 |
|
Рассказывают также, о счастливый царь, что аль-Мутадид биллах [662] был
возвышен помыслами и благороден душой, и было у него в Багдаде шестьсот
везирей, и ничто из дел людских не было от него скрыто. И пошел он од-
нажды с Ибн Хамдуном [663], чтобы посмотреть на подданных и послушать, что
есть нового в делах людей, и их стал палить зной и жара. А они дошли до
маленького переулка на площади и, войдя в этот переулок, увидели в конце
его красивый дом, высоко построенный и возглашавший о своем обладателе
языком хвалы. И они присели у ворот отдохнуть, и из дому вышли двое
слуг, подобных луне в четырнадцатую ночь, и один из них сказал своему
товарищу: "Если бы какой-нибудь гость попросил сегодня разрешения войти!
Мой господин не ест иначе, как с гостями, а мы дождались до этого време-
ни и никого не видим". И халиф удивился их словам и сказал: "Вот доказа-
тельство щедрости владельца этого дома! Мы непременно войдем в его дом и
посмотрим на его благородство, и это будет причиной милости, которая
придет к нему от нас". И затем он сказал слуге: "Попроси у своего госпо-
дина позволения войти нескольким чужеземцам (а халиф в то время, если он
хотел посмотреть на подданных, переодевался в одеяние купцов)". И слуга
вошел к своему господину и рассказал ему, я хозяин дома обрадовался и
вышел к гостям сам, и оказалось, что он прекрасен лицом и красив обли-
ком, и на нем нисабурская рубашка и расшитый золотом плащ, и он пропитан
духами, и на руке его - перстень с яхонтами. И, увидев пришедших, он
сказал им: "Приют и уют господам, оказывающим нам крайнюю милость своим
приходом!"
И, войдя в этот дом, они увидели, что он заставляет забыть близких и
родину и подобен кусочку райских садов..."
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Ночь, дополняющая до девятисот шестидесяти
Когда же настала ночь, дополняющая до девятисот шестидесяти, она ска-
зала: "Дошло до меня, о счастливый царь, что когда халиф и те, кто был с
ним, вошли в дом, они увидели, что он заставляет забыть близких и родину
и подобен кусочку райских садов, и внутри его был сад со всевозможными
деревьями, и он ошеломлял взоры, и все помещения в нем были устланы рос-
кошными коврами. И вошедшие сели, и альМутадид стал рассматривать дом и
ковры.
"И я посмотрел на халифа, - говорил Ибн Хамдун, - и увидел, что его
лицо переменилось (а я различал на его лице выражение милости или гне-
ва), и, увидев это, я сказал себе: "Посмотри-ка! Что это с ним, что он
рассердился". И принесли золотой таз, и мы вымыли руки, и затем принесли
шелковую скатерть и столик из бамбука, и когда с блюда подняли крышки,
мы увидели кушанья, подобные весенним цветам в самое лучшее время, купа-
ми и отдельно. И хозяин дома сказал: "Во имя Аллаха, господа! Клянусь
Аллахом, меня измучил голод! Сделайте милость, поешьте этих кушаний, как
подобает людям с благородными свойствами".
И хозяин дома стал разнимать кур и класть их перед нами, и он смеял-
ся, произносил стихи, рассказывал и говорил тонкие вещи, подходящие для
этого места.
И мы поели и попили, - говорил Ибн Хамдун, - и потом нас перевели в
другое помещение, ошеломляющее тех, кто смотрит, в котором веяли прек-
расные запахи, и принесли скатерть с только что сорванными плодами и
сладостями, внушающими желания, и усилилась наша радость, и прошла наша
печаль. Но при всем этом халиф не переставал хмуриться и не улыбался,
видя то, что радовало душу, хотя он обычно любил развлекаться и весе-
литься, прогоняя заботы, и я знал, что он не завистник и не обидчик. И я
говорил про себя: "Узнать бы, в чем причина его хмурости и того, что не
проходит его недовольство!"
А затем принесли поднос для питья, собирающий вокруг себя влюбленных,
и принесли процеженное вино в золотых, хрустальных и серебряных чашах, и
хозяин дома ударил бамбуковой палочкой в дверь какой-то комнаты, и вдруг
эта дверь отворилась, и из нее вышли три невольницы - высокогрудые девы,
с лицами, подобными солнцу в четвертый час дня, и одна из них была лют-
нистка, другая била в цимбалы, а третья была плясунья. И затем нам при-
несли сухие и свежие плоды и между нами и тремя невольницами опустили
парчовую занавеску с шелковыми кистями, и кольца ее были из золота. Но
халиф не обращал на все это внимания, а хозяин дома Не знал, кто нахо-
дится у него. И халиф спросил хозяина дома: "Благородный ли ты?" И тот
отвечал: "Нет, господин мой, я человек из детей купцов и зовусь среди
людей Абу-ль-Хасаном ибн Ахмедом хорасанцем". - "Знаешь ли ты меня, о
человек?" - спросил халиф. И Абу-ль-Хасан ответил: "Клянусь Аллахом, о
господин мой, не было у меня знакомства ни с одним из ваших благородных
достоинств". И Ибн Хамдун сказал ему: "О человек, это повелитель право-
верных аль-Мутадад биллах, внук аль-Мутаваккиля-ала-Ллаха" [664].
