НА ГОЛОВНУЮ СТРАНИЦУ САЙТА Gatchina3000.Ru / HOME


Брокгауз-Ефрон и Большая Советская Энциклопедия
Брокгауз-Ефрон и Большая Советская Энциклопедия
объединённый словник


Сайт тысячи и одной ночи
Сайт
ТЫСЯЧИ И ОДНОЙ НОЧИ

перевод с арабского М. А. Салье





 
   
1001 ночь. Книга тысячи и одной ночи. Арабские сказки
 
 


1001 ночь. Арабские сказки

Книга тысячи и одной ночи


Оглавление

Рассказ о двух везирях и Анис аль-Джалис

 

примечания в квадратных скобках [   ]

 

 

Тысяча и одна ночь. Сказки  
   Дошло до меня, о счастливый царь, - сказала Шахразада, -  что  был  в
Басре царь из Царей, который любил бедняков и нищих и был благосклонен к
подданным и одаривал из своих денег тех, кто верил в Мухаммеда, да  бла-
гословит его Аллах и да приветствует! И он был таков, как сказал  о  чем
один:
   Повелитель ваш, если конный враг кружит вокруг него,
   Поражает рать неприятелей острорежущим,
   И в сердцах копьем он черты проводит. Столь гневен оп,
   Когда видишь ты, как он всадников под щитом разит.
   И звали его царь Мухаммед ибн Сулейман аз-Зани, и у него было два ве-
зиря, один из которых прозывался аль Муин  ибн  Сави,  а  другого  звали
аль-Фадл ибн Хакан. И аль-Фадл ибн  Хакан  был  великодушнейший  человек
своего времени и вел хорошую жизнь, так что сердца соединились в любви к
ному, и люди единодушно советовались с ним, и все молились о его  долгой
жизни - ибо в нем было чистое добро и он уничтожил зло и вред.
   А везирь аль-Муин ибн Сави ненавидел людей и не любил добра, и в  нем
было одно зло, как о нем сказано:
   Прибегай к достойным сынам достойных, - поистине,
   Породит достойный и сын достойных-достойных.
   И оставь злодеев, сынов злодеев, - поистине,
   Породят злодеи, сыны злодеев - злодеев.
   И люди, насколько они любили аль-Фадла ибн Хакана, настолько  ненави-
дели аль-Муина ибн Сави.
   И властью всемогущего случилось так, что царь Мухаммед  ибн  Сулейман
аз-Зейни однажды сидел на престоле своего царства, окруженный вельможами
правления, и позвал своего везиря аль-Фадла ибн Хакана и сказал ему:  "Я
хочу невольницу, которой не было бы лучше в ее время и  чтобы  она  была
совершенна по красоте и превосходила бы других  стройностью  и  обладала
похвальными качествами".
   И вельможи правления сказали: "Такую найдешь только за  десять  тысяч
динаров". И тогда султан крикнул своего казначея и сказал:  "Отнеси  де-
сять тысяч динаров аль-Фадлу ибн Хакану!" - и казначей исполнил приказа-
ние султана.
   А везирь ушел, после того как султан велел ему ходить каждый день  на
рынок и передать посредникам то, что мы говорили, и чтобы  не  продавали
ни одной невольницы выше тысячи динаров ценою, пока ее не покажут  вези-
рю. И невольниц не продавали, прежде чем их покажут везирю,  но  никакая
невольница, что попадала к ним, не нравилась ему.
   В один из дней вдруг пришел ко дворцу везиря альФадла ибн Хакана пос-
редник и, у видя его на коне, въезжающим в царский дворец,  схватил  его
стремя и сказал:
   "О ты, кто обычай царства снова воссоздал!
   Везирь - о, да будешь ты обрадован вечно!
   Умершую щедрость ты опять воскресил средь нас,
   Да будут труды твои Аллаху приятны!"
   "О господин, - сказал он потом, - то, что отыскать было прежде благо-
родное повеление, - готово!" - и везирь воскликнул: "Ко мне  с  нею!"  И
посредник на некоторое время скрылся, и пришла с  ним  девушка  стройная
станом, с высокой грудью, насурьмленным оком и овальным лицом, с худоща-
вым телом и тяжкими бедрами, в лучшей одежде, какая есть из одежд, и  со
слюной слаще патоки, и ее стан был стройнее гибких веток и  речи  нежнее
ветерка на заре, как сказал о ней кто-то:
   Диковина прелести, чей лик, как луна средь звезд,
   Великая в племени газелей и нежных серн.
   Властитель престола дал ей блеск и возвышенность,
   И прелесть, и ум, и стан затем, что похож на ветвь,
   И в небе лица ее семь звезд на щеке у ней,
   Как стражи ее хранят они от смотрящего.
   И если захочет муж похитить хоть взгляд у ней -
   Сожгут его демоны речей ее жаром звезд.
   И когда везирь увидал ее, он был ею восхищен до пределов  восхищения,
а затем он обратился к посреднику и спросил его: "Сколько стоит эта  не-
вольница?" - и тот ответил: "Цена за нее остановилась на десяти  тысячах
динаров, и ее владелец клянется, что эти десять тысяч динаров не покроют
стоимости цыплят, которых она съела, и напитков, и одежд,  которыми  она
наградила своих учителей, так как она изучила чистописание, и  граммати-
ку, и язык, и толкование Корана, и основы  законоведения  и  религии,  и
врачевание, и времяисчисление, и игру на  увеселяющих  инструментах".  -
"Ко мне с ее господином!" - сказал везирь, и посредник привел его в  тот
же час и минуту, и вдруг, оказывается, он человек  из  персиян,  который
прожил, сколько прожил, и судьба потрепала его, но пощадила, как  сказал
о нем поэт:
   Потряс меня рок и как потряс-то!
   Ведь року присуща мощь и сила.
   Я раньше ходил не уставая -
   Теперь же устал, хоть не хожу я.
   "Согласен ли ты взять за эту невольницу десять тысяч динаров от  сул-
тана Мухаммеда ибн Сулеймана аз-Зейни?" - спросил  везирь,  и  персиянин
воскликнул: "Клянусь Аллахом, я предлагаю ее султану ни за что - это для
меня обязательно!" И тогда везирь велел принести деньги, и их принесли и
отвесили персиянину.
   И работорговец подошел к везирю и сказал ему:  "С  разрешения  нашего
владыки везиря, я скажу!" - "Подавай, что у тебя есть!"  -  ответил  ве-
зирь, и торговец сказал: "По моему мнению, лучше тебе не приводить  этой
девушки к султану в сегодняшний день: она прибыла из путешествия, и воз-
дух над нею сменился, и путешествие поистерло ее. Но оставь ее у себя во
дворце на десять дней, пока она не придет в обычное состояние,  а  потом
сведи ее в баню, одень ее в наилучшие одежды и отведи ее к султану - те-
бе будет при этом полнейшее счастье".
   И везирь обдумал слова работорговца и нашел их правильными. Он привел
девушку к себе во дворец и отвел ей отдельное помещение  и  каждый  день
выдавал ей нужные кушанья, напитки и прочее, и она провела таким образом
некоторое время.
   А у везиря аль-Фадла ибн Хакана был сын, подобный луне, когда она по-
явится, с липом как месяц и румяными щеками, с  родинкой,  словно  точка
амбры, и с зеленым пушком, подобно тому, как поэт сказал о  нем,  ничего
не упуская:
   Он луна, что взором разит своим, когда всмотрится.
   Или, как ветвь - губящая стройностью, когда склонится.
   Как у зипджей [63] кудри, как золото цвет лица его,
   Он чертами нежен, а стан его на тростник похож.
   О жестокость сердца и нежность стройных боков его!
   Отчего нельзя от сердца к стану послать ее?
   Коль была бы нежность боков его в душе его,
   Никогда бы не был жесток с влюбленным и злобен он.
   О хулящий пас за любовь к нему, будь прощающим!
   Кто отдаст мне тело, что взято в плен изнурением?
   Виноваты здесь лишь душа и взоры очей моих;
   Так забудь упреки, оставь меня в этой горести!
   И юноша не знал об этой невольнице, а его отец научил ее и сказал: "О
дочь моя, знай, что я купил тебя только как наложницу для царя Мухаммеда
ибн Сулеймана аз-Зейни, а у меня есть сын, который не оставался на улице
один с девушкой без того, чтобы не иметь с нею дело. Будь же с ним  нас-
тороже и берегись показать ему твое лицо и дать ему услышать твои речи".
И девушка отвечала ему: "Слушаю и повинуюсь!" - и он оставил его и  уда-
лился.
   А по предопределенному велению случилось так, что девушка в  один  из
дней пошла в баню, что была в их жилище, и одна из невольниц вымыла  ее,
и она надела роскошные платья, так что увеличилась  ее  красота  и  пре-
лесть, и вошла к госпоже, жене везиря, и поцеловала ей руку, и та сказа-
ла: "На здоровье, Аниз аль-Джалнз! Хороша ли баня?" - "О госпожа, -  от-
вечала она, - мне недоставало только твоего присутствия  там".  И  тогда
госпожа сказала невольницам: "Пойдемте в баню!" - и те ответили: "Внима-
ние и повиновение" И они поднялась, и их госпожа меж ними, и она поручи-
ла двери той комнаты, где находилась Анис аль Джалис, там маленьким  не-
вольницам и сказала им: "Не давайте никому войти к девушке!" И они отве-
чали: "Внимание и повиновение!"
   И когда Анис аль-Джалис сидела в комнате, сын  везиря,  а  звали  его
Нар-ад-дин Али, вдруг пришел и спросил о своей матери и  о  девушках,  и
невольницы ответили: "Они пошли в баню".
   А невольница Анис аль-Джалис услыхала слова Нурад дина Али, сына  ве-
зиря, будучи внутри комнаты, и сказала про себя: "Посмотреть бы, что это
за юноша, о котором везирь говорил мне, что он не оставался  с  девушкой
на улице без того, чтобы не иметь с ней дело! Клянусь  Аллахом,  я  хочу
взглянуть на него!" И поднявшись (а она была только что  из  бачи),  она
подошла к двери комнаты и посмотрела на Нур-ад-дина Али, и вдруг  оказы-
вается - это юноша, подобный луне в полнолуние. И  взгляд  этот  оставил
после себя тысячу вздохов, и юноша бросил взгляд и взглянул на нее  взо-
ром, оставившим после себя тысячу вздохов, и каждый из них попал в  сети
любви к другому.
   И юноша подошел к невольницам и крикнул на них, л. они вбежали от не-
го и остановились вдалеке, глядя, что он сделает. И вдруг он  подошел  к
двери комнаты, открыл ее и вошел к девушке и сказал ей: "Тебя  мой  отец
купил для меня?" И она отвечала: "Да", - и тогда юноша подошел к ней  (а
он был в состоянии опьянения), и взял ее ноги (и положил их себе  вокруг
пояса, а она сплела руки на его шее и встретила его поцелуями,  вскрики-
ваниями и заигрываниями, и он стал сосать ел  язык,  и  она  сосала  ему
язык, и он уничтожил ее девственность.
   И когда невольницы увидали, что их молодой господин вошел  к  девушке
Анис аль-Джалис, они закричали и завопили, а юноша уже удовлетворил нуж-
ду и вышел, убегая и ища спасения, и бежал, боясь последствий того дела,
которое он сделал. И, услышав вопли девушек, их госпожа поднялась и выш-
ла из бани (а пот капал с нее) и спросила: "Что это за вопли в  доме?  -
и, подойдя к двум невольницам, которых она посадила  у  дверей  комнаты,
она воскликнула: - Горе вам, что случилось?" И они, увидав его, сказали:
"Наш господин Нур-ад-дин пришел к нам и побил нас, и мы вбежали от него,
а он вошел к Анис альДжалис и обнял се, и мы не  знаем,  что  он  сделал
после этого. А когда мы кликнули тебя, он убежал". И тогда  госпожа  по-
дошла к Анис аль-Джалис и спросила ее: "Что случилось?" - и она  отвеча-
ла: "О госпожа, я сижу, и вдруг входит ко мне красивый юноша и спрашива-
ет: "Тебя купил для меня отец?" И я отвечала: "Да!" - и клянусь Аллахом,
госпожа, я думала, что его слова правда, - и тогда он подошел ко  мне  и
обнял меня". -
   "А говорил он тебе еще что-нибудь, кроме этого?" - спросила ее госпо-
жа, и она ответила: "Да, и он взял от меня три поцелуя". - "Он не  оста-
вил тебя, не обесчестив!" - воскликнула госпожа и потом заплакала и ста-
ла бить себя по лицу, вместе с невольницами, боясь за Hyp ад-дина, чтобы
его не зарезал отец.
   И пока это происходило, вдруг вошел везирь и спросил, в чем  дело,  и
его жена сказала ему: "Поклянись мне, что то, что я скажу,  ты  выслуша-
ешь!" - "Хорошо", - отвечал везирь. И она повторила ему, что сделал  его
сын, и везирь опечалился и порвал на себе одежду и стал бить себя по ли-
цу и выщипал себе бороду. И его жена сказала: "Не убивайся, я  дам  тебе
из своих денег десять тысяч динаров, ее цену". И тогда везирь  поднял  к
ней голову я сказал: "Горе тебе, не нужно мне ее цены, но я  боюсь,  что
пропадет моя душа и мое имущество". - "О господин мой, а как же так?"  -
спросила она. И везирь сказал:
   "Разве ты не знаешь, что за нами следит враг, которого зовут аль-Муин
ибн Сави? Когда он услышит об этом деле, он пойдет к султану..."
   И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.


