Николай Гоголь
Выбранные места из переписки с друзьями
Христианин идёт вперед
Оглавление 'Переписка с друзьями'
XII
ХРИСТИАНИН ИДЕТ ВПЕРЕД
(Письмо к Щ.....ву)
Друг мой! считай себя не иначе, как школьником и учеником. Не думай,
чтобы ты уже был стар для того, чтобы учиться, что силы твои достигнули
настоящей зрелости и развития и что характер и душа твоя получили уже
настоящую форму и не могут быть лучшими. Для христианина нет оконченного
курса; он вечно ученик и до самого гроба ученик. По обыкновенному,
естественному ходу человек достигает полного развития ума своего в тридцать
лет. От тридцати до сорока еще кое-как идут вперед его силы; дальше же этого
срока в нем ничто не подвигается, и все им производимое не только не лучше
прежнего, но даже слабее и холодней прежнего. Но для христианина этого не
существует, и где для других предел совершенства, там для него оно только
начинается. Самые способные и самые даровитые из людей, перевалясь за
сорокалетний возраст, тупеют, устают и слабеют. Перебери всех философов и
первейших всесветных гениев: лучшая пора их была только во время их полного
мужества; потом они уже понемногу выживали из своего ума, а в старости
впадали даже в младенчество. Вспомни о Канте, который в последние годы
обеспамятел вовсе и умер, как ребенок. Но пересмотри жизнь всех святых: ты
увидишь, что они крепли в разуме и силах духовных по мере того, как
приближались к дряхлости и смерти. Даже и те из них, которые от природы не
получили никаких блестящих даров и считались всю жизнь простыми и глупыми,
изумляли потом разумом речей своих. Отчего ж это? Оттого, что у них
пребывала всегда та стремящая сила, которая обыкновенно бывает у всякого
человека только в лета его юности, когда он видит перед собой подвиги, за
которые наградой всеобщее рукоплесканье, когда ему мерещится радужная даль,
имеющая такую заманку для юноши. Угаснула пред ним даль и подвиги - угаснула
и сила стремящая. Но перед христианином сияет вечно даль, и видятся вечные
подвиги. Он, как юноша, алчет жизненной битвы; ему есть с чем воевать и где
подвизаться, потому что взгляд его на самого себя, беспрестанно
просветляющийся, открывает ему новые недостатки в себе самом, с которыми
нужно производить новые битвы. Оттого и все его силы не только не могут в
нем заснуть или ослабеть, но еще возбуждаются беспрестанно; а желанье быть
лучшим и заслужить рукоплесканье на небесах придает ему такие шпоры, каких
не может дать наисильнейшему честолюбцу его ненасытимейшее честолюбие. Вот
причина, почему христианин тогда идет вперед, когда другие назад, и отчего
становится он, чем дальше, умнее.
Ум не есть высшая в нас способность. Его должность не больше, как
полицейская: он может только привести в порядок и расставить по местам все
то, что у нас уже есть. Он сам не двигнется вперед, покуда не двигнутся а
нас все другие способности, от которых он умнеет. Отвлеченными чтеньями,
размышленьями и беспрестанными слушаньями всех курсов наук его заставишь
только слишком немного уйти вперед; иногда это даже подавляет его, мешая его
самобытному развитию. Он несравненно в большей зависимости находится от
душевных состояний: как только забушует страсть, он уже вдруг поступает
слепо и глупо; если же покойна душа и не кипит никакая страсть, он и сам
проясняется и поступает умно. Разум есть несравненно высшая способность, но
она приобретается не иначе, как победой над страстьми. Его имели в себе
только те люди, которые не пренебрегли своим внутренним воспитанием. Но и
разум не дает полной возможности человеку стремиться вперед. Есть высшая еще
способность, имя ей - мудрость, и ее может дать нам один Христос. Она не
наделяется никому из нас при рождении, никому из нас не есть природная, но
есть дело высшей благодати небесной. Тот, кто уже имеет и ум и разум, может
не иначе получить мудрость, как молясь о ней и день и ночь, прося и день и
ночь ее у бога, возводя душу свою до голубиного незлобия и убирая все внутри
себя до возможнейшей чистоты, чтобы принять эту небесную гостью, которая
пугается жилищ, где не пришло в порядок душевное хозяйство и нет полного
согласья во всем. Если же она вступит в дом, тогда начинается для человека
небесная жизнь, и он постигает всю чудную сладость быть учеником. Все
становится для него учителем; весь мир для него учитель: ничтожнейший из
людей может быть для него учитель. Из совета самого простого извлечет он
мудрость совета; глупейший предмет станет к нему своей мудрой стороной, и
вся вселенная перед ним станет, как одна открытая книга ученья: больше всех
будет он черпать из нее сокровищ, потому что больше всех будет слышать, что
он ученик. Но если только возмнит он хотя на миг, что ученье его кончено, и
он уже не ученик, и оскорбится он чьим бы то ни было уроком или поученьем,
мудрость вдруг от него отнимется, и останется он впотьмах, как царь Соломон
в свои последние дни.
|