эти присвоил себе; взял я также несколько серебряных колец и еще кое-какие безделушки.

Утром 18-го ко мне приехала жена, и я с ней уехал в Сысертский завод, получив поручение раздать деньги семьям служивших в команде 6.

6 Юровский выдал тогда Медведеву 10 800 рублей. Расписка на эти деньги была найдена Сергеевым в одной из печей нижнего этажа ипатьевского дома. Она изображена на снимке № 123.

Вернулся я в Екатеринбург 21 июля; все вещи царские из дома уже были увезены, и караул был снят.

24 июля я уехал из Екатеринбурга.

В Перми комиссар Голощекин назначил меня в охрану приспособлений для взрыва Камского моста в случае появления белогвардейцев. Подорвать мост, согласно полученному приказанию, я не успел, да и не хотел, решив добровольно сдаться. Приказание о взрыве моста пришло мне тогда, когда уже сибирские войска стали обстреливать мост, и я пошел и сдался добровольно.

Вопросом о том, кто распоряжался судьбой царской семьи и имел ли на то право, я не интересовался, а исполнял лишь приказаниях тех, кому служил.

Убивал ли сам Медведев, или он был только очевидцем убийства?

Жена его Мария показала:

«В последний раз я приехала к мужу в город в первых числах июля с. г. (считая по старому стилю)...

Оставшись наедине со мной, муж объяснил мне, что несколько дней тому назад Царь, Царица, Наследник, все Княжны и все слуги царской семьи убиты. Подробности убийства в этот раз муж мне не передавал. Вечером муж отправил команду на вокзал, а на другой день мы с ним уехали домой, так как начальство уволило в отпуск на два дня для раздачи денег семьям красноармейцев.

Уже дома Павел Медведев рассказал мне несколько подробнее о том, как было совершено убийство Царя и его семьи.

По словам Павла, ночью, часа в 2, ему велено было разбудить Государя, Государыню, всех царских детей, приближенных и слуг; Павел послал для этого Константина Степановича Добрынина.

Все разбуженные встали, умылись, оделись и были сведены в нижний этаж, где их поместили в одну комнату; здесь вычитали им бумагу, в которой было сказано: «Революция погибает, должны погибнуть и Вы».

После этого в них начали стрелять и всех до одного убили; стрелял и мой муж: он говорил, что из сысертских принимал участие в расстреле только один он, остальные же были «не наши», т. е. не нашего завода, а русские или не русские — этого мне объяснено не было.

Стрелявших было 12 человек; стреляли не из ружей, а из револьверов; так, по крайней мере, объяснил мне муж.
Убитых увезли далеко в лес и бросили в ямы какие-то, но в какой местности, ничего этого муж мне не объяснил, а я не спросила.

Рассказал мне муж все это совершенно спокойно: за последнее время он стал непослушный, никого не признавал и как будто даже свою семью перестал жалеть».

Видел ли Якимов своими глазами картину убийства, или он знал о ней с чужих слов?

Утром после убийства он пошел к своей сестре Капито-лине Агафоновой «поделиться с ней мыслями».

Агафонова показала у меня на допросе 7:

7 Свидетельница К. А. Агафонова была допрошена Сергеевым 6 декабря 1918 г. и мною 19 мая 1919 года в Екатеринбурге.

Я была в кухне, когда пришел брат. Он поздоровался со мной и молча прошел в нашу комнату. Вид у него был страшно взволнованный. Я сразу же это заметила и пошла следом за ним.

Я спросила брата: «Что с тобой?»

Он попросил меня закрыть дверь в кухню, сел и молчал. Лицо его выражало сильнейшую подавленность, испуг. Весь он дрожал.

Я опять спросила брата: «Да что с тобой?»

Я думала, что с ним с самим произошло какое-то несчастье. Он опять молчал и ничего не говорил. Видно было, что он страдал.

Мне первой мелькнула мысль: уж не убили ли они Николая?

Не помню, в каких выражениях, но я первая спросила его именно об этом. Брат ответил мне на мой вопрос приблизительно так: «Конечно».

Я помню, что я его спросила про участь остальных членов семьи. Он мне ответил, что убиты они все, т. е. как сам Царь, так и вся его семья и все бывшие с ней, кроме мальчика-поваренка.

Я не помню, спрашивала ли я его, принимал ли он сам участие в убийстве. Возможно, что этот вопрос я предлагала ему, видя его мучительное состояние. Не помню я этого. Я лишь помню, что он говорил, что картину убийства он видел сам, своими глазами. Он рассказывал, что эта картина убийства их так сильно потрясла его, что он не выдерживал и время от времени выходил из помещения на воздух. Он рассказывал, что его за это бранили товарищи его по охране, подозревая в нем раскаяние или жалость или вообще проявление сочувствия к страданиям погибших. Я его поняла тогда так, что он сам находился или в той комнате, где происходило убийство, или же вблизи ее и видел всю картину убийства своими глазами».

Вечером 17 июля Якимов пришел к Агафоновым проститься.

Сам Агафонов показал 8: «Часов в шесть вечера в тот же день Якимов пришел к нам проститься; вид его меня прямо поразил: лицо осунувшееся, зрачки расширены, нижняя губа во время разговора трясется; взглянув на шурина, я без слов убедился в правдивости всего того, что мне передала с его слов жена: ясно было, что Анатолий за минувшую ночь пережил и перечувствовал что-то ужасное, потрясающее».

8 Свидетель Г. Т. Агафонов был допрошен Сергеевым 6 декабря 1918 г. в Екатеринбурге.


Текст книги публикуется по изданию Соколов Н.А. "Убийство Царской Семьи", 1991 год. , издательство "Советский писатель"

© Copyright HTML, оформление, cкан, OCR Gatchina3000, 2004

на головную страницу сайта | к оглавлению раздела "Гатчина. Литературное зеркало"




Владимир Воронин жена акценты миллиардер из фск Владимир Воронин.