   Тридцать пятая ночь

   Когда же настала тридцать пятая ночь, она сказала: "Дошло до меня,  о
счастливый царь, что везирь говорил своей жене: "Разве ты не знаешь, что
за нами следит враг, по имени аль-Муин ибн Сави, и когда он  услышит  об
этом деле, он пойдет к султану и скажет ему: "Твой везирь, который,  как
ты говоришь, тебя любит, взял у тебя десять тысяч динаров и купил на них
девушку, равной которой никто не видел, и когда она ему понравилась,  он
сказал своему сыну: "Возьми ее, у тебя на нее больше прав, чем у  султа-
на". И он ее взял и уничтожил ее девственность. И вот эта  невольница  у
него". И царь скажет: "Ты лжешь!" - а он ответит царю: "С твоего  позво-
ления, я ворвусь к нему и приведу ее тебе". И царь прикажет ему это сде-
лать, и он обыщет дом и заберет девушку и приведет ее к султану,  а  тот
спросит ее, и она не сможет отрицать, и аль-Муин скажет: "О господин, ты
знаешь, что я тебе искренний советчик, но только нет мне у вас счастья".
И султан изуродует меня, а все люди будут смотреть на  это,  и  пропадет
моя душа". И жена везиря сказала ему: "Не дай никому узнать  об  этом  -
это дело случилось втайне - и вручи свое дело Аллаху в этом событии".  И
тогда сердце везиря успокоилось.
   Вот что было с везирем. Что же касается Нур-ад-дина Али, то он  испу-
гался последствий своего поступка и проводил весь день в садах, а в кон-
це вечера он приходил к матери и спал у нее, а  перед  утром  вставал  и
уходил в сад. И так он поступал месяц, не показывая отцу своего лица.  И
его мать сказала его отцу: "О господин, погубим ли мы девушку и  погубим
ли сына? Если так будет продолжаться, то он уйдет от нас". - "А  как  же
поступить?" - спросил ее везирь. И она сказала: "Не спи сегодня ночью и,
когда он придет, схвати его - и помиритесь. И отдай ему  девушку  -  она
любит его, и он любит ее, а я дам тебе ее цену".
   И везирь подождал до ночи и, когда пришел его сын, он  схватил  ею  и
хотел его зарезать, но мать Нур-ад-дина позвала его и спросила: "Что  ты
хочешь с ним сделать?" - "Я зарежу его", - отвечал везирь, и  тогда  сын
спросил своего отца: "Разве я для тебя ничтожен?" И глаза везиря  напол-
нились слезами, и он воскликнул: "О дитя любви, как могло быть для  тебя
ничтожно, что пропадут мои деньги и моя душа?" И юноша отвечал:  "Послу-
шай, о батюшка, что сказал поэт:
   Пусть и грешен я, по всегда мужи разумные
   Одаряли грешных прошением всеобъемлющим.
   И на что же ныне надеяться врагам твои и,
   Коль они в почине, а ты по месту превыше всех?"
   И тогда везирь поднялся с груди своего сына и сказал:  "Дитя  мое,  я
простил тебя!" - и его сердце взволновалось, а сын его поднялся и  поце-
ловал реку своего отца, и тот сказал: "О дитя мое, если бы я  знал,  что
ты будешь справедлив к Анис аль-Джалис, я бы подарил ее тебе". - "О  ба-
тюшка, как мне не быть к ней справедливым?" - спросил Нур-ад-дин.
   И везирь сказал: "Я дам тебе наставление, дитя мое:  не  бери,  кроме
нее, жены или наложницы и не продавай ее". - "Клянусь тебе, батюшка, что
я ни на ком, кроме нее, не женюсь и не продав ее", - отвечал  Нур-ад-дин
и дал в этом клятву и вошел к невольнице и прожил с нею год. И Аллах ве-
ликий заставил царя забыть случай с этой девушкой.
   Что же касается аль Муина ибн Сави, то до него дошла весть  об  этом,
но он не мог говорить из-за положения везиря при султане.
   А когда прошел год, везирь аль-Фадл ибн Хакан отправился в баню я вы-
шел оттуда вспотевший, и его ударило воздухом, так что он слег на подуш-
ки, и бессонница его продлилась, и слабость растеклась по нему.
   И тогда он позвал своего сына Нур-ад-дина Али и,  когда  тот  явился,
сказал ему: "О сын мой, знай, что удел распределен и срок установлен,  и
всякое дыхание должно испить чашу смерти". И он произнес:
   "Умираю! Преславен тот, кто бессмертен!
   Я уверен, что скоро мертвым я буду.
   Нет в деснице владыки смертного власти,
   И тому лишь присуща власть, кто бессмертен".
   "О дитя мое, - сказал он потом, - нет у меня  для  тебя  наставления,
кроме того, чтобы бояться Аллаха и думать о последствиях  дел,  и  забо-
титься о девушке Анис аль-Джалис". - "О батюшка, - сказал Нур-ад-дин,  -
кто же равен тебе? Ты был известен добрыми делами и за тебя молились  на
кафедрах!"
   И везирь сказал: "О дитя мое, я надеюсь, что Аллах  меня  примет!"  И
затем он произнес оба исповедания [64] и был приписан к числу людей  бла-
женства.
   И тогда дворец перевернулся от воплей, и весть об ртом дошла до  сул-
тана, и жители города услышали о кончине аль-Фадла ибн Хакана, и  запла-
кали о нем дети в школах. И его сын Нур-ад-дин Али  поднялся  и  обрядил
его, и явились эмиры, везири, вельможи царства и жители города, и в чис-
ле присутствующих на похоронах был везирь аль-Муин ибн  Сави.  И  кто-то
произнес при выходе похорон из дома:
   "В день пятый расстался я со всеми друзьями
   И мыли потом меня на досках от двери.
   И сняли все то с меня, в чем прежде одет я был,
   И снова надели мне одежду другую.
   Снесли меня четверо на шеях в моленную,
   И многие близ меня с молитвой стояли;
   С молитвой нагробною, когда ниц не падают,
   И все, кто мне другом был, о мне помолились.
   Потом отнесли меня в жилище со сводами,
   Где дверь не откроется, хоть кончится время".
   И когда схоронили аль-Фадла ибн Хакана в земле и вернулись  друзья  и
родные, Нур-ад-дин тоже вернулся со стенаниями и плачем, и язык его сос-
тояния говорил:
   "В день пятый уехали они перед вечером,
   Когда попрощались мы - простились и тронулись.
   И только уехали - за ними душа ушла.
   "Вернись", - я позвал ее, - спросила: "Куда вернусь?
   В то тело, где духа нет и крови иссякнул ток,
   Где кости одни теперь гремят и встречаются?"
   Ослепли глаза мои от плача безмерного,
   И на уши туг я стал - не слышат они теперь".
   И он пребывал в глубокой печали об отце долгое  время  и  в  один  из
дней, когда он сидел в доме своего отца, вдруг кто-то постучал в  дверь.
И Нур-ад-дин Али поднялся и отворил дверь, и вошел один из сотрапезников
и друзей его отца, и поцеловал Нур-ад-дину руку, и сказал:  "О  господин
мой, кто оставил после себя подобного тебе, тот не умер, и такой же  был
исход для господина первых и последних. О господин, успокой свою душу  и
оставь печаль!"
   И тогда Нур-ад-дин перешел в покой,  предназначенный  для  сидения  с
гостями, и перенес туда все, что было нужно,  и  у  него  собрались  его
друзья, и он взял туда свою невольницу. И к нему сошлись десять  человек
из детей купцов, и он принялся есть кушанья и пить  напитки  и  обновлял
трапезу за трапезой и стал раздавать и проявлять щедрость.
   И тогда пришел к нему его поверенный и сказал ему: "О  господин  мой,
Нур-ад-дин, разве не слышал ты слов кого-то: "Кто  тратит  не  считая  -
обеднеет не зная", а поэт говорит:
   Я деньги храню и дальше от них гоняю -
   Известно ведь мне, что дирхем - мой щит и меч моим
   И если раздам я злейшим врагам богатство,
   Сменю средь людей я счастье свое на юре.
   Так съем же их я и выпью я их во здравье,
   Не дав никому из денег моих ни фельса.
   И буду хранить богатства свои от всех я,
   Кто скверен душой и дружбы моей не хочет.
   Приятнее так, чем после сказать дурному:
   "Дай дирхем мне в долг, - я пять возвращу - до завтра.
   А он отвратит лицо от меня, и будет
   Душа тут моя подобна душе собаки.
   Как низки мужи, лишенные состоянья,
   Хоть были бы их заслуги ярки, как  солнце.  О  господин,  эти  значи-
тельные траты и богатые подарки: уничтожают деньги", - сказал он потом.
   И когда Нур-ад-дин Али услышал от своего поверенного  эти  слова,  он
посмотрел на него и ответил: "Из всего, что ты сказал, я не буду слушать
ни слова! Я слышал, как поэт говорил:
   Коль есть у меня в руках богатство и я не щедр,
   Пусть будет рука больна и пусть не встает нога!
   Подайте скупого мне, что славен стал скупостью,
   И где, покажите, тот, что умер от щедрости!"
   "Знай, о поверенный, - прибавил он, - я хочу, чтобы, если у тебя  ос-
талось достаточно мне на обед, ты не отягощал меня заботой об ужине".
   И поверенный ушел от него своей дорогой,  а  Нур-аддин  Али  предался
наслаждениям, ведя приятнейшую жизнь, как и прежде,  и  всякому  из  его
сотрапезников, кто ему говорил: "Эта вещь прекрасна!" - он отвечал: "Она
твоя как подарок". А если другое говорил: "О господин мой, такой-то  дом
красив!" Нур-ад-дин отвечал ему: "Он подарок тебе".
   И Нур-ад-дин до тех пор устраивал для них трапезу в начале дня и тра-
пезу в конце дня, пока не провел таким образом год. А через год,  однаж-
ды, он сидит и вдруг слышит: девушка Анис аль-Джалис произносит стихи:
   "Доволен ты днями был, пока хорошо жилось,
   И зла не боялся ты, судьбой приносимого.
   Ночами ты был храпим и дал обмануть себя,
   Но часто, хоть ночь ясна, случается смутное".
   Когда она кончила говорить стихотворение, вдруг постучали в дверь,  и
Hyp-ад-дин поднялся, и кто-то из его сотрапезников последовал за ним,  а
он не знал этого. И, открыв дверь, Hyp-ад-дин Али увидел своего поверен-
ного и спросил его: "Что случилось?" И поверенный отвечал:  "О  господин
мой, то, чего  я  боялся,  -  произошло".  -  "А  как  так?"  -  спросил
Нур-ад-дин, и поверенный ответил: "Знай, что у меня в руках не  осталось
ничего, что бы стоило дирхем, или меньше, или больше, и  вот  тетрадь  с
расходами, которые я произвел, и записи о твоем первоначальном  имущест-
ве".
   И, услышав эти слова, Нур-ад-дин Али опустил голову к земле  и  воск-
ликнул: "Нет мощи и силы, кроме как у Аллаха!"
   Когда же тот человек, который тайком последовал за ним, чтобы подслу-
шать, услыхал слова поверенного, он вернулся к своим друзьям  и  сказал:
"Что станем делать? Нур-ад-дин Али разорился".
   И когда Аля Нур-ад-дин вернулся к ним, они ясно увидели у него на ли-
це огорчение, и тут один из сотрапезников поднялся на ноги, посмотрел на
Нур-ад-дина Али и спросил: "О господин, может быть ты разрешишь мне  уй-
ти?" - "Почему это ты уходишь сегодня?" - спросил  Нур-ад-дин,  и  гость
ответил: "Моя жена рожает, и я не могу быть вдали от  нее.  Мне  хочется
пойти к ней и посмотреть ее". И Нур-ад-дин позволил ему.
   Тогда встал другой и сказал: "О господин мой Нур-аддин, мне  хотелось
бы сегодня быть у брата - он справляет обрезание своего сына".
   И каждый стал отпрашиваться, с помощью выдумки, и уходил своей  доро-
гой, пока не ушли все, и Нур-ад-дин Али остался один.
   И тогда он позвал свою невольницу и сказал ей: "О Анис аль-Джалис, не
видишь ты, что меня постигло?" - и рассказал ей, о чем говорил ему пове-
ренный. А она отвечала: "О господин, уже много ночей назад  намеревалась
я сказать тебе об этих обстоятельствах, но услышала, что он произнес та-
кие стихи:
   Коль щедро дарит тебя мир здешний - и ты будь щедр
   На блага его ко всем, пока не изменит жизнь.
   Щедроты не сгубят благ, пока благосклонна жизнь,
   Когда ж отвернется жизнь, скупым не продлить ее.
   И когда я услышала, что ты произносишь эти стихи, я промолчала  и  не
обратила к тебе речи".
   "О Анис аль-Джалис, - сказал ей Нур-ад-дин Али, - ты  знаешь,  что  я
раздарил свои деньги только друзьям, а они оставили меня ни с чем, но  я
думаю, что они не покинут меня без помощи". - "Клянусь Аллахом, -  отве-
чала Анис аль-Джалис, - тебе не будет от них никакой пользы".
   И тогда Нур-ад-дин воскликнул: "Я сейчас же пойду и постучусь к ним в
дверь, быть может, мне что-нибудь от них достанется, и я сделаю это  ос-
новой своих денег я стану на них торговать и оставлю развлечения и заба-
вы".
   И в тот же час и минуту он встал и шел, не  останавливаясь,  пока  не
пришел в тот переулок, где жили его десять друзей (а все они жили в этом
переулке). И он подошел к первым воротам и постучал, и к нему вышла  не-
вольница и спросила его: "Кто ты?" - и он отвечал ей: "Скажи твоему гос-
подину: "Нур-ад-дин Али стоит у двери и говорит тебе: "Твой  раб  целует
тебе руки и ожидает твоей милости".
   И невольница вошла и уведомила своего господина, но тот  крикнул  ей:
"Воротись, скажи ему: "Его нет!" И невольница вернулась к Нур-ад-дину  и
сказала ему: "О господин, моего господина нет".
   И Нур-ад-дин пошел, говоря про себя: "Если этот, сын прелюбодеяния, и
отрекся от себя, то другой не будет сыном прелюбодеяния". И он подошел к
воротам второго друга и сказал то же, что говорил в первый раз,  но  тот
тоже сказался отсутствующим, и тогда Нур-ад-дин произнес:
   "Удалились те, кто, когда стоял ты у двери их,
   Одарить тебя и жарким могли и мясом".
   А произнеся этот стих, он воскликнул: "Клянусь Аллахом, я  непременно
испытаю их всех: может быть, среди них будет один, кто заступит место их
всех!" И он обошел этих десятерых, но никто из них не открыл ему двери и
не показался ему и не разломил перед ним  лепешки,  и  тогда  Нур-ад-дин
произнес:
   "Когда преуспеет муж, подобен он дереву,
   И люди вокруг него, покуда плоды на нем.
   По только исчезнет плод, как тотчас уходят все,
   Оставив страдать его от пыли и зноя дней.
   Погибель да будет всем сынам этих злых времен!
   Среди десяти никто не чист помышлением".
   Потом он вернулся к своей невольнице (а его горе увеличилось), и  она
сказала ему: "О господин, не говорила ли я, что они не принесут тебе ни-
