Web gatchina3000.ru

 
Джанни Родари / Gianni Rodari

Джанни Родари

собрание сочинений Gatchina3000.ru



В начало



 

Джанни Родари

Роза и хлыст



   Синьор Мамбретти, владелец фабрики запчастей для штопоров, о котором мы
уже не раз говорили, купил себе  сад  со  множеством  фруктовых  деревьев.
Садовником он взял к себе Фортунино.
   - Что за дурацкое имя дал тебе отец? - спросил синьор  Мамбретти,  едва
услышал, как его зовут.
   - В честь маэстро Верди, синьор.
   - Но Верди, кажется, звали Джузеппе?
   - Джузеппе - это точно. А второе его имя было  Фортунино.  И  третье  -
Франческо.
   - Ну, ладно, ладно, - сказал синьор  Мамбретти.  -  Лучше  поговорим  о
грушах. Завтра у меня обедают синьор Мамбрини и синьор Мамбрилло, и я хочу
угостить их плодами из моего сада. Так что подай к  столу  вазу  с  самыми
красивыми грушами.
   Фортунино побледнел:
   - Синьор, но сейчас еще нет никаких груш!
   Мамбретти посмотрел на него с удивлением.
   - Но как же так? - сказал он. -  Грушевое  дерево,  по-моему,  крепкое,
здоровое...
   - Это верно.  Я  хорошо  ухаживал  за  ним  -  подкормка,  инсектициды,
окучивание и так далее. По всем правилам.
   - Молодчина!  Тогда  что  же  это  дерево  делает  в  моем  саду?  Надо
отколотить его как следует палкой.  Пробовал?  А  двойку  ему  поставил  в
регистрационном журнале?
   - В каком журнале, синьор?
   - Значит, у тебя даже нет журнала? А еще говоришь - по  всем  правилам!
Дорогой Фортунино, с растениями надо быть строгим. Дисциплина и порядок  -
прежде всего! Вот смотри!
   Синьор Мамбретти взял палку,  спрятал  ее  за  спиной  и  направился  к
грушевому дереву, которое, если б могло, наверное, запело бы: "Слышу  шаги
Командора..."
   - Ну и что же это получается? - обратился синьор Мамбретти к дереву.  -
Капризничаем, значит? Вбили себе в голову всякую блажь?
   - Но, синьор... - перебил его Фортунино.
   - Молчать! Кто здесь хозяин?
   - Синьор Мамбретти.
   - Так-то! Молодчина! Ну и как хозяин я воспользуюсь палкой.
   И он принялся колотить палкой по стволу дерева, которое тут же обронило
от страха все свои цветы.
   - Для  первого  раза,  пожалуй,  хватит,  -  сказал  синьор  Мамбретти,
отбросил палку и вытер пот со  лба.  -  Все  хорошо  в  меру.  Нужно  быть
справедливым. Вот увидишь, какие замечательные груши  появятся  завтра  на
этом дереве!
   Бедный Фортунино хотел было возразить, что теперь  это  дерево  уже  не
даст больше плодов ни завтра, ни через полгода, потому  что  оно  осталось
без цветов. Но так как говорить он был  не  мастер,  то  еще  раньше,  чем
открыл рот, синьор Мамбретти скрылся в доме.
   - Господи, - прошептал Фортунино,  -  что  же  будет  завтра?  Я  почти
уверен, что хозяин рассердится, и груше достанется новая  порция  палочных
ударов.
   Он думал об этом целый день и наконец придумал, как  спасти  несчастное
дерево. Он пошел домой, открыл  свою  копилку  и  поспешил  в  город  -  в
магазин, где продаются самые ранние фрукты и овощи и где  груши  бывают  в
любое время года.  Он  купил  два  килограмма,  подождал,  пока  стемнеет,
вернулся в сад и подвесил эти прекраснейшие груши на ветки дерева одну  за
другой, но не как попало, а покрасивее. Один плод, сияющий своей красотой,
тут, два других, совершенно одинаковых, там, а на ветке повыше  сразу  три
груши - две крупные и одну маленькую - ну прямо  счастливое  семейство  на
прогулке!
   Настало утро, и синьор Мамбретти пришел посмотреть,  что  происходит  в
саду. Он увидел на дереве груши и потер руки от удовольствия:
   - Ты видел? Видел? Дорогой Фортунино, это самые прекрасные плоды, какие
давало когда-либо грушевое дерево на юг от Вероны и на север от Пистойи! И
это все потому, что тут поработала палка. Собери их и отнеси моей жене.  И
запомни - с  деревьями  незачем  деликатничать.  От  них  нужно  требовать
