Кукушкина Александра

ДЕЛА ДАВНО МИНУВШИХ ДНЕЙ НЕЛЕГКОЙ ЮНОСТИ МОЕЙ

Лиду Казачок приняли в комсомол. Я, как комсорг госпиталя, должна была явиться с нею в вышестоящую организацию для утверждения нашего решения. Я пошла к Лиде на психиатрическое отделение, чтобы сообщить о времени явки и договориться, когда пойдем вместе. Охране объяснила цель прихода, меня пропустили. Время было предобеденное, кое-кто ушел за обедом в главный корпус, остальные готовились к обеду. Я спросила, где Лида. Мне ответили, что где-то здесь. Я заглянула в одну палату — сказали, ее нет, заглянула во вторую — сказали, что здесь. Я вошла. Лиды не было. Хотела уйти, но дверь была заперта — вынули ручку. Один больной взял меня под руку, второй за талию, и повели. Сели на скамью. Только тут я до боли в сердце поняла свою оплошность — ведь это психиатрическое отделение, я здесь впервые!

Вид палаты был ужасен — внутренние металлические решетки окнах перекорежены, железные кровати кривые, стены местами побиты, на столе не хватало доски. Моя мысль стала лихорадочно работать - что делать? Кричать нельзя. Не надо показывать испуг. Скорей бы принесли обед, тогда я спасена. Надо их отвлечь или развлечь. Решив воспользоваться своим репертуаром художественной самодеятельности, я сказала:

— Хотите, я прочту вам рассказ Зощенко «Палата номер шесть» ?

— Хотим! Хотим!

Рассказывая, я наблюдала за ними — слушали с интересом, смеялись от души. Я не заметила никакой ненормальности с их стороны. Совсем успокоилась. Затем прочла стихотворение Симонова «Жди меня». Один из больных очень душевно сказал: «Хорошее стихотворение». Я поняла, что овладела их душами, убрала их руки со своей талии, попросила немного отодвинуться, так как трудно говорить. Но мое спасение с обедом все не шло. Я прикинула в уме, хватит ли мне моего репертуара еще минут на двадцать. Хватит! Я медленно начала читать: «Крутится, вертится шар голубой...» Они подхватили и прочли куплет до конца: «Крутится, вертится шар голубой; крутится, вертится над головой; крутится, вертится, хочет упасть, кавалер барышню хочет украсть». И опять ко мне потянулись руки — один
обнял за шею и поцеловал, другой обнял за талию. Я как можно спокойнее сказала:

— А вот и не так, уберите руки и слушайте:

Стихотворение было длинное. Кончила, сидели молча. Руки больше не тянулись ко мне. Мне стало их жаль. Я сказала: «Давайте споем». В этот момент открылась дверь и вошла Катя с подносом. Увидев меня, она побледнела. Овладев собой, Катя мотнула головой, чтобы я вышла. Но меня не отпускали. Пришлось дать обещание, что приду к ним еще раз.

В следующую смену при встрече Лида передала мне привет от Грицко и сказала, что он расспрашивает обо мне.

— Какой Грицко, Лида?

— Да тот, высокий красивый парень.

— Лида, ну что ты? Я ни с кем не знакомилась, никого не разглядывала, у меня была одна мысль — как уйти целой и невредимой. И ты ему рассказываешь обо мне?

— Да. Ну и что?

— Лида, сделай все возможное, чтобы они забыли меня. У вас посторонним вход запрещен. А я для вашего отделения посторонняя.

Через два дня по госпиталю разнесся тревожный слух: сбежал один сумасшедший, и его везде ищут. Это было ЧП! Ведь госпиталь находился в чужой стране — в Венгрии, в чужом городе, шла война. Ничего, найдут, подумала я.

Я ждала ночного обхода врача. Кто-то тихо подошел сзади и дотронулся до моего плеча. Я подняла голову и увидела высокого чернобрового черноглазого парня, который улыбался, придерживая полу халата, в которой лежало что-то тяжелое. Я поняла — это ОН! Грицко! Парень был действительно красив и могуч. По-видимому, на моем лице был испуг, Грицко сказал: «Не бойся. Лида говорила, что ты не можешь прийти, я и пришел сам».

Вот-вот сейчас должен прийти дежурный врач. А дежурит сегодня эта «Гидра» — Кононова. Что делать? Сдать Грицко персоналу — значит предать его. Кроме того, он начнет шуметь и разбудит все отделение, а может, еще и перебьет всех. Сейчас надо его спрятать, а после обхода врача уговорить вернуться обратно. Все это молниеносно пронеслось у меня в голове. А Грицко распахнул полу халата и вывалил мне на стол содержимое — яблоки, груши, виноград и маленькую дыню. О, Господи! Да где он это взял? Я как можно спокойнее объяснила ему сложившуюся ситуацию и чем она может кончиться. Он понял. Я попросила быстро собрать фрукты и повела его в автоклавную. Закрыла на ключ. Слава Богу! Успела! Я мысленно представила себе, что бы было, если бы «Гидра» застала Грицко, — левая щека задергалась бы, глаза сузились, и сквозь зубы она прошипела бы: «Вы, медсестра Кукушкина, нарушаете самые элементарные...» И пошла, и поехала. Попробуй только возразить — хуже будет. И закончила бы так: «Я обязана доложить командованию...» — то есть нашему «Козлу», так мы звали нашего нач. госпиталя за его клинышком бородку. Видя его издали, мы предупреждали друг друга: «Берегись, Козел скачет!»