какой пользы!" И Нурад-дин отвечал: "Клянусь Аллахом, никто  из  них  не
показал мне своего лица, и ни один из них не признал меня". И тогда  она
сказала: "О господин, продавай домашнюю утварь и посуду, пока Аллах  ве-
ликий не приуготовит тебе чего-нибудь, и проживай одно за другим".
   И Нур-ад-дин продавал, пока не продал всего, что было в доме, и у не-
го ничего не осталось, и тогда он посмотрел на Анис аль-Джалис и спросил
ее: "Что же будем делать теперь?" - "О господин, - отвечала она,  -  мое
мнение, что тебе следует сейчас же встать и пойти со  мною  на  рынок  и
продать меня. Ты ведь знаешь, что твой отец купил меня за  десять  тысяч
динаров; быть может, Аллах пошлет тебе цену близкую к этой, а когда  Ал-
лах предопределит нам бить вместе, мы будем вместе".
   "О Анис аль-Джалис, - отвечал Нур-ад-дин, - клянусь Аллахом,  мне  не
легко расстаться с тобою на одну минуту". И она  сказала  ему:  "Клянусь
Аллахом, о господин мой, и мне тоже, но у необходимости свои законы, как
сказал поэт:
   Нужда порой заставляет в делах идти
   Не той стезей, что прилична воспитанным.
   Такого нет, чтоб решился на средство он,
   Коль нет причин, подходящих для средств таких.
   И тогда Нур-ад-дин поднялся на ноги и  взял  Анис-ал-Джалис (а  слезы
текли у него по щекам, как дождь) и произнес языком своего состояния:
   "Постойте! Прибавьте мне хоть взгляд пред разлукою!
   Отдал им сердце я, едва не погибшее
   В разлуке; по если в том для вас затруднение,
   Пусть гибну от страсти я - усилий не делаете".
   А затем он пошел и привел Анис аль-Джалис на рынок и отдал ее посред-
нику, сказав ему: "О хаджи [65] Хасан, знай  цену  того,  что  ты  будешь
предлагать". И посредник отвечал ему "О господин мой  Нур-ад-дин,  корни
сохраняются!"
   "Это не Анис аль-Джалис, которую твой отец купил у меня за десять ты-
сяч динаров?" - спросил он потом, и Нур-ад-дин сказал: "Да".
   Тогда посредник отправился к купцам, но увидал, что не все они собра-
лись, и подождал, пока сошлись все купцы и рынок наполнился невольницами
всех родов: из турчанок, франкских девушек, черкешенок, абиссинок, нуби-
янок, текрурок [66], гречанок, татарок, грузинок и других. И, увидав, что
рынок полон, посредник поднялся на ноги и выступил вперед и крикнул:  "О
купцы, о денежные люди, не все, что крупно - орех, и не все, что продол-
говато, - банан; не все красное - мясо и не все белое - жир! О купцы,  у
меня эта единственная жемчужина, которой нет цены. Сколько же  мне  вык-
рикнуть за нее?" - "Кричи четыре тысячи динаров  и  пятьсот",  -  сказал
один из купцов, и зазыватель открыл ворота  торга  четырьмя  тысячами  и
пятьюстами динаров.
   И когда он произносил эти слова, вдруг везирь альМуин ибн Сави прошел
по рынку, и, увидав Нур-ад-дина Али, который стоял  в  конце  рынка,  он
произнес про себя: "Что это ибн Хакан стоит здесь? Разве осталось у это-
го висельника что-нибудь, на что покупать  невольниц?"  И  он  посмотрел
кругом и услышал зазывателя, который стоял на рынке и  кричал,  а  купцы
стояли вокруг него, и тогда везирь сказал про себя: "Я думаю, он  навер-
ное разорился и привел невольницу Анис аль-Джалис, чтобы продать ее".
   "О, как освежает она мое сердце!" - подумал он потом и позвал зазыва-
теля, и тот подошел к нему и поцеловал перед ним землю, а везирь сказал:
"Я хочу ту невольницу, которую ты предлагаешь".
   И зазыватель не мог прекословить и ответил ему: "О господин,  во  имя
Аллаха!" - и вывел невольницу вперед и показал ее везирю.
   И она понравилась ему, и он спросил: "О Хасан, сколько тебе давали за
эту невольницу?" - "Четыре тысячи и пятьсот динаров, чтобы открыть  тор-
ги", - отвечал посредник. И аль-Муин крикнул: "Подать мне четыре  тысячи
пятьсот динаров!"
   Когда купцы услыхали это, никто из них не мог  набавить  ни  дирхема,
наоборот, они отошли, так как знали несправедливость везиря. А  аль-Муин
ибн Сави посмотрел на посредника и сказал ему: "Что же ты стоишь?  Пойди
предложи от меня четыре тысячи динаров, а тебе будет пятьсот динаров".
   И посредник подошел к Нур-ад-дину и сказал ему: "О господин,  пропала
твоя невольница ни за что!" - "Как так?" - спросил Нур-ад-дин, и посред-
ник сказал: "Мы открыли торг за нее с четырех тысяч пятисот динаров,  но
пришел этот злодей аль-Муин ибн Сави, который проходил по рынку, и когда
он увидел эту невольницу, она понравилась ему, и он сказал мне: "Предло-
жи от меня четыре тысячи динаров и тебе будет пятьсот динаров". Я думаю,
он наверное узнал, что эта невольница твоя, и если он сейчас отдаст тебе
за нее деньги - будет хорошо; но я знаю - он, по своей несправедливости,
напишет тебе бумажку с переводом на кого-нибудь из своих управителей,  а
потом пошлет к ним, вслед за тобою, человека, который им скажет: "Не да-
вайте ему ничего". И всякий раз, как ты пойдешь искать с них, они станут
говорить тебе: "Сейчас мы тебе отдадим", - и будут поступать с тобою та-
ким образом один день за другим, а у тебя гордая душа. Когда же им  нас-
кучат твои требования, они скажет: "Покажи нам бумажку", - и возьмут  от
тебя бумажку и порвут ее, и деньги за невольницу у тебя пропадут".
   И, услышав от посредника эти слова, Нур-ад-дин Али посмотрел на  него
и сказал: "Как же поступить?" И посредник ответил: "Я дам тебе один  со-
вет, и если ты его от меня примешь, тебе  будет  полнейшее  счастье".  -
"Что же это?" - спросил Нур-ад-дин. "Ты подойдешь сейчас ко мне, когда я
буду стоять посреди рынка, - отвечал посредник, - и возьмешь у  меня  из
рук невольницу и ударишь ее и скажешь: "О девка, я сдержал клятву, кото-
рую дал, и привел тебя на рынок, так как поклялся тебе, что ты непремен-
но будешь выведена на рынок и посредник станет предлагать тебя!" И  если
ты это сделаешь, может быть везирь и все люди попадутся на эту  хитрость
и подумают, что ты привел ее на рынок только для того,  чтобы  выполнить
клятву". - "Вот это правильно!" - воскликнул Нур-ад-дин.
   Потом посредник покинул его и пошел на  средину  рынка  и,  взяв  не-
вольницу за руку, сделал знак везирю аль Муину ибн  Сави  и  сказал:  "О
господин, вот ее владелец подходит". А Нур-ад-дин пришел и вырвал из его
рук невольницу и ударил ее и воскликнул: "Горе тебе, о девка,  я  привел
тебя на рынок, чтобы сдержать клятву! Иди домой и не перечь  мне  другой
раз! Горе тебе! Нужны мне за тебя деньги, чтобы я стал  продавать  тебя!
Если бы я продал домашнюю утварь, я выручил бы много  больше,  чем  твоя
цена".
   А везирь аль-Муин ибн Сави, увидав Нур-ад-дина, сказал ему: "Горе те-
бе, разве у тебя еще осталось что-нибудь, что продается или покупается?"
И аль-Муин ибн дин хотел броситься на него, и тут  купцы  посмотрели  на
Нур-ад-дина (а они все любили его), и он сказал им: "Вот я перед вами, и
вы знаете, как он жесток!" А везирь воскликнул: "Клянусь  Аллахом,  если
бы не вы, я бы наверное убил его!" И все купцы показали Нур-ад-дину зна-
ком глаза: "Разделайся с ним! - и сказали: - Ни один из нас  не  встанет
между ним и тобою".
   Тогда Hyp-ад-дин подошел к везирю ибн Сави (а Нурад-дин был  храбрее)
и стащил везиря с седла и бросил его на землю. А тут  была  месилка  для
глины, и везирь упал в нее, и Hyp-ад-дин стал его бить и колотить  кула-
ками, и один из ударов пришелся ему по зубам, так что борода везиря  ок-
расилась его кровью.
   А с везирем было десять невольников, и когда они увидали,  что  с  их
господином делают такие дела, они схватились руками  за  рукоятки  своих
мечей и хотели обнажить их и броситься на Нур-ад-дина Али, чтобы  разру-
бить его, но тут люди сказали невольникам: "Этот - везирь, а тот  -  сын
везиря. Может быть, они в другое время помирятся, и вы будете ненавистны
и тому и другому; а может бить, аль-Муину достанется ваш удар, и вы  ум-
рете самой гадкой смертью. Рассудительней будет вам  не  вставать  между
ними".
   И когда Нур-ад-дин кончил бить везиря, он взял свою невольницу и  по-
шел к себе домой, а что касается везиря, то он тотчас  же  ушел,  и  его
платье стало трех цветов: черное от глины, красное от крови и пепельное.
   И, увидав себя в таком состоянии, он взял кусок циновки и накинул  ее
себе на шею и взял в руки два пучка хальфы [67] и отправился и  пришел  к
замку, где был султан, и закричал: "О царь времени,  обиженный,  обижен-
ный!"
   И его привели перед лицо султана, и тот всмотрелся и  вдруг  видит  -
это старший везирь! "О везирь, - спросил султан, - кто  сделал  с  тобою
такие дела?" И везирь заплакал и зарыдал и произнес:
   "Ужели меня обидит судьба, коль жив ты,
   И волки меня пожрут ли, скажи, коль лев ты?
   В прудах твоих напьются ведь все, кто жаждет.
   Возжажду ли я под сенью твоей, коль дождь ты?
   "О господин, - сказал он потом, - со всеми, кто тебя любит  и  служит
тебе, бывает так!" И султан воскликнул: "Горе тебе,  скорее  скажи  мне,
как это с тобой случилось и кто сделал с тобою эти дела, когда  уважение
к тебе есть уважение ко мне!"
   "Знай, о господин, - ответил везирь, - что я сегодня вышел на  рынок,
чтобы купить себе рабыню-стряпуху, и увидал на рынке девушку, лучше  ко-
торой я не видел в жизни. И я хотел купить ее для нашего владыки султана
и спросил посредника про нее и про ее господина, и посредник сказал мне,
что она принадлежит Али, сыну альФадла ибн Хакана. А наш владыка  султан
дал раньше его отцу десять тысяч динаров, чтобы купить на  них  красивую
невольницу, и он купил эту невольницу, и она ему понравилась, и он  пос-
купился на нее для владыки нашего султана и отдал ее своему сыну. А ког-
да его отец умер, этот сын продавал все, какие у него  были  владения  и
сады и посуду, пока не разорился, и он привел невольницу на рынок, наме-
реваясь ее продать, и отдал ее посреднику, а тот сказал ее предлагать, и
купцы прибавляли за нее, пока ее цена не дошла до четырех тысяч динаров.
И тогда я подумал про себя: "Куплю эту  невольницу  для  нашего  владыки
султана - ведь деньги за нее поначалу были от него", и сказал:  "О  дитя
мое, возьми от меня ее цену - четыре тысячи динаров". И когда он услышал
мои слова, он посмотрел на меня и оказал: "О скверный старец,  я  продам
ее евреям и христианам, но тебе ее не продам!" И я сказал: "Я покупаю ее
не для себя, я ее покупаю для нашего владыки султана, властителя  нашего
благоденствия". И, услышав от меня эти слова, он рассердился  и  потянул
меня и сбросил с коня, хотя я дряхлый старец, и бил меня своей  рукою  и
колотил, пока не сделал меня таким, как ты видишь. И всему этому я  под-
вергся лишь потому, что я пошел купить для тебя эту невольницу".
   И везирь кинулся на землю и стал плакать и дрожать,  и  когда  султан
увидал, в каком он состоянии, и услышал его слова, жила гнева вздулась у
него между глаз. И он обернулся к вельможам царства, и вдруг  перед  ним
встали сорок человек, разящие мечами, и султан  сказал  им:  "Сейчас  же
идите к дому Али ибн Хакана, разграбьте и разрушьте его и  приведите  ко
мне Али и невольницу со скрученными руками и волоките их лицами  вниз  и
приведите ко мне обоих!"
   И они отвечали: "Внимание и повиновение!" - и надели оружие и  собра-
лись идти к дому Али Нур-ад-дина.
   А у султана был один придворный по имени Алам-аддин Санджар,  который
раньше был невольником альФадла ибн Хакана, отца Али Нур-ад-дина, а  по-
том его должность менялась, пока султан не сделал его своим  придворным.
И когда он услышал приказание султана и увидал, что  враги  снарядились,
чтобы убить сына его господина, это было для него не легко, и он удалил-
ся от султана и, сев на коня, поехал и прибыл к дому Нур-ад-дина Али.  И
он постучал в дверь, и Нур-ад-дин вышел к нему и,  увидев  его,  признал
его, а Алам-ад-дин сказал: "О господин, теперь не время для  приветствий
и разговоров; послушай, что сказал поэт:
   Спасай твою жизнь, когда поражен ты горем,
   И плачет пусть дом о том, кто его построил!
   Ты можешь найти страну для себя другую,
   А душу найти другую себе не можешь".
   "О Алам-ад-дин, что случилось?" - спросил Нур-аддин, и придворный от-
ветил: "Поднимайся и спасай свою душу, и ты и невольница!  Аль-Муин  ибн
Сави расставил вам есть, и когда вы попадете к нему в руки, он убьет вас
обоих. Султан уже послал к вам сорок человек, разящих мечами, и, по мое-
му мнению, вам следует бежать, прежде чем беда вас постигнет".
   Потом Санджар протянул руку к своему поясу и, найдя в нем сорок дина-
ров, взял их и отдал Нур-ад-дину  и  сказал:  "О  господин,  возьми  эти
деньги и поезжай с ними. Будь у меня больше этого, я бы дал тебе, но те-
перь не время для упреков".
   И тогда Нур-ад-дин вошел к невольнице и уведомил ее об  этом,  и  она
заломила руки, потом они оба тотчас же вышли за город (а  Аллах  опустил
над ними свой покров), и пошли на берег реки, и нашли там судно,  снаря-
женное к отплытию.
   А капитан стоял посреди судна и кричал: "Кому еще нужно сделать запа-
сы или проститься с родными или кто забыл что-нибудь нужное, - пусть де-
лает это: мы отправляемся". И все ответили: "У нас нет больше дел, капи-
тан". И тогда капитан крикнул команде: "Живее, отпустите концы и вырвите
козья!" И Нурад-дин Али спросил его: "Куда это, капитан?" -  "В  Обитель
Мира, Багдад", - отвечал капитан..."
   И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.