И тогда этот человек поднялся, и поцеловал землю меж рук халифа, дро-
жа от страха, и сказал: "О повелитель правоверных, заклинаю тебя твоими
пречистыми дедами, если ты увидел во мне неумение или малое вежество в
твоем присутствии, прости меня". - "Что касается уважения, которое ты
нам оказал, то больше этого не бывает, - сказал халиф, - но кое что я
здесь заподозрил, и если ты расскажешь мне об этом правду и она утвер-
дится в моем уме, ты спасешься, если же ты не осведомишь меня об истине,
я поймаю тебя с явными доказательствами и буду пытать тебя такой пыткой,
какой не пытал никого". - "Прибегаю к Аллаху от того, чтобы сказать лож-
ное! - воскликнул Абу-ль-Хасан. - В чем твое подозрение, о повелитель
правоверных?" - "С тех пор как я вошел в этот дом, - ответил халиф, - я
смотрю на его красоту и убранство - посуду, ковры и украшения, вплоть до
твоей одежды, и на всем этом - имя моего деда аль-Мутаваккиля-ала-Лла-
ха". - "Да, - ответил Абуль-Хасан. - Знай, о повелитель правоверных (да
поддержит тебя Аллах!), что истина - твоя нижняя одежда, а правда - твой
плащ, и никто не может говорить неправду в твоем присутствии".
И халиф велел ему сесть, и когда он сел, сказал ему: "Рассказывай!" И
хозяин дома молвил: "Знай, о повелитель правоверных (да укрепит тебя Ал-
лах своей поддержкой и да окружит тебя своими милостивыми детьми!), что
не было в Багдаде никого богаче меня и моего отца... Но освободи для ме-
ня твой ум, слух и взор, чтобы я рассказал тебе о причине того, из-за
чего ты меня заподозрил".
"Начинай твой рассказ", - сказал халиф. И Абу-льХасан молвил:
"Знай, о повелитель правоверных, что мой отец торговал на рынке ме-
нял, москательщиков и продавцов материи, и на каждом рынке у него была
лавка, поверенный и товары всех родов, и у него была комнатка внутри
лавки на рынке менял, чтобы быть в ней наедине, а лавку он предназначил
для купли и продажи.
И у него было денег больше, чем можно сосчитать и превыше счисления,
и не было у него ребенка, кроме меня, и он любил меня и заботился обо
мне. И когда пришла к нему смерть, он позвал меня и поручил мне забо-
титься о моей матери и бояться Аллаха великого, а потом он умер (да по-
милует его Аллах великий и да сохранит он повелителя правоверных!), а я
предался наслаждениям и стал есть и пить и завел себе друзей и прияте-
лей. И моя мать удерживала меня от этого и укоряла меня, но я не слушал
ее слов, пока не ушли все деньги. И я продал свои владения, и не оста-
лось у меня ничего, кроме дома, в котором я жил. А это был красивый дом,
о повелитель правоверных, и я сказал матери: "Хочу продать дом!" И она
молвила: "О дитя мое, если ты его продашь, ты опозоришься и не найдешь
себе места, где бы приютиться". - "Дом стоит пять тысяч динаров, - ска-
зал я. - Я куплю из денег за него дом в тысячу динаров и буду торговать
на остальное". - "Не продашь ли ты дом мне за это количество?" - спроси-
ла моя мать. И я сказал: "Хорошо". И она подошла к опускной двери и,
открыв ее, вынула фарфоровый сосуд, в котором было пять тысяч динаров, и
мне показалось, что весь дом - золотой. "О дитя мое, - сказала она, - не
думай, что эти деньги - деньги твоего отца! Клянусь Аллахом, о дитя мое,
они из денег моего отца, и я их припрятала до часа нужды. Во время твое-
го отца я была избавлена от надобности в этих деньгах".
И я взял у нее деньги, о повелитель правоверных, и вернулся по-преж-
нему к еде, питью и дружбе, и эти пять тысяч динаров вышли, и я не при-
нимал от моей матери ни слов, ни советов. И потом я сказал ей: "Хочу
продать дом!" И она молвила: "О дитя мое, я удержала тебя от продажи
его, так как знала, что он тебе нужен, как же ты хочешь продать его вто-
рой раз?" - "Не затягивай со мной разговоров, неизбежно его продать!" -
сказал я. И моя мать молвила: "Продай мне его за пятнадцать тысяч дина-
ров, с условием, что я сама возьмусь за твои дела".
И я продал ей дом за эту цену, с условием, что она сама возьмется за
мои дела, и она позвала поверенных моего отца и дала каждому из них ты-
сячу динаров, а остальные деньги оставила у себя и сделки приказала зак-
лючать с нею. И часть денег она дала мне, чтобы я на них торговал, и
сказала: "Сиди в лавке твоего отца". - И я сделал так, как сказала мне
мать, о повелитель правоверных, и пошел в комнату, что была на рынке ме-
нял, и мои друзья приходили ко мне и покупали у меня, а я продавал им, и
моя прибыль была хороша, и мои деньги умножились. И когда моя мать уви-
дела меня в таких прекрасных обстоятельствах, она показала мне то, что у
нее было припрятано из драгоценных камней, металлов, жемчуга и золота. И
вернулись ко мне мои владения, которые пропали из-за мотовства, и стало
у меня много денег, как и раньше. И я провел таким образом некоторое
время, и пришли ко мне поверенные моего отца, и я дал им товаров и потом
выстроил себе вторую комнатку внутри лавки.