слепого, полного, абсолютного повиновения! И если они  не  вытягиваются  в
струнку, наказывать. Ты меня понял?
   Славный Фортунино покраснел и опустил голову. Он не мог сказать правду,
а врать ему совесть не позволяла. И он решил промолчать. Впрочем,  сегодня
хозяин был доволен, а завтра видно будет.
   На следующее утро синьор Мамбретти снова пришел в сад и сказал, что ему
нужны розы.
   - И обязательно белые! - объяснил он Фортунино. - Потому что  для  моей
сестры, а ее зовут Бьянка. Это же значит белая. Понял, как тонко задумано?
   - Понял, синьор, - ответил садовник. - Только, видите  ли,  белые  розы
еще не распустились.
   - Не распустились? А почему это они себе позволяют такое? Разве они  не
знают, что хозяин здесь я?
   - Видите ли, синьор...
   - Я ничего не вижу!  И  ничего  не  слышу.  И  ничего  не  хочу  знать.
Принеси-ка мне хлыст!
   - Не хотите же вы... отхлестать это несчастное растение?
   - Растение растению рознь. Это уже достаточно взрослое, чтобы  понимать
свои  обязанности.  Упрямство  надо  ломать  в  молодости!  Когда   любят,
наказывают! Дай-ка сюда...
   - О я несчастный...
   - А при чем здесь ты? Я же не тебя собираюсь  бить,  вот  еще!  Я  хочу
только показать тебе, как можно заставить розу расцвести, когда это  нужно
хозяину, а не сообразно ее капризам и причудам.
   Пока синьор Мамбретти хлестал розу, Фортунино стоял, прикрыв глаза.  Он
слышал как-то поговорку: глаз не видит, сердце не болит. Но сердце у  него
все равно болело.
   - Ну вот, все в порядке! Вот увидишь, как  прекрасно  расцветет  завтра
утром эта милая синьорина. Тут нужна  воля!  Понятно,  Фортукино?  Твердая
рука! Железная хватка!
   Оставшись один, Фортунино стал утешать розу, говоря ей разные  ласковые
слова, не сомневаясь, что она его понимает. И даже  положил  к  ее  корням
пару таблеток аспирина - может быть, ей не  так  будет  больно.  Но  потом
опять заволновался.
   - А что будет завтра?
   Вся беда в том, что у него не было другой копилки, которую  можно  было
бы открыть, и ему пришлось сесть на велосипед и поехать  к  свояку,  чтобы
одолжить у него пять тысяч лир.
   - Мне очень жаль, - сказал свояк Филиппо, - но как раз сегодня утром  я
заплатил очередной взнос за телевизор. У меня осталась только тысяча  лир.
Если это тебя устроит...
   - Спасибо, - вздохнул Фортунино.
   Чтобы собрать пять тысяч лир, ему пришлось навестить одного  за  другим
свояка Риккардо, свояка Радамеса (которого назвали  так  в  честь  маэстро
Джузеппе  Верди,  автора  оперы  "Аида"),  свояченицу  Бертолину,  которая
прочитала ему лекцию о язве  желудка,  тетушку  Бенедетту,  которая  долго
расспрашивала его о разнице между хреном и редькой (ведь  хрен  редьки  не
слаще), а также тетушку Энеа (которую так назвали  по  ошибке  -  ее  отец
думал, что Энеа - женское имя). Он едва успел в цветочный  магазин,  чтобы
купить пять роз, доставленных с юга.  Когда  стемнело,  он  пошел  в  сад,
подвязал розы к кусту и прошептал:
   - Хоть бы ему хватило этих роз! Больше я не смог купить для тебя. Ты же
знаешь, как растут сейчас цены. Синьор  Мамбретти  тоже  повысил  цену  на
запчасти для штопоров.
   Но хозяину пяти роз оказалось мало.
   - Я же сказал - две дюжины!
   - Да нет же, вы не говорили этого, синьор!
   - Что? Ты еще начинаешь спорить со мной! Забываешь свое место! А  ну-ка
дай сюда хлыст!
   - Нет, ради бога, только не хлыст!
   - Именно хлыст!
   Синьор Мамбретти сам пошел за ним и  начал  расправляться  с  розой.  А
потом заодно, раз уж он был в саду, наказал тую за то, что она пожелтела с
одной стороны, отколотил палкой кипарис  за  то,  что  у  него  скривилась
ветка, а кедр за то, что у него  слишком  высоко  растут  шишки  -  их  не
достать даже с лестницы.
   - А эта плакучая ива почему не плачет?  А  эта  ель  почему  совсем  не