   Тридцать шестая ночь

   Когда же настала тридцать шестая ночь, она сказала: "Дошло до меня, о
счастливый царь, что когда капитан сказал Али  Нур-ад-дину:  "В  Обитель
Мира, город Багдад", Нур-ад-дин Али взошел на судно, и невольница взошла
вместе с ним, и они поплыли и распустили паруса, и  судно  вышло,  точно
птица с парою крыльев, как сказал, и отлично сказал, кто-то:
   Взгляни на корабль, и в плен возьмет тебя вид его,
   Гоняется с ветром он, несясь по теченью.
   И, кажется, птица он, что крылья расправила
   И с неба низринулась стремительно в воду.
   И судно поплыло, и ветер был хорош, и вот что случилось с ними.
   Что же до того, что было с невольниками, то они пришли к дому  везиря
Нур-ад-дина Али, сломали двери и вошли и обошли помещение, но не  напали
на их след, и тогда они разрушили дом и воротились и уведомили  султана,
и султан воскликнул: "Ищите их, в каком бы месте они ни были!" -  и  не-
вольники отвечали: "Внимание и повиновение!"
   Потом везирь аль-Муин ибн Сави ушел домой (а султан наградил его  по-
четной одеждой), и его сердце успокоилось, и султан сказал  ему:  "Никто
за тебя не отомстит, кроме меня", - а везирь пожелал ему долгого века  и
жизни.
   А затем султан велел кричать в городе: "О люди,  все  поголовно!  Наш
владыка султан повелел, что того, кто наткнется на Али Нур-ад-дина, сына
Хакана, и приведет его к султану, он наградит почетной  одеждой  и  даст
ему тысячу динаров, а тот, кто его укроет или будет знать его место и не
уведомит о нем, тот заслуживает наказания,  которое  его  постигнет".  И
Нур-ад-дина Али начали искать, но о нем не пришло ни вестей, ни  слухов,
и вот что было с этими.
   Что же касается Нур-ад-дина и его  невольницы,  то  они  благополучно
достигли Багдада, и капитан сказал им: "Вот Багдад. Это  безопасный  го-
род, и зима ушла от него с ее холодом, и пришло к нему время весны с  со
розами, и деревья в нем зацвели, и каналы в нем побежали".
   И тогда Нур-ад-дин Али со своей невольницей сошел с судна и дал капи-
тану пять динаров, и, покинув судно, они прошли немного, и судьбы  заки-
нули их к садам. И они пришли в одно место и увидали, что оно выметено и
обрызгано, с длинными скамьями и висящими ведрами, полными воды, а свер-
ху был навес из тростника, во всю длину прохода, и в начале дорожки были
ворота в сад, но только запертые.
   "Клянись Аллахом, это прекрасное место!" - сказал Нур-ад-дин Али сво-
ей невольнице, и она отвечала: "О  господин,  посидим  немного  на  этих
скамьях и передохнем". И они подошли и сели на скамью и  вымыли  ноги  и
руки, и их ударило воздухом,  и  они  заснули  (преславен  тот,  кто  не
спит!).
   А этот сад назывался Сад Увеселения, и в нем был  дворец,  называемый
Дворец Удовольствия и Изображений, и принадлежал он халифу Харуну ар-Ра-
шиду. И халиф, когда у него стеснялась грудь, приходил в этот сад  и  во
дворец и сидел там, и во дворце было восемьдесят окон, где было подвеше-
но восемьдесят светильников, а посреди дворца был большой подсвечник  из
золота. И когда халиф приходил, он отдавал невольницам  приказание  отк-
рыть окна и приказывал девушкам и Иехаку ибн Ибрахиму анНадичу  петь,  и
тогда его грудь расправлялась и проходила его забота.
   А в саду был садовник, дряхлый старик, которого звали шейх Ибрахим, и
когда он выходил по делу и видел в саду гуляющих с непотребными женщина-
ми, он сильно сердился. И шейх Ибрахим дождался, пока в  какой  то  день
халиф пришел к нему, и рассказал ему об этом, и халиф сказал:  "Со  вся-
ким, кого ты найдешь у ворот сада, делай что хочешь".
   И когда настал тот день, шейх Ибрахим, садовник, - зашел,  чтобы  ис-
полнить одно случившееся ему дело, и увидел этих двоих, которые спали  у
ворот сада, покрыты одним изаром. "Клянусь Аллахом, хорошо! - сказал он,
- они не знали, что халиф дал мне разрешение и приказ убивать всех, кого
я найду здесь! Но я их ужасно отколочу, чтобы никто не приближался к во-
ротам сада". И он срезал зеленую ветку и подошел к ним и,  подняв  руку,
так что стала видна белизна его подмышки, хотел их побить, но подумал  и
сказал про себя: "О Ибрахим, как ты будешь их бить, не зная  их  положе-
ния? Может быть, они чужеземцы или из странников и  судьба  закинула  их
сюда. Я открою их лица и посмотрю на них". И он поднял с их лиц  изар  и
сказал себе: "Эти двое красивы, и мне но должно их бить", - и накрыл  их
лица и, подойдя к Нурад-дину Али, стал растирать ему ноги.
   И Нур-ад-дин открыл глаза и нашел у себя  в  ногах  дряхлого  старца,
имевшего вид степенный и достойный, и когда Hyp-ад-дин Али  устыдился  и
поджал ноги и сел и, взяв руки шейха  Ибрахима,  поцеловал  их.  И  шейх
спросил его: "О дитя мое, ты откуда?" - и Нур-ад-дин отвечал: "О  госпо-
дин мы чужеземцы", - и слезы избежали из его глаз. А шейх  Ибрахим  ска-
зал: "О дитя мое, знай, что пророк, да благословит его Аллах и  да  при-
ветствует, учил почитать чужеземца. О дитя мое, -  продолжал  он,  -  не
пройдешь ли ты в сад и не погуляешь ли в нем? - тогда твоя грудь распра-
вится".
   "О господин, а чей это сад?" - спросил Нур-ад-дин, и шейх Ибрахим от-
ветил: "О дитя мое, этот сад я получил в наследство от родных".  (А  при
этих словах у шейха Ибрахима была та цель, чтобы они успокоились и прош-
ли в сад.)
   И, услышав слова шейха, Нур-ад-дин поблагодарил его та поднялся вмес-
те с невольницей (а шейх Ибрахим шел впереди них), и они вошли и увидели
сад, да какой еще сад! И ворота его были со сводами, точно портик, и бы-
ли покрыты лозами, а виноград там  был  разных  цветов  -  красный,  как
яхонт, и черный, как эбен. И они вошли под навес и нашли там плоды, рос-
шие купами и отдельно, и на ветвях птиц, поющих напевы, и соловьев, пов-
торявших разные колена, и горлинок, наполнявших  голосом  это  место,  я
дроздов, щебетавших как человек, и голубей, подобных пьющему, одурманен-
ному вином, а деревья принесли совершенные  плоды  из  всего,  что  есть
съедобного, и каждого плода было по паре. И были тут абрикосы - от  кам-
фарных до миндальных и хорасанских, и сливы, подобные цвету  лица  прек-
расных, и вишни, уничтожающие желтизну зубов, и винные ягоды двух цветов
- белые отдельно от красных, - и померанцы, цветами подобные жемчугам  и
кораллам, и розы, что позорят своей алостью щеки красивых, и фиалка, по-
хожая на серу, вспыхнувшая огнями в ночь, и мирты и левкои и  лаванда  с
анемонами, я эти цветы были окаймлены слезами облаков,  и  уста  ромашек
смеялись, и нарциссы смотрели на розы глазами негров, и  сладкие  лимоны
были как чаши, а кислые - только ядра из золота. И земля покрылась  цве-
тами всех окрасок, и пришла весна, и это место засияло блеском, и  поток
журчал, и пели птицы, и ветер свистел, и воздух был ровный.
   Потом шейх Ибрахим вошел  с  ними  в  помещение,  бывшее  наверху,  и
Нур-ад-дин увидал, как красиво это помещение, и увидел свечи, уже упомя-
нутые, что были в окнах, и вспомнил былые пиры  и  воскликнул:  "Клянусь
Аллахом, этот покой прекрасен!" И затем они сели, и шейх  Ибрахим  подал
им еду, и они досыта поели и вымыли руки, а затем Нур-ад-дин  подошел  к
одному из окон и крикнул свою невольницу, и она  подошла,  и  оба  стали
смотреть на деревья, обремененные всякими плодами.
   А потом Нур-ад-дин обернулся к шейху Ибрахиму и спросил его: "О  шейх
Ибрахим, нет ли у тебя какого-нибудь питья? Ведь люди пьют,  когда  пое-
дят". И шейх Ибрахим принес им воды - прекрасной, нежной и холодной,  но
Нур-ад-дин сказал: "О шейх Ибрахим, это не то питье, которого я хочу". -
"Может быть, ты хочешь вина?" - спросил шейх. И когда  Нур-ад-дин  отве-
тил: "Да", - он воскликнул: "Сохрани меня от него Аллах! Я  уже  тринад-
цать лет не делал этого, так как пророк, да благословит его Аллах  и  да
приветствует, проклял пьющих вино и тех, кто ею  выжимает,  продает  или
покупает".
   "Выслушай от меня два слова", - сказал Нур-ад-дин. "Говори", -  отве-
чал старик, и Нур-ад-дин спросил: "Если какой-нибудь проклятый осел  бу-
дет проклят, случится с тобою что-нибудь от того,  что  он  проклят?"  -
"Нет", - отвечал старик. И Нур-ад-дин сказал: "Возьми этот динар  и  эти
два дирхема, сядь на того осла и остановись поодаль от  лавки  и,  когда
увидишь покупающего вино, позови его и скажи: "Возьми эти два дирхема  и
купи мне на этот динар вина и взвали его на осла". И будет,  что  ты  не
нес вино и не покупал, и с тобой из-за этого ничего не случится".
   И шейх Ибрахим воскликнул, смеясь его словам: "Клянусь Аллахом,  дитя
мое, я и не видал никого остроумнее тебя и не слышал речей слаще твоих!"
А потом шейх Ибрахим сделал тал, как сказал ему Нур-ад-дин, и тот побла-
годарил ею за это и сказал: "Теперь мы зависим от тебя, и  тебе  следует
лишь соглашаться. Принеси нам то, что нам нужно". - "О дитя мое, - отве-
чал Ибрахим, - вот мой погреб перед тобою (а это была кладовая, предназ-
наченная для повелителя правоверных), входи туда и бери оттуда, что  хо-
чешь, там больше, чем ты пожелаешь".
   И Нур-ад-дин вошел в кладовую и увидал там сосуды из золота,  серебра
и хрусталя, выложенные разными дорогими камнями, и вынес их и  расставил
их в ряд и налил вино в кружки и бутылки, и он был  обрадован  тем,  что
увидел, и поражен. И шейх Ибрахим принес им плоды и цветы,  а  затем  он
ушел и сел поодаль от них, а они стали пить и веселиться.
   И питье взяло над ними власть, и глаза их стали  влюблено  перегляды-
ваться, и волосы у них распустились, и цвет лица изменился. И шейх Ибра-
хим сказал себе: "Что же я сижу вдали, отчего мне не  сесть  возле  них?
Когда я встречу у себя таких, как эти двое, что похожи на две луны?"
   И шейх Ибрахим подошел и сел в конце портика, и Нур-ад-дин Али сказал
ему: "О господин, заклинаю тебя жизнью, подойди к нам!" - и шейх Ибрахим
подошел. А Нур-ад-дин наполнил кубок, и,  взглянув  на  шейха  Ибрахима,
сказал: "Выпей, чтобы посмотреть, какой у него вкус!" - "Сохрани  Аллах!
- воскликнул шейх Ибрахим, - я уже тринадцать лет ничего такого  не  де-
лал!" И Нур-ад-дин притворился, что забыл о нем, и выпил кубок и кинулся
на землю, показывая, что хмель одолел ею.
   И тогда Анис аль-Джалис взглянула на шейха и сказала ему: "О шейх Иб-
рахим, посмотри, как этот поступил со мной", - а шейх  Ибрахим  спросил:
"А что с ним, о госпожа?" И девушка отвечала: "Он постоянно так поступа-
ет со мною: попьет недолго и заснет, а я остаюсь одна, и нет у меня  со-
бутыльника, чтобы посидеть со мною За чашей, и некому  мне  пропеть  над
чашей". - "Клянусь, Аллахом, это нехорошо!" - сказал шейх Ибрахим (а его
члены расслабли, и душа его склонилась к ней из-за ее слов).  А  девушка
наполнила кубок и, взглянув на шейха Ибрахима, сказала:  "Заклинаю  тебя
жизнью, не возьмешь ли ты его и не выпьешь ли? не отказывайся  и  залечи
мое сердце".
   И шейх Ибрахим протянул руку и взял кубок и выпил его, а  она  налила
ему второй раз и поставила кубок на подсвечник и сказала:  "О  господин,
тебе остается этот". - "Клянусь Аллахом, - ответил он, - я не  могу  его
выпить! Довольно того, что я уже выпил!" Но девушка  воскликнула:  "Кля-
нусь Аллахом, это неизбежно!" - и шейх взял кубок и выпил его,  а  потом
она дала ему третий, и он  взял  его  и  хотел  его  выпить,  как  вдруг
Нур-ад-дин очнулся и сел прямо..."
   И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.