И когда я однажды сидел в ней, по обычаю, о повелитель правоверных,
вдруг подошла ко мне девушка, лучше которой не видели глаза, и спросила:
"Это ли комната Абу-ль-Хасана Али ибн Ахмеда хоросанца?" И я ответил:
"Это я". И мой разум был ошеломлен ее крайней прелестью, о повелитель
правоверных. И девушка села и сказала мне: "Скажи мальчику - пусть он
отвесит мне триста динаров". И я приказал отвесить ей это количество, и
мальчик отвесил деньги, и девушка взяла их и ушла, а мой разум был сму-
щен. И мальчик спросил меня: "Знаешь ли ты ее?" И я ответил: "Нет, кля-
нусь Аллахом!" И тогда он спросил: "Почему же ты сказал мне: "Отвесь
ей!" - "Клянусь Аллахом, - сказал я, - я не знал, что говорю, так как
меня ослепила ее красота и прелесть".
И мальчик поднялся и последовал за дедушкой, без моего ведома, но по-
том вернулся, плача, и на его лице был след удара. "Что с тобой?" -
спросил я: И он сказал мне: "Я последовал за девушкой, чтобы посмотреть,
куда она пойдет, и она почуяла меня, и вернулась, и ударила меня этим
ударом, так что едва не погубила и не выбила мне глаз".
И я провел месяц, не видя девушки, и она не пришла, и я потерял от
любви к ней разум, о повелитель правоверных, а когда наступил конец ме-
сяца, она вдруг пришла и поздоровалась со мной, и я едва не улетел от
радости. И она спросила, что со мной было, и сказала:
"Может быть, ты говорил в душе: "Что делает эта хитрая?
Как это она взяла у меня деньги и ушла?" - "Клянусь Аллахом, о госпо-
жа, - сказал я ей, - мои деньги и душа - в твоей власти". И она открыла
лицо и присела отдохнуть, и украшения и одежды переливались на ее лице и
груди. "Отвесь мне триста динаров", - сказала она потом. И я молвил:
"Слушаю и повинуюсь!" И я отвесил ей динары, и она взяла их и ушла. И я
сказал мальчику: "Пойди за ней следом!" И он последовал за девушкой и
вернулся ко мне ошеломленный. И прошло некоторое время, и девушка не
приходила, и когда я сидел в какой-то день, она вдруг пришла ко мне и
поговорила со мной немного, а потом сказала: "Отвесь мне пятьсот динаров
- они мне понадобились..." И я хотел ей сказать: "За что я буду тебе да-
вать деньги?" - но крайняя страсть помешала мне говорить, и всякий раз,
как я ее видел, о повелитель правоверных, у меня дрожали поджилки и жел-
тел цвет лица, и я забывал то, что хотел сказать, и был таким, как ска-
зал поэт:
И только красавицу увижу внезапно я,
Сейчас же смущаюсь и едва отвечаю.
И я отвесил ей пятьсот динаров, и она взяла их и ушла, и я встал и
шел за ней следом сам, пока она не дошла до рынка драгоценных камней. И
она остановилась возле одного человека, и взяла у него ожерелье, и,
обернувшись, увидела меня и сказала: "Отвесь мне пятьсот динаров". И
когда владелец ожерелья увидел меня, он поднялся и оказал мне уважение.
И я сказал ему: "Отдай ей ожерелье, и цена его будет за мной!"
И торговец сказал: "Слушаю и повинуюсь!" А девушка взяла ожерелье и
ушла..."
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Девятьсот шестьдесят первая ночь
Когда же настала девятьсот шестьдесят первая ночь, она сказала: "Дош-
ло до меня, о счастливый царь, что Абу-ль-Хасан хоросанец говорил: "И я
сказал: "Отдай ей ожерелье, и цена его будет за мной!" И девушка взяла
ожерелье и ушла. И я следовал за ней, пока она не дошла до Тигра, и тог-
да она села в лодку, и я указал рукой на землю, как бы целуя ее перед
ней, и она уехала, смеясь. А я остался и стоял, смотря на нее, пока она
не вошла в какой-то дворец, и я всмотрелся в него и вдруг вижу, что это
дворец халифа аль-Мутаваккиля!