Обход прошел благополучно. «Гидра» меня жаловала. Девчонки любили ее позлить. В прошлое дежурство «Гидры» Машка нарочно неправильно застегнула халат — сдвинув полы.

Я позвала санитарку, которой все объяснила, посадила ее на свое место и велела быть начеку. Пошла к Грицко. Как с ним разговаривать? Да просто! Как с нормальным и здоровым человеком. Ему будет приятно, если я что-нибудь съем. Улыбаться! Приветливо улыбаться! А вдруг ему понравится мой прием и он зачастит с визитами? А! Будь что будет!

Сели на стол, стульев в автоклавной не было. Я взяла грушу и с удовольствием съела. Потом объяснила, почему не могла прийти. Причину, конечно, веско преувеличила. Сказала, что его уход с отделения большое ЧП, что он очень подвел персонал и что ему обязательно надо вернуться обратно. Он согласился. Сложность была в том, как пройти проходную главного корпуса. У нас везде военизированная охрана. Больных и раненых в город не пускали. А cейчас ночь. Не скажу же я охране, что веду его ночью на консультацию к специалисту в другой госпиталь. Историю болезни я могла взять любую. Тогда я решила попросить Грицко выйти с территориии главного корпуса тем же путем, каким он пришел, и встретиться со мной у телефонной будки, стоявшей недалеко от психиатрического корпуса.

Встретились. Он подхватил меня на руки, как пушинку, и поцеловал в щеку, я не успела отвернуться. Одна туфля свалилась с моей ноги: туфли были немного великоваты, они были разношены какойто американкой. Этими туфлями меня премировали на 8 Марта за хорошую работу. Причем при премировании разрешалось выбрать одну вещь. Мне понравилось черное платье, отделанное гипюром, и эти туфли. Но так как вся моя бодрствующая жизнь на восемьдесят процентов проходила в халате, то я решила взять туфли — можно фасонить каждый день. Туфли были красивые — белые с ажуром. В войну Америка снабжала нас не только тушенкой, но и старыми вещами, пожертвованными населением. Грицко осторожно поставил меня, надел на мою ногу туфлю. В этот момент мне очень хотелось его приласкать. Но нельзя! Нельзя! Я сказала: «Надо идти, а то нарвемся на ночной патруль, заберут в комендатуру обоих, я ведь на дежурстве». Он прекрасно все понимал, и я чувствовала, что он мне очень доверяет. Он взял меня, как ребенка, за руку, моя рука утонула в его лапище. Мы пошли. Подходя к проходной психиатрического корпуса, он свернул за угол и притянул меня к себе. За углом было темно. Мое сердце екнуло. Он стал меня целовать. Я не сопротивлялась. У меня была одна мысль — вернулся бы! Вернулся бы! И скорее бы на мое терапевтическое отделение. Мало ли что. Тяжелых больных много. Сердечники умирают в основном ночью. Да и «Гидра» может вернуться за чем-нибудь. Она деятельная. Я стала тянуть его к проходной, но он сказал: «Я вернусь тем путем, каким ушел. Я приду к тебе».

Он так ловко и быстро вскарабкался на высоченную каменную стену, как мог только опытный альпинист. Стена была раза в два выше Грицко, наверху тянулась проволока в несколько рядов, а по торцу стены были вмазаны осколки стекла. Когда он исчез, я прижалась к стене и заплакала. На душе было так тяжело. Как он там теперь будет? Только бы не очень попало. Жалко Грицко! Жалко и себя.

Когда я пришла домой после дежурства, а жила я в общежитии, то тетя Маруся сказала: «Вчера днем приходил какой-то парень в халате, спрашивал тебя. Я сказала, что ты на дежурстве. Он не поверил и в вашей комнате заглянул под кровати. Мне показалось это очень странным».

Дня через два Лида сказала мне, что Грицко отправили домой в сопровождении двух санитаров. А еще через несколько дней по госпиталю разнесся слух, что Грицко сбежал от санитаров и выкрал У них свои документы. Вскоре я получила письмо от Грицко. Он писал, что благополучно прибыл домой и что будет меня ждать. Я ответила ему. Письмо написала хорошее, приветливое, передала привет от Лиды, но встретиться не обещала, — объяснила, что после войны собираюсь вернуться в Ленинград и продолжить учебу в институте.

Только три человека в госпитале знали, почему Грицко сбежал с психиатрического отделения: я, Лида и санитарка Галя.

Данные литературные произведения перенесены в электронную форму из сборника «Творение» (сборник стихов, рассказов и фантастических новелл, написанных участниками литературной студии «Меридиан»), который посвящен двухсотлетию города Гатчины.
© на произведения принадлежат авторам данных произведений.
© на сборник «Творение»: © Михаил Кононов, составление, 1996.
® CORVUS, Издательский Дом «Корвус», Санкт-Петербург, 1996.
Также Литературная редакция: Елена Анфимова, Алена Тришина.
Авторы сборника выражают благодарность Комитету по культуре и Администрации города Гатчины за доброе содействие в издании этой книги.
В работе над книгой принимали участие Дом культуры города Гатчины, Центральная библиотека имени А.И. Куприна (г. Гатчина), Литературная студия «Меридиан».