   Тридцать седьмая ночь

   Когда же настала тридцать седьмая ночь, она сказала: "Дошло до  меня,
о счастливый царь, что Нур-ад-дин Али очнулся и сел прямо и  сказав:  "О
шейх Ибрахим, что это такое? Разве я только что но заклинал тебя,  а  ты
отказался и сказал: "Я уже тринадцать лет не делал этого"?" И шейх Ибра-
хим отвечал, смущенный: "Клянусь Аллахом, я не виноват, это она  сказала
мне!" - и Нур-ад-дин засмеялся.
   И они сели пить, и девушка сказала потихоньку  своему  господину:  "О
господин, пей и не упрашивай шейха Ибрахима пить, я покажу тебе,  что  с
ним будет". И она принялась наливать и поить своего господина, ее госпо-
дин наливал и поил ее, и так они делали раз за  разом,  и  шейх  Ибрахим
посмотрел на них и сказал: "Что это за дружба! Прокляни, Аллах, ненасыт-
ного, который пьет, в нашу очередь! Не дашь ли и мне выпить,  брат  мой?
Что это такое, о благословенны!" И они засмеялись его  словам  так,  что
опрокинулись на спину, а потом они выпили и  напоили  его  и  продолжали
пить вместе, пока не прошла треть ночи.
   И тогда девушка сказала: "О шейх Ибрахим, не встать ли мне, с  твоего
позволения, и не зажечь ли одну из этих свечей, что поставлены в ряд?" -
"Встань, - сказал он, - ко не зажигай больше одной свечи", -  и  девушка
поднялась на ноги и, начавши с первой свечи, зажгла все  восемьдесят,  а
потом села. И тогда Нур-ад-дин спросил: "О шейх Ибрахим, а  что  есть  у
тебя на мою долю? Не позволишь ли мне зажечь один из этих светильников?"
- И шейх Ибрахим сказал: "Встань, зажги один светильник и не будь ты то-
же назойливым". И Нур-ад-дин поднялся и, начавши с  первого,  зажег  все
восемьдесят светильников, и тогда помещение заплясало. А  шейх  Ибрахим,
которого уже одолел хмель, воскликнул: "Вы смелее меня!" И он  встал  на
ноги и открыл все окна, и они с ним сидели и пили вместе, произнося сти-
хи, и дворец весь сверкал.
   И определил Аллах, властный на всякую вещь (и веткой вещь  он  создал
причину), что в эту минуту халиф посмотрел и взглянул на  те  окна,  что
были над Тигром, при свете месяца и увидел свет свечей  и  светильников,
блиставший в реке. И халиф, бросив взгляд и увидев, что  дворец  в  саду
как бы пляшет из-за этих свечей и светильников, воскликнул: "Ко мне Джа-
фара Бармакида!"
   И не прошло мгновения, как тот уже предстал  перед  лицом  повелителя
правоверных, и халиф воскликнул: "О собака среди везирей! Ты отбираешь у
меня город Багдад и не сообщаешь мне об ртом?" - "Что это за  слова?"  -
спросил Джафар. "Если бы город Багдад не был у меня отнят, - ответил ха-
лиф, - Дворец Изображений не город бы огнями свечей и светильников и  не
были бы открыты его окна! Горе тебе! Кто бы отважился совершить подобные
поступки, если бы ты у меня не отнял халифат?"
   И Джафар, у которого затряслись поджилки, спросил: "А  кто  рассказал
тебе, что Дворец Изображений освещен и окна его открыты?" - и халиф  от-
вечал: "Подойди ко мне и взгляни!"
   И Джафар подошел к халифу и посмотрел в сторону сада  и  увидал,  что
дворец светится от свечей в темном мраке. И он хотел оправдать шейха Иб-
рахима, садовника: быть может, это было с его  позволения,  так  как  он
увидел в этом для себя пользу, и сказал: "О повелитель правоверных, шейх
Ибрахим, на той неделе, что прошла, сказал мне: "О господин мой  Джафар,
я хочу справить обрезание моих сыновей при жизни повелителя  правоверных
и при твоей жизни", - и я спросил его: "А что тебе нужно?" - и он сказал
мне: "Возьми для меня от халифа разрешении справить обрезание моих детей
в замке". И я отвечал ему: "Иди справляй их обрезание, а я  повидаюсь  с
халифом и уведомлю его об этом". И он таким образом ушел от  меня,  а  я
забыл тебя уведомить".
   "О Джафар, - отвечал халиф, - у тебя была передо  мной  одна  провин-
ность, а теперь стало две, так как ты ошибся с двух  сторон:  во-первых,
ты не уведомил меня об этом, а с другой стороны, ты не довел шейха Ибра-
хима до его цели: он ведь пришел к тебе и сказал тебе эти  слова  только
для того, чтобы намекнуть, что он хочет немного  денег,  и  помочь  себе
ими, а ты ему ничего не дал и не сообщил мне об этом".
   "О повелитель правоверных, я забыл", - отвечал Джафар, и халиф  воск-
ликнул: "Клянусь моими отцами и дедами, я проведу  остаток  ночи  только
возле него! Он человек праведный и заботится о старцах и факирах и созы-
вает их, и они у него собираются, и, может быть, от молитвы  кого-нибудь
из них нам достанется благо в здешней и будущей жизни. И в этом деле бу-
дет для него польза от моего присутствия, и шейх Ибрахим обрадуется".  -
"О повелитель правоверных, - отвечал Джафар, -  время  вечернее,  и  они
сейчас заканчивают". Но халиф вскричал: "Хочу непременно  отправиться  к
ним!" И Джафар умолк и растерялся и не знал, что делать.
   А халиф поднялся на ноги, и Джафар пошел перед ним, и с ним был  Мас-
рур, евнух, и все трое отправились, изменив обличье, и, выйдя из  дворца
халифа, пошли по улицам, будучи в одежде купцов, и достигли ворот упомя-
нутого сада. И халиф подошел и увидел, что ворота сада открыты,  и  уди-
вился, и сказал: "Посмотри, Джафар! Как это шейх Ибрахим оставил  ворота
открытыми до этого Бремени! Не таков его обычай!"
   И они вошли и достигли конца сада, остановились под дворцом, и  халиф
сказал: "О Джафар, я хочу посмотреть за ними, раньше чем  войду  к  ним,
чтобы взглянуть, чем они заняты, и посмотреть на старцев. Я до  сих  пор
не слышу ни звука и никакой факир не поминает имени Аллаха".
   И халиф посмотрел и увидел высокий орешник и сказал: "О Джафар, я хо-
чу влезть на это дерево - его ветви близко от окон  -  и  посмотреть  на
них", - и затем халиф полез на дерево и до тех пор цеплялся с  ветки  на
ветку, пока не поднялся на ветвь, бывшую напротив окна. И он сел на  нее
и посмотрел в окно дворца и увидел девушку и юношу, подобных двум  лунам
(превознесен тот, кто сотворил их и придал им образ!) и увидал шейха Иб-
рахима, который сидел с кубком в руке и говорил: "О владычица  красавиц,
в питье без музыки нету счастья! Я слышал, как поэт говорил:
   Пусти же вкруг большой и малый кубок,
   Возьми его из рук луны светящей,
   Не пей вина без музыки - я видел,
   Что конь, и тот не может пить без свиста".
   И когда халиф увидал, что шейх Ибрахим совершает такие поступки, жила
гнева вздулась у него меж глаз" и он спустился и сказал Джафару: "Я  ни-
когда не видал праведников в таком состоянии! Поднимись ты тоже  на  это
дерево и посмотри, чтобы не миновало тебя благословение праведных".
   И, услышав слова повелителя правоверных, Джафар впал в недоумение, не
зная, что делать, и поднялся на верхушку дерева и посмотрел, и вдруг ви-
дит Нур-ад-дина, шейха Ибрахима и невольницу, и у шейха Ибрахима в руках
кубок. И, увидав это, Джафар убедился, что погиб,  и  спустился  вниз  и
встал перед повелителем правоверных, и халиф сказал ему: "О Джафар, сла-
ва Аллаху, назначившему нам следовать явным указаниям закона!" И  Джафар
не мог ничего сказать от сильного смущения, а потом  халиф  взглянул  на
Джафара и сказал: "Посмотри-ка! Кто привел этих людей на это место и  то
ввел их в мой дворец? Но равных по красоте этому юноше  и  этой  девушке
никогда не видели мои глаза". - "Твоя правда, о владыка султан", - отве-
чал Джафар, который начал надеяться на прошение халифа Харуна ар Рашида,
и халиф сказал: "О Джафар, поднимемся на ту ветку,  что  против  них,  и
посмотрим на них!"
   Оба поднялись на дерево и стали смотреть и услышали, что шейх Ибрахим
говорил: "О господа мои, я оставил степенность за питьем  вина,  но  это
услаждает только при звуках струн". И Анис аль-Джалис ответила: "О  шейх
Ибрахим, клянусь Аллахом, будь у нас какие-нибудь музыкальные инструмен-
ты, наша радость была бы полной". И, услышав слова невольницы, шейх  Иб-
рахим встал на ноги, и халиф сказал Джафару: "Посмотрим,  что  он  будет
делать!" - "Не знаю", - отвечал Джафар, а шейх Ибрахим скрылся и вернул-
ся с лютней, и халиф всмотрелся в нее и вдруг видит - это лютня  Абу-Ис-
хака ан-Надима.
   "Клянусь Аллахом, - воскликнул тогда халиф,  -  если  эта  невольница
споет скверно, я распну вас всех, а если она споет хорошо, я их прощу  и
распну тебя одного". - "О боже, - сказал Джафар, -  сделать  так,  чтобы
она спела скверно!" - "Зачем?" - спросил халиф.  "Чтобы  ты  распял  нас
всех, и мы бы развлекали друг друга", - отвечал Джафар, и халиф засмеял-
ся его словам.
   А девушка взяла лютню и осмотрела ее и настроила ее струны и  ударила
по ним, и сердца устремились к ней, а она произнесла:
   "О те, кто готов помочь несчастным влюбленным!
   Страстей и любви огонь и жжет и клеймит нас.
   И что б вы ни сделали, мы были достойны;
   Просили защиты мы - не будьте злорадны.
   Ведь горе постигло нас и с ним униженье,
   И все, что хотите, нам вы можете сделать.
   Какая же слава вам убить нас в дому своем?
   Боюсь я, что с нами вы тогда согрешите".
   "Клянусь Аллахом, хорошо, о Джафар! - воскликнул халиф, - я  в  жизни
не слышал голоса певицы, подобного этому!" А Джафар спросил:  "Быть  мо-
жет, гнев халифа оставил его?" - "Да, оставил", - сказал халиф  и  спус-
тился с дерева вместе с Джафаром, а потом он обратился к Джафару и  ска-
зал: "Я хочу войти и посидеть с ними и услышать пенье этой девушки предо
мной". - "О повелитель правоверных, - отвечал Джафар, - если ты  войдешь
к ним, они, может быть, смутятся, а шейх Ибрахим - тот умрет от страха".
Но халиф воскликнул: "О Джафар, непременно научи меня, как мне придумать
хитрость и войти к ним, чтобы они не узнали меня".
   И халиф с Джафаром отправились в сторону Тигра, размышляя об этом де-
ле, и вдруг видят, рыбак стоит и ловит рыбу под окнами дворца.
   А как-то раньше халиф крикнул шейха Ибрахима и спросил его: "Что  это
за шум я слышу под окнами дворца?" - и шейх Ибрахим ответил: "Это голоса
рыбаков". И тогда халиф сказал ему: "Пойди удали их отсюда", - и рыбаков
не стали туда пускать.
   А когда наступила эта ночь, пришел рыбак, по имени Карим,  и  увидел,
что ворота в сад открыты, и сказал: "Вот время небрежности! Я воспользу-
юсь этим и половлю теперь рыбу!" И он взял свою сеть и закинул ее в  ре-
ку, и вдруг халиф, один, остановился над его головой. И халиф узнал  его
и сказал: "Карим!" - и тот обернулся, услышав, что его называют по  име-