И я вернулся, о повелитель правоверных, и опустилась мне на сердце
вся забота мира, - ведь девушка взяла у меня три тысячи динаров! И я го-
ворил про себя: "Она взяла мои деньги и похитила мой разум, и, может
быть, моя душа погибнет от любви к ней". И я вернулся домой и рассказал
моей матери обо всем, что со мной случилось, и она сказала: "О дитя мое,
берегись попадаться ей после этого - ты погибнешь". И когда я пошел в
лавку, ко мне пришел поверенный с рынка москательщиков - а это был прес-
тарелый старец - и сказал мне: "О господин, почему это, я вижу, твое
состояние изменилось, и видны на тебе следы грусти? Расскажи мне о твоем
деле". И я рассказал ему обо всем, что у меня случилось с девушкой, и
поверенный сказал: "О дитя мое, эта девушка - из невольниц дворца пове-
лителя правоверных, и она любимица халифа. Считай же, что деньги ушли
ради Аллаха великого, и не занимай ею своей души, а когда она к тебе
придет, остерегайся, чтобы она тебе не повредила, и осведоми меня об
этом, а я придумаю что-нибудь, чтобы не постигла тебя гибель".
И затем он оставил меня и ушел, а в моем сердце было пламя огня. И
когда пришел конец месяца, девушка вдруг явилась ко мне, и я обрадовался
ей до крайней степени, и она молвила: "Что побудило тебя за мной следо-
вать?" - "Меня побудила к этому крайняя любовь, которая в моем сердце",
- сказал я и заплакал перед нею, и она тоже заплакала из жалости ко мне
и воскликнула: "Клянусь Аллахом, в твоем сердце нет любви, больше кото-
рой в моем сердце! Но что же мне делать?
Клянусь Аллахом, нет мне пути ни к чему, кроме как видеться с тобой
один раз каждый месяц!" И затем она дала мне бумажку и сказала: "Снеси
ее к такому-то, торговцу тем-то - он мой поверенный - и получи с него
столько, сколько тут написано". А я воскликнул: "Нет мне нужды в
деньгах, и мои деньги и душа - выкуп за тебя!" - "Я придумаю для тебя
дело, в котором будет твое сближение со мной, хотя бы был в этом для ме-
ня труд", - сказала девушка. И затем она простилась со мной и ушла, а я
пришел к старику москательщику и рассказал ему о том, что случилось.
И он пришел со мной к дворцу аль-Мутаваккиля, и я увидел, что это то
самое помещение, в которое вошла девушка, и старик москательщик расте-
рялся, не зная, какую устроить хитрость. И он посмотрел по сторонам и
увидел портного, напротив окна дворца, выходившего на берег, и подле не-
го были работники. "С помощью этого человека ты достигнешь того, чего
хочешь, - сказал москательщик. - Распори карман, подойди к портному и
скажи, чтобы он тебе его зашил, и когда он зашьет его, дай ему десять
динаров". - "Слушаю и повинуюсь!" - сказал я и отправился к этому порт-
ному, захватив с собой два отреза румской парчи, и сказал ему: "Скрои из
этих отрезов четыре одежды - две фарджии и две нефарджии".
И когда он кончил кроить одежды и шить их, я дал ему плату, гораздо
большую, чем обычно, и он протянул мне руку с этими одеждами, и я ска-
зал: "Возьми их для себя и для тех, кто у тебя находится". И я стал си-
деть у портного, затягивая пребывание с ним, и скроил у него другие
одежды и сказал: "Повесь их перед твоей лавкой, чтобы кто-нибудь их уви-
дел и купил". И портной сделал это, и всякому, кто выходил из дворца ха-
лифа и кому нравились какие-нибудь одежды, я дарил их, даже привратнику.
И в один день из дней портной сказал мне: "Я хочу, о дитя мое, чтобы
ты рассказал мне правду. Ты скроил у меня сто драгоценных одежд (а каж-
дая одежда стоила больших денег) и подарил большую часть их людям, а это
не дело купца, так как купец рассчитывает каждый дирхем. Каков же размер
твоих основных денег, раз ты делаешь такие подарки, и какова твоя нажива
каждый год? Расскажи мне истину, чтобы я помог тебе в том, что ты хо-
чешь, заклинаю тебя Аллахом, - сказал он потом, - не влюблен ли ты?" -
"Да", - ответил я. И он спросил: "В кого?" И я сказал: "В невольницу из
невольниц дворца халифа". - "Да обезобразит их Аллах! - воскликнул порт-
ной. - Сколько они еще будут соблазнять людей!" И затем он спросил:
"Знаешь ли ты ее имя?" И когда я ответил: "Нет", - портной сказал: "Опи-
ши ее мне". И я описал ему ту девушку, и он воскликнул: "О горе, это
лютнистка халифа аль-Мутаваккиля и его любимица! Но у нее есть не-
вольник. Сведи с ним дружбу, и, может быть, он будет причиной того, что
ты достигнешь девушки".