растет? А этот ливанский кедр даст наконец кедровые орешки или нет?
   - Хватит, хватит! - умолял его Фортунино со слезами на глазах.
   - Хватит? - вскипел синьор Мамбретти. - Действительно хватит возиться с
тобой и твоим маэстро Верди! Ты уволен! Можешь получить деньги в конторе.
   Теперь вместо плакучей ивы плакал Фортунино. И это было очень некстати,
потому что слезы застилали ему глаза, и он не видел,  куда  надо  идти  за
деньгами, все время попадал не в ту дверь, и его отовсюду выгоняли.
   - Завтра я  приду  посмотреть  на  вас!  -  крикнул  синьор  Мамбретти,
обращаясь к деревьям, кустарникам и цветам своего сада. - И горе вам, если
вы не возьметесь за ум! Всем поставлю двойки по поведению!
   Настал вечер. Пришла ночь (как раз в тот момент, когда ей и положено, -
ни минутой раньше, ни минутой позже). Сад укрылся в темноте и замкнулся  в
тишине. Но под землей, где корни, переплетаясь, уходили на разную глубину,
возник таинственный сговор. Растения договорились приступить к  действиям.
Не надо думать, что они - существа неодушевленные. Они  очень  даже  могут
постоять за себя.
   Всю ночь переговаривались под землей корни, и им не мешали  ни  беготня
мышей, ни кроты, ни черви.
   Утром синьор Мамбретти пришел в сад, полный  самых  твердых  намерений,
гордо осмотрелся и прежде всего направился, конечно, к розе.
   - Ни одного цветка, - отметил он. - Отлично. Так и должно  быть.  А  я,
выходит, дурак, способный только болтать языком. Или, быть может, я говорю
по-турецки? Так вот, ты  ошиблась,  дорогая!  Еще  никто  никогда  не  мог
устоять передо мной.
   Говоря  так,  синьор  Мамбретти  угрожающе  взмахнул  своим  хлыстом  и
двинулся к розе, собираясь  проучить  ее.  Но  едва  он  сделал  шаг,  как
запнулся о корень, который выставила в этот момент из-под земли ива. Чтобы
не упасть, он ухватился за розовый куст, и тот всадил в него длинный,  как
кинжал, шип, который глубоко процарапал ему руку. Ель, даже  не  обращаясь
за помощью к ветру, стала сильно раскачивать верхние ветки и  сбросила  на
него свою самую тяжелую - с полкилограмма - шишку. Она раскололась, орешки
высыпались на землю, тут же прибежала белочка и собрала их.
   Синьор Мамбретти упал и сердито закричал на ель:
   - Бессовестная! Вот погоди, я тебе еще покажу!
   Тогда ель сбросила ему на голову другую шишку. Затем третью.  Четвертую
-  еще  больше.  Синьор  Мамбретти  пустился  наутек.  И  этим  тотчас  же
воспользовался кипарис. Своей самой низкой веткой он подставил ему  ножку.
Мамбретти снова оказался  на  земле,  теперь  уже  на  лопатках.  Грушевое
дерево, не имея возможности сделать что-то другое,  метнуло  ему  в  глаза
дохлую цикаду.
   - Так это, выходит, заговор! - вскричал синьор Мамбретти. - Вооруженное
восстание! Бунт!
   Вместо ответа сосна зашвырнула  ему  в  рот  горсть  иголок.  И  синьор
Мамбретти долго выплевывал их.
   - Я еще покажу вам! - снова закричал он,  как  только  смог  произнести
хоть слово. - Я искореню вас, как пырей! Раскромсаю на  мелкие  кусочки  и
сожгу на костре! От вас не останется даже семян!
   Тут акация протянула свои ветки и схватила его за горло, словно  хотела
задушить, но ограничилась тем, что заставила его замолчать и не отпускала,
пока микоза щекотала его под носом.
   Наконец синьор Мамбретти вырвался из ее объятий и убежал, крича:
   - На помощь! На помощь! Фортунино!
   - Меня здесь нет! - ответил Фортунино,  который  любовался  спектаклем,
сидя верхом на ограде. - Неужели вы не помните, что уволили меня? Так  что
я сейчас иду в кино.
   Синьор Мамбретти вернулся  домой  и  как  следует  запер  двери.  Потом
подбежал к окну. Сад был спокоен, как никогда. Деревья как  ни  в  чем  не
бывало стояли на своих местах.
   - Ну и фарисеи! - проворчал синьор Мамбретти. Потом он пошел в ванную и
наклеил себе по меньшей мере дюжину пластырей.