ни, и когда он увидел халифа, у него затряслись поджилки, и он  восклик-
нул: "Клянусь Аллахом, о повелитель правоверных, я сделал это не для то-
го, чтобы посмеяться над приказом, но бедность и семья побудили меня  на
то, что ты видишь!"
   "Полови на мое имя", - сказал халиф. И рыбак подошел, обрадованный, и
закинул сеть и подождал, пока она растянется до конца я  установится  на
дне, а потом он потянул ее к себе и вытянул всевозможную рыбу.
   И халиф обрадовался этому и сказал: "Карим, сними с себя  одежду!"  И
тот скинул свое платье (а на нем был кафтан из грубой шерсти,  с  сотней
заплаток, где было немало хвостатых вшей) и снял с головы тюрбан,  кото-
рый он вот уже три года не разматывал, но всякий раз, увидев тряпку,  он
нашивал ее на него.
   И когда он скинул свой кафтан и тюрбан, халиф снял с себя две  шелко-
вые одежды - александрийскую и баальбекскую [68] - и  плащ  и  фарджию  и
сказал рыбаку: "Возьми их и надень". А халиф надел кафтан рыбака  и  его
тюрбан и прикрыл себе лицо платком и сказал рыбаку: "Уходи к своему  де-
лу", - и рыбак поцеловал ноги халифа, и поблагодарил его, и сказал:
   "Ты был милостив, и не скрою я благодарности
   И во всех делах целиком меня обеспечил ты.
   Благодарен я на всю жизнь тебе, а когда умру,
   За меня мой прах воззовет в гробу с благодарностью".
   И рыбак еще не окончил своего стихотворения, как вши уже заползали по
коже халифа, и тот стал хватать их с шеи правой и левой рукой и  кидать,
и сказал: "О рыбак, горе тебе, поистине много вшей в этом кафтане!" - "О
господин, отвечал рыбак, - сейчас тебе больно, а пройдет неделя, и ты не
будешь чувствовать их и не станешь о них думать". И  халиф  засмеялся  и
воскликнул: "Горе тебе! Оставлю я этот кафтан на теле!" - "Я  хочу  ска-
зать тебе слово, - сказал рыбак. "Говори, что у тебя  есть",  -  отвечал
халиф. "Мне пришло на ум, о повелитель правоверных, -  сказал  рыбак,  -
что раз ты захотел научиться ловить рыбу, чтобы у тебя было в руках  по-
лезное ремесло, этот кафтан тебе подойдет".
   И халиф засмеялся словам рыбака, а затем рыбак повернул  своей  доро-
гой, а халиф взял корзину с рыбой, положил сверху немного зелени и  при-
шел с нею к Джафару к остановился перед ним. И Джафар подумал,  что  это
Карим, рыбак, и испугался за него и сказал: "Карим, что привело тебя сю-
да? Спасайся! Халиф сегодня в саду, и если он тебя увидит - пропала твоя
шея". И, услышав слова Джафара, халиф рассмеялся, и когда он рассмеялся,
Джафар узнал его и сказал: "Быть может, ты наш владыка султан?"  -  "Да,
Джафар, - отвечал халиф, - ты мой везирь, и мы с тобой пришли сюда, а ты
меня не узнал; гик как же узнает меня шейх Ибрахим, да еще пьяный?  Стой
на месте, пока я не вернусь к тебе!" И Джафар отвечал: "Слушаю и повину-
юсь!"
   И потом халиф подошел к дверям дворца и  постучал  легким  стуком,  и
Нур-ад-дин сказал: "Шейх Ибрахим, в двери дворца стучат". - "Кто у  две-
рей?" - спросил шейх Ибрахим. И халиф сказал: "Я, шейх Ибрахим", - и тог
спросил: "Кто ты?" - и халиф ответил: "Я, Карим, рыбак. Я услышал, что у
тебя гости, и принес тебе немного рыбы. Она хорошая".
   И, услышав упоминание о рыбе, Нур-ад-дин и его  невольница  обрадова-
лись и сказали: "О господин, открой ему, и пусть он  принесет  нам  свою
рыбу". И шейх Ибрахим открыл дверь, и халиф вошел, будучи в обличий  ры-
бака, и поздоровался первым, и шейх Ибрахим сказал  ему:  "Привет  вору,
грабителю и игроку! Пойди покажи нам рыбу, которую ты принес!"  И  халиф
показал им рыбу, и они посмотрели и видят -  рыба  живая,  шевелится,  и
тогда невольница воскликнула: "Клянусь Аллахом, господин, эта рыба хоро-
ша! Если бы она была жареная!""Клянусь Аллахом, госпожа моя, ты права! -
ответил шейх Ибрахим и затем сказал халифу: Почему ты не принес эту рыбу
жареной? Встань теперь, изжарь ее и подай нам". - "Сейчас я вам ее изжа-
рю и принесу", - отвечал халиф, и они сказали: "Живо!"
   И халиф побежал бегом и, придя к Джафару, крикнул: "Джафар!"  -  "Да,
повелитель правоверных, все хорошо?" - ответил Джафар, и  халиф  сказал:
"Они потребовали от меня рыбу жареной". - "О повелитель  правоверных,  -
сказал Джафар, - подай ее, я им ее изжарю". Но халиф  воскликнул:  "Кля-
нусь гробницей моих отцов и дедов, ее изжарю только я, своей рукой!"
   И халиф подошел к хижине садовника и, поискав там, нашел все, что ему
было нужно, даже соль, шафран и майоран и прочее и, подойдя  к  жаровне,
повесил сковороду и хорошо поджарил рыбу, а когда она была готова, поло-
жил ее на лист банана, и взял из сада лимон и сухих плодов, и принес ры-
бу и поставил ее перед ними.
   И девушка с юношей и шейх Ибрахим подошли и стали есть, а покончив  с
сдой, они вымыли руки, и Нурад-дин сказал: "Клянусь Аллахом,  рыбак,  ты
оказал нам сегодня вечером прекрасную милость!" И он положил руку в кар-
ман и вынул ему три динара из тех динаров, что дал ему Санджар, когда он
выходил в путешествие, и сказал: "О рыбак, извини меня! Если бы ты  знал
меня до того, что со мной случилось, я бы, наверное, удалил горечь  бед-
ности из твоего сердца, но возьми это по мере благословения  Аллаха!"  И
он кинул динары халифу, и халиф взял их и поцеловал и убрал (а при  всем
этом халиф желал только послушать девушку, когда она будет петь).
   И халиф сказал Нур-ад-дину: "Ты поступил хорошо и был милостив, но  я
хочу от твоей всеобъемлющей милости, чтобы эта девушка спела нам  песню,
и я бы послушал". И тогда Нур-ад-дин сказал: "Анис аль-Джалис!" - и  она
отвечала: "Да!" - а он  сказал  ей:  "Заклинаю  тебя  жизнью,  спой  нам
что-нибудь ради этого рыбака, он хочет тебя послушать!"
   И, услышав слова своего господина, девушка взяла лютню, настроила  се
струны, прошлась по ним и произнесла:
   "О гибкая! Пальцами коснулась струн она
   И душу похитила, до них лишь дотронувшись.
   Запела, и пением вернула оглохшим слух,
   И крикнул: "Поистине, прекрасно!" - немой тогда.
   А потом она заиграла на диковинный лад, так что ошеломила умы, и про-
изнесла такие стихи:
   "Вы почтили нас, избрав жилищем город наш,
   И прогнал ваш блеск потемки мрачной ночи.
   Так пристойно мне надушить мой дом и мускусом,
   И камфарой, и розовой водою".
   И халиф пришел тут в восторг, и волнение одолело его, и  от  сильного
восторга он не мог удержаться и воскликнул:  "Хорошо,  клянусь  Аллахом!
хорошо, клянусь Аллахом! хорошо, клянусь Аллахом!" - а Нур-ад-дин  спро-
сил его: "О рыбак, понравилась ли тебе  невольница?"  И  халиф  отвечал:
"Да, клянусь Аллахом!" - и тогда Нур-аддин сказал: "Она мой подарок  те-
бе, - подарок благородного, который не отменяет подарков и не берет  об-
ратно даров".
   И затем Нур-ад-дин поднялся на ноги и, взяв плащ, бросил его рыбаку и
велел ему выйти и уходить с девушкой, и девушка посмотрела на Нур-ад-ди-
на и сказала: "О господин, ты уходишь не прощаясь! Если уже это неизбеж-
но, постой, пока я с тобой прощусь и изъясню тебе свое состояние". И она
произнесла такие стихи:
   "Тоска и страдание и память о днях былых
   Мне тело измучили и сделали призраком.
   Любимый, не говори: "Без нас ты утешишься".
   В одном положенье я - страданья не кончились.
   И если бы кто-нибудь мог плавать в слезах своих,
   Наверно была б я тем, кто первый в слезах поплыл.
   О те, к кому страсть теперь владеет душой моей,
   Как смесь из вина с водой над чашею властвует -
   Разлука приблизилась, которой боялась я,
   О ты, к кому страсть с душой и сердцем игру вела!
   О славный Хакана сын, нужда и мечта моя!
   О ты, к кому страсть души на миг не оставила!
   Ты ради меня врагом царю и владыке стал
   И ныне вдали живешь от близких и родины.
   Не дай же Аллах тебе, владыка, скучать по мне!
   Кариму ты дал меня, да будет прославлен он".
   И когда она окончила стихотворение, Нур-ад-дин ответил ей такими сти-
хами:
   "В день разлуки она со мною простилась
   И сказала, в волнении страсти рыдая:
   "Что же будешь, когда уйду я, ты делать!"
   Я ответил: "Спроси того, кто не умер".
   И когда халиф услышал в стихах ее слова: "Кариму ты дал меня", -  его
стремление к ней увеличилось, но ему стало тяжело и трудно разлучить их,
и он сказал юноше: "Господин мой, девушка упомянула  в  стихах,  что  ты
стал врагом ее господину и обладателю. Расскажи же мне, с кем ты враждо-
вал и кто тебя разыскивает". - "Клянусь  Аллахом,  о  рыбак,  -  отвечал
Нур-ад-дин, - со мной и с этой невольницей произошла удивительная  исто-
рия и диковинное дело, и будь оно написано иглами в уголках  глаза,  оно
бы послужило назиданием для поучающихся!" И халиф спросил:  "Не  расска-
жешь ли ты нам о случившемся с тобою деле и не осведомишь ли нас о твоей
истории? Быть может, тебе будет в этом облегчение,  ведь  помощь  Аллаха
близка". - "О рыбак, - спросил тогда Нур-ад-дин, - выслушаешь ли ты  наш
рассказ в нанизанных стихах в рассыпанной речи?" И халиф ответил:  "Рас-
сыпанная речь - слова, а стихи - нанизанные жемчужины".
   И тогда Нур-ад-дин склонил голову к земле и произнес такие стихи:
   "Друг любимый, со сном давно я расстался,
   И безмерно вдали от родины горе.
   Мой родитель любил меня и был нежен,
   По оставил меня и лег он в могилу.
   И случилось потом со мной дел немало,
   И разбили совсем они мое сердце.
   Приобрел мне рабыню он с нежным телом,
   Ветви ивы смущает стан ее гибкий.
   И наследство потратил я на рабыню
   Или щедро раздал его благородным.
   И в заботе я свел ее на продажу,
   Хоть страдать от разлуки с ней не хотел я.
   Но как только воззвал о ней зазыватель,
   Набавлять стал старик один развращенный.
   И разгневан я был тогда сильным гневом
   И рабыню из рук наемников вырвал.
   И ударил злодей меня в сильной злобе,
   И огнями раздора тут запылал он.
   И рукой я от гнева бил его правой,
   Вместе с левой, пока душа исцелилась.
   И в испуге домой тогда я вернулся,
   И укрылся, врагов боясь, в своем доме.
   И правитель велел тотчас захватить нас,
   Но привратник пришел ко мне благородный,
   Намекая, чтоб дальше я удалился
   И исчез бы, завистникам на несчастье.
   И ушли мы, покинув дом темной ночью,
   И хотели жилья искать мы в Багдаде.
   Лет со мною былых богатств уже больше,
   Сверх того, что я дал, рыбак, тебе раньше.
   Но даю я тебе любимую сердца -
   Будь уверен, что душу я тебе отдал",