И когда мы разговаривали, вдруг этот невольник подошел, выйдя из во-
рот халифа, и он был подобен луне в четырнадцатую ночь. А передо мной
лежали одежды, которые сшил для меня портной (они были парчовые, разных
цветов), и невольник стал смотреть на них и разглядывать их, а затем он
подошел ко мне, и я поднялся и приветствовал его, и он спросил: "Кто
ты?" - "Человек из купцов", - ответил я. И невольник спросил: "Продаешь
ли ты эти одежды?" - "Да", - ответил я. И он взял пять из них и спросил:
"Почем эти пять?" - "Это подарок тебе от меня, чтобы заключить дружбу
между мной и тобой", - ответил я, и невольник обрадовался. А затем я по-
шел домой и взял для него платье, украшенное драгоценными камнями и
яхонтами, ценой в три тысячи динаров, и отнес его к нему, и он принял от
меня платье, и потом взял меня и привел в комнату внутри дворца, и спро-
сил: "Как ты зовешься среди купцов?" - "Я один из них", - ответил я. И
невольник молвил: "Твое дело внушило мне сомнение". - "Почему?" - спро-
сил я. И он сказал: "Ты подарил мне много вещей и покорил этим мое серд-
це, и я уверен, что ты Абу-ль-Хасан хорасанец, меняла".
И я заплакал, о повелитель правоверных, и невольник спросил: "О чем
ты плачешь? Клянусь Аллахом, та, из-за которой ты плачешь, больше и
сильнее влюблена в тебя, чем ты влюблен в нее, и среди всех невольниц во
дворце стало известно ее дело с тобой. Что же ты хочешь?" - спросил он
меня потом. И я сказал: "Я хочу, чтобы ты помог мне в моей беде", - и
невольник условился со мной на завтра. И я отправился домой, а на следу-
ющее утро я пошел к невольнику и вошел в его комнату, и невольник пришел
и сказал: "Знай, что, когда она вчера кончила службу у Халифа и пришла в
свою комнату, я рассказал ей всю твою историю, и она решила с тобой
сблизиться. Посиди у меня до конца дня".
И я остался сидеть у невольника, и когда наступила ночь, он вдруг
пришел и принес рубашку, сотканную из золота, и платье из платьев халифа
и надел их на меня, и окурил меня благовониями, и я стал похож на хали-
фа. А затем он привел меня в помещение, где были комнаты в два ряда, по
обе стороны, и сказал: "Это собственные комнаты невольниц, и когда ты
будешь проходить мимо них, клади у каждой двери один боб - у халифа обы-
чай делать так каждый вечер..."
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Девятьсот шестьдесят вторая ночь
Когда же настала девятьсот шестьдесят вторая ночь, она сказала: "Дош-
ло до меня, о счастливый царь, что невольник говорил Абу-ль-Хасану: "И
когда ты будешь проходить мимо них, клади у каждой двери один боб - у
халифа обычай делать это, - пока не дойдешь до второго прохода, что бу-
дет от тебя с правой руки. Ты увидишь там комнату, дверь которой с мра-
морным порогом, и когда ты дойдешь до нее, пощупай порог рукой, а если
хочешь - считай двери, их будет столько-то, и войди в дверь, у которой
такие-то и такие-то приметы, - твоя подруга увидит тебя и возьмет к се-
бе. А что касается твоего выхода, то Аллах облегчит его для меня, хотя
бы мне пришлось вынести тебя в сундуке". И затем он оставил меня и вер-
нулся, а я пошел, считая двери, и клал у каждой двери боб, и когда я до-
шел до средних комнат, я услышал великий шум и увидел блеск свечей, и
этот свет двигался в мою сторону, пока не приблизился ко мне. И я пос-
мотрел, что это, и вдруг вижу - халиф, и вокруг него невольницы, а у не-
вольниц свечи. И я услышал, как одна из них говорила своей подруге: "О
сестрица, разве у нас два халифа? Ведь халиф уже проходил мимо моей ком-
наты, и я почувствовала запах его духов и благовоний, и он положил боб у
моей комнаты, по обычаю, а сейчас я вижу свет свечей халифа, и вон он
сам идет". - "Поистине, это удивительное дело, - сказала другая не-
вольница, - так как перерядиться в одежду халифа не осмелится никто".
И потом свет приблизился ко мне, и у меня задрожали все члены, и
вдруг евнух закричал невольницам: "Сюда!" И они свернули к одной из ком-
нат и вошли, а потом вышли и шли до тех пор, пока не дошли до комнаты
моей подруги. И я услышал, как халиф спросил: "Эта комната чья?" И ему
сказали: "Эта комната Шеджерет-аддурр".
И халиф молвил: "Позовите ее!" И девушку позвали, и она вышла и поце-
ловала ноги халифа, и тот спросил ее: "Будешь ты пить сегодня вечером?"
- "Не будь это ради твоего присутствия и взгляда на твое лицо, я бы не
стала пить, потому что не склонна пить сегодня вечером", - ответила де-
вушка. И халиф сказал евнуху: "Скажи казначею, чтобы он дал ей такое-то
ожерелье".
И затем он велел всем входить в ее комнату, и перед ним внесли свечи,
и халиф вошел в комнату моей подруги, и вдруг я увидел, впереди других,
невольницу, сияние лица которой затмевало свет свечи, бывшей у нее в ру-
ке. И она подошла ко мне и сказала: "Кто это?" И схватила меня, и увела
в одну из комнат, и спросила: "Кто ты?" И я поцеловал перед ней землю и
сказал: "Заклинаю тебя Аллахом, о госпожа, сохрани мою кровь от проли-
тия, пожалей меня и приблизься к Аллаху спасением моей души!" И я запла-
кал, боясь смерти, и невольница сказала: "Нет сомненья, что ты вор!" И я
воскликнул: "Нет, клянусь Аллахом, я не вор. Разве ты видишь на мне
признаки воров?" - "Расскажи мне правду, - сказала она, - и я оставлю
тебя в безопасности". - "Я влюбленный, глупый дурак, - сказал я. - Лю-
бовь и моя глупость побудили меня к тому, что ты видишь, и я попал в эту
западню". - "Стой здесь, пока я не приду к тебе", - сказала она и, вый-
дя, принесла мне одежду невольницы из своих невольниц, и надела на меня
эту одежду в той же комнате, и сказала: "Выходи за мной!"
И я вышел за ней и дошел до ее комнаты, и она сказала: "Входи сюда".
И когда я вошел в комнату, она подвела меня к ложу, где были велико-
лепные ковры, и сказала: "Садись, с тобой не будет беды. Ты не
Абу-ль-Хасан хорасанец, меняла?" - "Да", - сказал я. И девушка восклик-
нула: "Аллах да сохранит твою кровь от пролития, если ты говоришь правду
и не вор! А иначе ты погибнешь, тем более что ты в облике халифа и в его
одежде и пропитан его благовониями. Если же ты Абу-ль-Хасан Али хораса-
нец, меняла, то ты в безопасности и с тобой не будет беды, так как ты
друг Шеджерет-ад-Дурр, а она - моя сестра. Она никогда не перестает го-
ворить о тебе и рассказывать нам, как она взяла у тебя деньги, а ты к
ней не переменился, и как ты пришел следом за нею на берег и указал ру-
кой на землю из уважения к ней, и в ее сердце из-за тебя огонь больше,
чем в твоем сердце из-за нее. Но как ты пробрался сюда, - по приказанию
ее или без ее приказания, подвергая опасности свою душу, и чего ты хо-
чешь от встречи с нею?" - "Клянусь Аллахом, госпожа, - сказал я, - я сам
подверг свою душу опасности, а моя цель при встрече с нею - только смот-
реть на нее и слышать ее речь". - "Ты отлично сказал", - воскликнула не-
вольница. И я молвил: "О госпожа, Аллах свидетель в том, что я говорю.
Моя душа не подсказала мне о ней ничего греховного". - "За такое намере-
ние пусть спасет тебя Аллах! Жалость к тебе запала в мое сердце!" -
воскликнула невольница. И затем она сказала своей рабыне: "О такая-то,
пойди к Шеджерет-ад-Дурр и скажи ей: "Твоя сестра желает тебе мира и зо-
вет тебя. Пожалуй же к ней сегодня ночью, как обычно, - у нее стеснена
грудь".
И невольница пошла, и вернулась, и сказала: "Она говорит: "Да позво-
лит Аллах насладиться твоей долгой жизнью и да сделает меня твоим выку-
пом! Клянусь Аллахом, если бы ты позвала меня не для этого, я бы не за-
держалась, но у халифа головная боль и это меня удерживает, - а ты ведь
знаешь, каково мое место у него". И девушка сказала невольнице: "Возвра-
щайся к ней и скажи: "Ты обязательно должна прийти к ней сегодня из-за
тайны, которая есть между вами". И невольница пошла и через некоторое
время пришла с девушкой, лицо которой сияло как луна. И ее сестра встре-
тила ее, и обняла, и сказала: "О Абу-ль-Хасан, выходи к ней и поцелуй ей
руки!" А я был в чуланчике, внутри комнаты, и вышел к ней, о повелитель
правоверных, и, увидев меня, она бросилась ко мне, и прижала меня к гру-
ди, и сказала: "Как ты оказался в одежде халифа с его украшениями и бла-
говониями?"
И затем она молвила: "Расскажи мне, что с тобой случилось". И я расс-
казал ей, что со мной случилось и что мне пришлось вынести, - и страх, и
другое, и девушка молвила: "Тяжело для меня то, что ты из-за меня пере-
нес, и хвала Аллаху, который сделал исходом всего этого благополучие, и
в завершение благополучия ты вошел в мое жилище и в жилище моей сестры".
И потом она увела меня в свою комнату и сказала сестре: "Я обещала ему,
что не буду с ним сближаться запретно, и так же, как он подверг свою ду-
шу опасности и прошел через все эти ужасы, я буду ему землею, чтобы он
попирал меня ногами, и прахом для его сандалий..."
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Девятьсот шестьдесят третья ночь
Когда же настала девятьсот шестьдесят третья ночь, она сказала: "Дош-
ло до меня, о счастливый царь, что девушка сказала своей сестре: "Я обе-
щала ему, что не буду сближаться с ним запретно, и так же, как он под-
верг свою душу опасности и прошел через все эти ужасы, я буду ему зем-
лею, чтобы он попирал меня ногами, и прахом для его сандалий". И ее
сестра сказала ей: "Ради этого намерения да спасет его великий Аллах". И
Шеджерет-ад-Дурр молвила: "Ты увидишь, что я сделаю, чтобы соединиться с
ним законно. Я обязательно пожертвую своей душой, чтобы ухитриться для
этого".