   И когда он кончил свои стихи,  халиф  сказал  ему:  "О  господин  мой
Нур-ад-дин, изложи мне твое дело", - и Нур-ад-дин рассказал ему свою ис-
торию с начала до конца. И когда халиф понял, каково его  положение,  он
спросил: "Куда ты сейчас направляешься?" - "Земля Аллаха обширны", - от-
вечал Нур-аддин. И халиф сказал: "Вот я напишу тебе бумажку, доставь  ее
султану Мухаммеду ибн Сулейману аз-Зейни, и когда он прочтет ее, он  ни-
чем тебе не повредит и не обидит тебя..."
   И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.


   Тридцать восьмая ночь

   Когда же настала тридцать восьмая ночь, она сказала: "Дошло до  меня,
о счастливый царь, что халиф сказал Нур-ад-дину Али: "Я напишу тебе  за-
писку, которую ты доставишь султану Мухаммеду ибн Сулейману аз-Зейни,  и
когда он прочтет ее, ее не сделает тебе вреда". И Нур-ад-дин  Али  воск-
ликнул: "А разве есть в мире рыбак, который переписывается с царями? По-
добной вещи не бывает никогда!" - "Ты прав, - отвечал халиф, - но я ска-
жу тебе причину: знай, что мы с ним читали в одной школе у одного учите-
ля, и я был его старшим, а впоследствии его настигло счастье, и он  стал
султаном, а мою судьбу Аллах переменил и сделал меня рыбаком.  По  я  не
посылал к нему с просьбой без того, чтобы он не исполнил ее, и если бы я
каждый день посылал ему тысячу просьб, он бы их наверное исполнил".
   И, услышав его слова, Нyр-ад-дин сказал: "Хорошо, пиши, а  я  посмот-
рю". И халиф взял чернильницу и калам и написал славословия, а вслед  за
тем: "Это письмо от Харуна ар-Рашида, сына аль-Махди, его высочеству Му-
хаммеду ибн Сулейману аз-Зейни, охваченному моей  милостью,  которого  я
сделал моим наместником над частью моего государства. Это письмо достиг-
нет тебя вместе с Нур-ад-дином Али ибн Хаканом, сыном везиря,  и  в  тот
час, когда он прибудет к вам, сложи с себя власть и назначь  его,  и  не
перечь моему приказу. Мир тебе!"
   Потом он отдал письмо Нур-ад-дину Али ибн Хакану, и  Нур-ад-дин  взял
письмо и поцеловал его и положил в тюрбан и тотчас же отправился в путь,
вот что с ним было.
   Что же касается халифа, то шейх Ибрахим посмотрел на него,  когда  он
был в образе рыбака, и воскликнул: "О самый низкий из рыбаков, ты принес
нам пару рыб, стоящих двадцать полушек, взяв три динара, и  хочешь  заб-
рать и девушку тоже!" И халиф, услышав его слова,  закричал  на  него  и
кивнул Масруру, и тот показался и ринулся на шейха. А Джафар послал  од-
ного мальчика из детей, бывших в саду, к дворцовому привратнику и потре-
бовал от него царскую одежду, и мальчик ушел и принес одежду и поцеловал
землю между руками халифа, и халиф снял то, что было на нем, и надел  ту
одежду.
   А шейх Ибрахим сидел на скамеечке, и халиф стоял и смотрел,  что  бу-
дет, и тут шейх Ибрахим оторопел и растерялся и стал кусать пальцы,  го-
воря: "Посмотри-ка! Сплю я или бодрствую?" - "О шейх Ибрахим, что  озна-
чает твое состояние?" - спросил халиф, и тогда шейх Ибрахим  очнулся  от
опьянения и кинулся на землю и произнес:
   "Прости мне проступок мой, - споткнулась моя нога, -
   Ведь ищет раб милости всегда у господ своих.
   А сделал, что требует проступок, признавшись в нем,
   Но где ж то, что требуют прощенье и милости?"
   И халиф простил его и приказал, чтобы девушку доставили во дворец,  и
когда она прибыла во дворец, халиф отвел отдельное помещение ей одной  и
назначил людей, чтобы ей служить, и сказал ей: "Знай, что я послал твое-
го господина султаном в Басру, и, если захочет Аллах великий, мы  отпра-
вим ему почетную одежду и отошлем тебя к нему". Вот что случилось с эти-
ми.
   Что же касается Нур-ад-дина Али ибн Хакана, то он ехал не переставая,
пока не достиг Басры, а потом он пришел ко дворцу султана и издал  гром-
кий крик, и султан услышал его и потребовал к себе. И представ между его
руками, Нур-ад-дин поцеловал землю и вынул бумажку и  подал  ее  ему,  и
когда султан увидел заглавные строки письма, написанные почерком повели-
теля правоверных, он поднялся и встал на ноги и поцеловал их три раза  и
воскликнул: "Внимание и повиновение Аллаху великому и повелителю  право-
верных!"
   Потом он призвал четырех судей и эмиров и хотел снять с себя  власть,
но вдруг явился везирь - тот, альМуин ибн-Сави. И султан дал ему  бумаж-
ку, и везирь, прочтя ее, изорвал ее до конца и взял в рот и  разжевал  и
выбросил, и султан крикнул ему, разгневанный: "Горе тебе, что тебя побу-
дило к таким поступкам?" А везирь отвечал ему: "Клянусь твоей жизнью,  о
владыка султан, этот не видался не с халифом, ни с его везирем. Это  ви-
сельник, злокозненный дьявол; ему попалась какая-то пустая бумажка,  на-
писанная почерком халифа, и он приспособил ее к своей цели. И  халиф  не
посылал его взять у тебя власть, и у него нет ни благородного указа,  ни
грамоты о назначении. Он не пришел от халифа, никогда, никогда, никогда!
И если бы это дело случилось, халиф бы наверное  прислал  вместе  с  ним
придворного или везиря, по он пришел один".
   "Так как же поступить?" - спросил султан, и  везирь  сказал:  "Отошли
этого юношу со мною, - я возьму его от тебя и пошлю его с  придворным  в
город Багдад. И если его слова правда, он привезет нам благородный  указ
и грамоту; если же он не привезет их, я возьму  должное  с  этого  моего
обидчика". И, услышав слова везиря альМуина  ибн  Сави,  султан  сказал:
"Делай с ним что хочешь!"
   И везирь взял его от султана и отвел в свой дом " крикнул своих слуг,
и они разложили его и били, пока он не обеспамятел. И он наложил ему  на
ноги тяжелые оковы и привел его в тюрьму и крикнул тюремщика, и тот при-
шел и поцеловал землю между руками везиря (а этого тюремщика  звали  Ку-
тейт). И везирь сказал ему: "О Кутейт, я хочу, чтобы ты  взял  и  бросил
его в один из подвалов, которые у тебя в тюрьме, и пытал бы его ночью  и
днем!" И тюремщик отвечал: "Внимание и повиновение!"
   А потом тюремщик ввел Нур-ад-дина в тюрьму и  запер  дверь,  и  после
этого он велел обмести скамью, стоявшую за дверью, и накрыть ее подстил-
кой и ковром и посадил на нее Нур-ад-дина и расковал его оковы и  был  к
нему милостив. И везирь каждый день посылал к тюремщику и приказывал ему
бить Нур-ад-дина, но тюремщик защищал его  от  этого  в  течение  сорока
дней.
   А когда наступил день сорок первый, от халифа пришли подарки, и, уви-
дав их, султан был ими доволен и посоветовался  с  везирем  относительно
них, и кто-то сказал: "А может быть, это подарки для нового султана?"  И
сказал везирь аль-Муин ибн Сави: "Самым подходящим было бы убить  его  в
час его прибытия". И султан воскликнул: "Клянусь  Аллахом,  ты  напомнил
мне о нем! Пойди приведи его и отруби ему  голову".  И  везирь  отвечал:
"Слушаю и повинуюсь! - и поднялся и сказал: Я хочу, чтобы в городе  кри-
чали: "Кто хочет посмотреть на казнь Нур-ад-дина пль ибн  Хакана,  пусть
приходит ко дворцу!" И придет и сопровождающий и  сопровождаемый,  чтобы
посмотреть, и я исцелю свою душу и повергну в горе Завистников". -  "Де-
лай что хочешь", - сказал ему султан.
   И везирь пошел, счастливый и радостный, и пришел к вали и  велел  ему
кричать, как мы упомянули.
   А когда люди услышали глашатая, они огорчились и заплакали - все, да-
же мальчики в школах и торговцы в лавках.  И  люди  вперегонки  побежали
захватить места, чтобы посмотреть на это, а некоторые  пошли  к  тюрьме,
чтобы прийти с Нур-ад-дином. Везирь же отправился с десятью невольниками
в тюрьму, и тюремщик Кутейт спросил его: "Что ты хочешь, наш владыка ве-
зирь?" - "Приведи мне этого висельника", - сказал везирь, и тюремщик от-
ветил: "Он в самом зловещем положении - так много я его бил".
   А потом тюремщик вошел и увидел, что Нур-ад-дин говорит такие стихи:
   "Кто поможет мне, кто поддержку даст мне в горе?
   Велика болезнь, нелегко найти лекарство.
   Истомило сердце и душу мне отдаление
   И друзей моих судьба сделала врагами.
   И найду ль среди вас я, о люди, друга мне нежного,
   Чтоб мог сжалиться и ответить он на зов мой?
   Как ничтожна смерть для меня теперь с забытьем ее,
   И на благо жизни пресек давно я надежду.