И когда мы разговаривали, вдруг раздался великий шум, и мы обернулись
и увидели, что пришел халиф и направляется к ее комнате, - так сильно он
ее любил. И девушка взяла меня, о повелитель правоверных, и посадила в
погреб, и закрыла его надо мной, а потом она вышла навстречу халифу и
встретила его. И когда халиф сед, она встала перед ним и начала ему
прислуживать и велела принести вино. А халиф любил невольницу по имени
Банджа (а это мать аль-Мутазза биллаха) [665], и эта невольница порвала с
ним, и он порвал с ней, и она гордая своей прелестью и красотой, не ми-
рилась с ним, а аль-Мутаваккиль, гордый властью халифа и царя, не мирил-
ся с нею и не сломил себя перед нею, хотя в его сердце горело из-за нее
огненное пламя, и старался отвлечься от нее подобными ей из невольниц, и
заходил в их комнаты. А он любил пение Шеджерет-адДурр и велел ей петь,
и девушка взяла лютню и, натянув струны, пропала такие стихи:
"Дивлюсь, как старался рок нас прежде поссорить с ней, -
Когда же все кончилось меж нами, - спокоен рок,
Я бросил тебя - сказали: "Страсти не знает ое!"
Тебя посетил - сказали: "Нету в нем стойкости!"
Любовь к ней, усиль же с каждой ночью ты страсть мою.
Забвение дня - с тобою встречусь в день сбора я.
Ведь кожа ее - как шелк, а речи из уст ее
Так мягки - не вздор они и не назидание,
И очи ее - сказал Аллах: "Пусть будут!" И созданы
Они, и с сердцами то, что вина, творят они".
И, услышав ее, халиф пришел в великий восторг, и я тоже возликовал в
погребе, о повелитель правоверных, и если бы не милость Аллаха великого,
я бы вскрикнул, и мы бы опозорились.
И затем девушка произнесла еще такие стихи:
"Его обнимаю я, и все же душа по нем
Тоскует, а есть ли что, что ближе объятий?
Целую его уста я, чтобы прошел мой жар,
Но только сильнее от любви я страдаю.
И, кажется, сердца боль тогда исцелится лишь,
Когда ты увидишь, что слились наши души".
И халиф пришел в восторг и воскликнул: "Пожелай от меня, о Шедже-
рет-ад-Дурр". И девушка сказала: "Я желаю от тебя освобождения, о пове-
литель правоверных, так как за него будет небесная награда". - "Ты сво-
бодна, ради великого Аллаха", - сказал халиф. И девушка поцеловала землю
меж его рук, и халиф молвил: "Возьми лютню и скажи нам что-нибудь о моей
невольнице, любовь к которой привязалась ко мне. Все люди ищут моей ми-
лости, а я ищу ее милости".
И девушка взяла лютню и произнесла такие два стиха:
"Владычица красоты, что всю мою набожность
Взяла, - как бы ни было, я должен владеть тобой.
Возьму ли покорностью тебя - это путь любви!
Иль, может, величием моим - это власти путь!"
И халиф пришел в восторг и сказал: "Возьми лютню и спой стихи, в ко-
торых будет рассказ о моем деле с тремя невольницами, которые овладели
моей уздой и лишили меня сна, - это ты, и та невольница, что со мной
рассталась, и другая - ее не назову, - которой нет подобной".
И девушка взяла лютню и, начав петь, произнесла такие стихи:
"Три красавицы овладели ныне уздой моей
И в душе моей место лучшее захватили.
Хоть послушен я никому не буду во всей земле,
Их я слушаюсь, а они всегда непокорны.
И значит это только то, что власть любви
(А в ней их сила) - моей превыше власти".
И халиф до крайности удивился соответствию этих стихов с его обстоя-
тельствами, и восторг склонил его к примирению с невольницей, порвавшей
с ним. И он вышел и направился к ее комнате, и одна из невольниц опере-
дила его и осведомила ту девушку о приходе халифа, и она вышла к нему
навстречу и поцеловала землю меж его рук, а затем поцеловала его ноги, и
халиф помирился с ней, и она помирилась с ним, и вот каково было их де-
ло.
Что же касается Шеджерет-ад-Дурр, то она пришла ко мне, радостная, и
сказала: "Я стала свободной из-за твоего благословенного прихода, и, мо-
жет быть, Аллах мне поможет, и я что-нибудь придумаю, чтобы соединиться
с тобой законно". И я воскликнул: "Хвала Аллаху!" И когда мы разговари-
вали, вдруг вошел к нам ее евнух, и мы рассказали ему, что с нами случи-
лось, и он воскликнул: "Хвала Аллаху, который сделал исход этого благим!
Просим Аллаха, чтобы он завершил это дело твоим благополучным выходом!"
И мы так разговаривали, и вдруг пришла та девушка, ее сестра (а имя
ее было Фатир), и Шеджерет-ад-Дурр сказала ей: "О сестрица, как нам сде-
лать, чтобы вывести его из дворца целым? Аллах великий послал мне осво-
бождение, и я стала свободной по благодати его прихода". - "Нет у меня
хитрости, чтобы его вывести, иначе как одеть его в женскую одежду", -
сказала Фатир. И затем она принесла платье из платьев женщин и надела
его на меня, и я вышел, о повелитель правоверных, в ту же минуту. И ког-
да я дошел до середины дворца, я вдруг увидел, что повелитель правовер-
ных сидит и евнухи стоят перед ним. И халиф посмотрел на меня, и запо-
дозрил меня сильнейшим подозрением, и сказал своим слугам: "Скорей при-
ведите мне эту уходящую невольницу!" И меня привели и подняли мне покры-
вало, и, увидев меня, халиф меня узнал и стал меня расспрашивать, и я
рассказал ему все дело, не скрыв от него ничего. И, услышав мой рассказ,
халиф подумал о моем деле и затем в тот же час и минуту поднялся, вошел
в комнату Шеджерет-ад-Дурр и сказал: "Как это ты избираешь вместо меня
какого-то сына купца?" И она поцеловала перед ним землю и рассказала
ему, по правде, всю историю, с начала до конца. И халиф, услышав ее сло-
ва, пожалел ее, и его сердце смягчилось к ней, и он простил ее изза люб-
ви и ее обстоятельств и ушел. И евнух девушки вошел к ней и сказал: "Ус-
покойся душою! Когда твой друг предстал меж рук халифа, тот спросил его,
и он рассказал ему то же, что рассказала ты, буква в букву. И халиф,
придя обратно, призвал меня к себе и спросил: "Что побудило тебя посяг-
нуть на дом халифата?" И я сказал ему: "О повелитель правоверных, меня
побудила к этому моя глупость и любовь и надежда на твое прощение и ве-
ликодушие".
И потом я заплакал и поцеловал перед халифом землю, и он сказал: "Я
простил вас обоих". И затем он велел мне сесть, и я сел, а халиф призвал
судью Ахмеда ибн Абу-Дауда [666] и женил меня на этой девушке и велел пе-
ренести все, что у нее было, ко мне, и девушку ввели ко мне в ее комна-
те. А через три дня я вышел и перенес все эти вещи ко мне в дом, и все,
что ты видишь у меня в доме, о повелитель правоверных, и что кажется те-
бе подозрительным - все это из ее приданого".
И в один из дней моя жена сказала: "Знай, что альМутаваккиль - чело-
век великодушный, но я боюсь, что он о нас вспомнит или что-нибудь упо-
мянет при нем о нас кто-нибудь из завистников, и хочу сделать что-то, в
чем будет спасение от этого". - "А что это?" - спросил я. И она сказала:
"Я хочу попросить у него позволения совершить паломничество и отказаться
от пения". - "Прекрасный план ты указываешь!" - воскликнул я. И когда мы
разговаривали, вдруг пришел ко мне посол от халифа, требуя Шедже-
рет-ад-Дурр, так как халиф любил ее пение. И моя жена пошла и служила
ему, и халиф сказал ей: "Не покидай нас". И она молвила: "Слушаю и пови-
нуюсь!"
И случилось, что она ушла к нему в какой то день (а он прислал за ней
по обычаю), но не успел я опомниться, как она уже пришла от него в ра-
зорванной одежде и с плачущими глазами, и я испугался и воскликнул: "По-
истине, мы принадлежим Аллаху и к нему возвращаемся!" - и подумал, что
халиф велел нас схватить. "Разве аль Мутаваккиль на нас разгневался?" -
спросил я. И моя жена сказала: "А где аль Мутаваккиль? Власть аль-Мута-
ваккиля кончилась, и образ его стерт". - "Расскажи мне истину об этом
деле", - сказал я, и моя жена молвила: "Он сидел за занавеской и пил, и
с ним был аль-фатх ибн Хакан и Садака ибн Садака, и бросился на него его
сын аль-Мунтасир с толпой турок [667] и убил его, и сменилась радость
злом, и прекрасное счастье стонами и воплями. И я убежала вместе с не-
вольницей, и Аллах спас нас".
И я тотчас же вышел, о повелитель правоверных, и спустился в Басру, и
пришла ко мне после этого весть, что началась война между аль-Мунтасирэм
и аль-Мустаином, его противником [668], и я испугался и перевез мою жену и
все мое имущество в Басру. Вот мой рассказ, о повелитель правоверных, и
я не прибавил к нему ни буквы и не убавил ни буквы, и все, что ты видишь
в моем доме, о повелитель правоверных, и на чем стоит имя твоего деда
аль-Мутаваккиля - от милостей его к нам, так как основа нашего благо-
денствия - от твоих благороднейших предков, и вы - люди милости и рудник
щедрости".
И халиф обрадовался этому сильной радостью и удивился рассказу
Абу-ль-Хасана.
"А затем, - говорил Абу-ль-Хасан, - я вывел к халифу ту женщину и мо-
их детей от нее, и они поцеловали землю меж его рук, и он удивился их
красоте. Он велел подать чернильницу и написал, что снимает харадж с на-
ших владений на двадцать лет".
И халиф обрадовался, и он взял Абу-ль-Хасана к себе в сотрапезники, и
наконец разлучил их рок, и они поселились в могилах после дворцов. Хвала
же владыке всепрощающему!
|