   О господь мой, тем, кто ведет нас всех, благовсстником,
   Тобой избранным, океаном знаний, владыкою
   Всех ходатаев заклинаю я - отпусти мне грех
   И спаси меня и тоску и горе смягчи мне".
   И тогда тюремщик снял с него чистую одежду, надел на него две грязные
рубахи и отвел его к везирю, и Нурад-дин посмотрел, и вдруг  видит,  что
это его враг, который стремится его убить. И, увидав его, он заплакал  и
спросил его: "Разве ты в безопасности от судьбы? Или не слышал  ты  слов
поэта:
   Где теперь Хосрои, где деспоты эти первые,
   Что собрали клады? Но нет тех кладов и их уж нет!"
   "Знай о везирь, - сказал он потом, - что лишь Аллах, да будет он пре-
вознесен и прославлен, творит то, что хочет". И везирь возразил: "О Али,
ты пугаешь меня этими словами? Я сегодня отрублю тебе  голову  наперекор
жителям Басры и не стану раздумывать, и пусть судьба делает что хочет. Я
не посмотрю на твои увещания и посмотрю лишь на слова поэта:
   Пускай судьба так делает, как хочет,
   Спокоен будь о том, что судьба свершила.
   А как прекрасны слова другого:
   Кто прожил после врагов своих
   Хоть день - тот цели достиг уже".
   И потом везирь приказал своим слугам взвалить Нурад-дина на спину му-
ла, и слуги, которым было тяжело это сделать, сказали Нур-ад-дину:  "Дай
нам побить его камнями и разорвать его, если даже пропадут  наши  души".
Ко Нур-ад-дин Али отвечал им: "Ни за что не делайте этого. Разве  вы  не
слышали слов поэта, сказавшего:
   Прожить я должен срок, судьбой назначенный,
   А кончится ряд дней его - смерть мне,
   И если б львы меня втащили в логово -
   До времени меня не сгубить им".
   И потом они закричали о Нур-ад-дине: "Вот наименьшее воздаяние  тому,
кто возводит на царей ложное!" И его до тех пор возили по Басре, пока не
остановились под окнами дворца, и тогда его поставили на ковре крови,  и
палач подошел к нему и сказал: "О господин мой,  я  подневольный  раб  в
этом деле. Если у тебя есть какое-нибудь желание - скажи мне,  и  я  его
исполню: твоей жизни осталось только на то время, пока султан не покажет
из окна лицо".
   И тогда Нур-ад-дин посмотрел направо и налево и назад и вперед и про-
изнес:
   "Я видел - уж тут палач, и меч, и ковер его -
   И крикнул: "Унижен я и в горе великом!
   Ужель не поможет мне средь вас благосклонный друг? -
   Спросил я, - так дайте же на призыв ответ мне".
   Прошло уж мне время жить, и гибель пришла моя;
   Но кто ради райских благ меня пожалеет
   И взглянет, каков я стал, и муки смягчит мои,
   И чашу с водой мне даст, чтоб меньше страдал я?"
   И люди стали плакать о нем, и палач встал и взял чашку воды  и  подал
ее Нур-ад-дину, но везирь поднялся с места и ударил рукой кружку с водой
и разбил ее  и  закричал  на  палача,  приказывая  ему  отрубить  голову
Нур-ад-дину.
   И тогда палач завязал Нур-ад-дину глаза, и народ закричал на  везиря,
и поднялись вопли и умножились вопросы одних к другим, и когда  все  это
было, вдруг взвилась пыль, и клубы ее наполнили воздух и равнину.
   И когда увидел это султан, который сидел во  дворце,  он  сказал  им:
"Посмотрите, в чем дело", - а везирь воскликнул: "Отрубим  этому  голову
сначала!" Но султан возразил: "Подожди ты, пока увидим, в чем дело".
   А эта пыль была пыль, поднятая Джафаром Бармакидом, везирем халифа, и
теми, кто был с ним, и причиной их прихода было  то,  что  халиф  провел
тридцать дней, не упоминая о деле Али ибн Хакана, и никто ему о  нем  не
говорил, пока он не подошел в какую-то ночь к комнате Анис аль-Джалис  и
не услышал, что она плачет и произносит красивым и приятным голосом сло-
ва поэта:
   "Твой призрак всегда, вдали и вблизи, со мною,
   А имя твое не может язык покинуть".
   И ее плач усилился, и вдруг халиф открыл дверь и вошел  в  комнату  и
увидел Анис аль-Джалис, которая плакала, а она, увидав халифа, упала  на
землю и поцеловала его ноги три раза, а потом произнесла:
   "О ты, кто корнями чист и славен рождением,
   О ветвь плодов вызревших, о древо цветущее!
   Напомню обет тебе, что дать соизволил ты,
   Прекрасный по качествам. Побойся забыть его!"
   И халиф спросил ее: "Кто ты?" - и она сказала:
   "Я подарок тебе от Али ибн Хакана и хочу исполнения обещания, данного
мне тобою, что ты пошлешь меня к нему с почетным подарком; я  здесь  те-
перь уже тридцать дней не вкусила сна".
   И тогда халиф потребовал Джафара Бармакида и сказал ему:  "Джафар,  я
уже тридцать дней не слышу вестей об Али ибн Хакане, и я думаю, что сул-
тан убил его. Но, клянусь жизнью моей головы и гробницей  моих  отцов  и
дедов, если с ним случилось нехорошее дело, я непременно  погублю  того,
кто был причиною этому" хотя бы он был мне дороже всех  людей!  Я  хочу,
чтобы ты сейчас же поехал в Басру и привез сведения о правителе Мухамме-
де ибн Сулеймане аз-Зани и об Али ибн Хакане. Если ты  пробудешь  в  от-
сутствии дольше, чем требует расстояние пути, - прибавил халиф, - я сне-
су тебе голову.
   Ты знаешь, о сын моего дяди, о деле Нур-ад-дина Али и о  том,  что  я
послал его с письмом от меня. И если ты увидишь, о сын моего  дяди,  что
правитель поступил не согласно с тем, что я послал  сообщить  ему,  вези
его и вези также везиря аль-Муина ибн Сави в том виде,  в  каком  ты  их
найдешь. И не отсутствуй больше, чем того требует расстояние пути".
   И Джафар отвечал: "Внимание и повиновение!" - и затем  он  тотчас  же
собрался и ехал, пока не прибыл в Басру, и, обгоняя друг друга, устреми-
лись к царю Мухаммеду ибн Сулейману аз-Зейни вести  о  прибытии  Джафара
Бармакида.
   И Джафар прибыл и увидал эту смуту, беспорядок и давку, и  тогда  ве-
зирь Джафар спросил: "Отчего эта давка?" И ему рассказали, что  происхо-
дит с Нур-ад-дином Али ибн Хаканом, и, услышав их слова, Джафар поспешил
подняться к султану и приветствовал его и осведомил его о том, зачем  он
приехал и о том, что если с Али ибн Хаканом случилось дурное дело,  сул-
тан погубит тех, кто был причиной этому. После этого он схватил  султана
и везиря аль-Муина ибн Сави и заточил их и приказал выпустить Нур-ад-ди-
на Али ибн Хакана и посадил его султаном на место султана Мухаммеда  ибн
Сулеймана аз-Зейни.
   И он провел в Басре три дня - время угощения гостя, - а когда настало
утро четвертого дня, Али ибн Хакан обратился к Джафару и сказал ему:  "Я
чувствую желание повидать повелителя правоверных". И Джафар сказал тогда
царю Мухаммеду ибн Сулейману аз-Зейни: "Снаряжайся в путь,  мы  совершим
утреннюю молитву и поедем в Багдад", - и царь отвечал: "Внимание и пови-
новение!"
   И они совершили утреннюю молитву, и все поехали, и с ними был  везирь
аль-Муин ибн Сави, который стал раскаиваться в том, что он сделал. А что
касается Нур-аддина Али ибн Хакака, то он ехал рядом с Джафаром,  и  они
ехали до тех пор, пока не достигли Багдада, Обители Мира.
   После этого они вошли к халифу и, войдя к  нему,  рассказали  о  деле
Нур-ад-дина и о том, как они нашли его близким к смерти. И  тогда  халиф
обратился к Али ибн Хакану и сказал ему: "Возьми этот меч  и  отруби  им
голову твоего врага".
   И Нур-ад-дин взял меч и подошел к аль-Муину ибн Сави, и тот посмотрел
на него и сказал: "Я поступил по своей природе, ты поступи по своей".  И
Нур-ад-дин бросил меч из рук и посмотрел на халифа и сказал: "О  повели-
тель правоверных, он обманул меня этими словами! - И он произнес:
   Обманул его я уловкою, как явился он, -
   Ведь свободного обмануть легко речью сладкою".
   "Оставь его ты, - сказал тогда халиф и крикнул Масрур,  -  О  Масрур,
встань ты и отруби ему голову!" - и Масрур встал и отрубил ему голову.
   И тогда халиф сказал Али ибн Хакану: "Пожелай от меня чего-нибудь". -
"О господин мой, - отвечал Нурад-дин, - нет мне нужды владеть Басрой,  я
хочу только быть почтенным службою тебе и видеть твое лицо". И халиф от-
вечал: "С любовью и удовольствием!"
   Потом он позвал ту невольницу, Анис аль-Джалис, и она появилась перед
ним, и халиф пожаловал их обоих и дал им дворец  из  дворцов  Багдада  и
назначил им выдачи, а Нур-ад-дина он сделал своим сотрапезников,  и  тот
пребывал у него в приятнейшей жизни, пока не застигла его смерть".