Виктор Александров

БЕЛЫЕ КРЫЛЬЯ

(...) Вскоре Петербург остался позади, и дорога прямиком устремилась к Гатчинскому лагерю Воздухоплавательной школы. Котельников неотрывно глядел в прозрачную, иссеченную лучами низкого солнца даль. Ломач щурился на ветру; на тонких его губах застыла блаженная улыбочка: «Все ближе... ближе к третьей моей заповеди: сделано — продано!»

Но вот и лагерь. Ровный строй солдатских палаток показался из-за поворота у молодой рощицы. Полотняные домики весело белели в тени невысоких деревьев.

Сонливо щурясь, у деревянного гриба томился дневальный. Вдруг солдат встрепенулся: автомобиль, урча, быстро приближался. Всматриваясь в седоков, дневальный заметно обеспокоился, одернул гимнастерку: в фигуре, что покачивалась рядом с шофером, он узнал начальника школы.

«Однако, — вытянулся солдат в струнку, — почему генерал в таком чудном наряде?» И что было мочи закричал:

— Дежур-р-рный, на линию!

Из палатки, придерживая шашку, выскочил заспанный офицер и уже было собрался подать команду: «Школа, смирно!»; но вовремя осекся — автомобиль подкатил к передней линейке и замер. «Генерал», словно подвыпивший старикан, как-то боком подался вперед и ткнулся носом в ветровое «стекло.

Офицер подошел к дневальному вплотную и, постучав согнутым пальцем по его лбу, строго процедил:

— Скверно службу несешь, братец, раз чучела от его превосходительства отличить не умеешь.

— Виноват, прошибся, ваш бродь...

— Прошибся, прошибся, — буркнул офицер и не спеша пошел к машине: он был заранее предупрежден о приезде изобретателя и директора фирмы.

— Не рано ли приехали? — спросил Котельников, поглядывая в поле.

— Да, рановато, — откликнулся дежурный. — Начальник школы еще не пожаловал.

— Обождем! — бодро сказал Ломач и, выпрыгнув из машины, закурил сигару. (...)

(...) В ожидании начальства время тянулось медленно. Подходили солдаты, интересовались прибором. Котельников обстоятельно объяснял, однако то и дело вынимал из кармана часы.

— Что-то задерживаются... — И наконец, потеряв терпение, решительно сказал, обращаясь к солдатам: — А ну-ка,
братцы, помогите нам доставить этого молодца к аэростату.

Трое дюжих служивых подхватили манекен — кто за ремни, кто за ноги — и потащили напрямик, в поле.

— Ого!

— Да он, этот «молодец», тяжелющий!

— Пуд пяток — не меньше...

Котельников сказал Ломачу:

— Чего зря ждать? Пойдемте и мы. — И к дежурному: — Передайте генералу... Одним словом, мы пошли испытывать
парашют.

Дежурный коротко козырнул и, тут же отвернувшись, для чего-то погрозил пальцем дневальному.

У аэростата толпилось много людей: кого тут только не было! Офицеры, солдаты, какие-то женщины (как выяснилось, жены и родственницы здешних офицеров), штатские с фотоаппаратами; сновали и шустрые, вездесущие мальчуганы. Среди них Котельников заметил кудлатую голову «двор-ничихина сына», весело подмигнул ему, вынул из кармана пятак, подбросил его и, на лету поймав, прихлопнул свободной рукой.

— Загадали? — оживленно спросил Ломач.

Котельников отвел руку. На широкой, с золотистыми узел ками мозолей ладони лежал медный пятак.

— Орел! — воскликнул Ломач. — Значит, все в порядке! — И подошел к штатским.

«Этот пятак со значением, мистер Ломач», — про себя сказал Котельников и, к своему удивлению, услышал, как директор фирмы начал свободно болтать с неизвестными штатскими то на немецком, то на французском, то на английском языке. Глеб Евгеньевич отвел Ломача в сторону и спросил:

— Кто эти господа?

— Я ведь вам говорил — пресса.

— Надо разуметь — иностранные корреспонденты?

— В том числе, — невозмутимо подтвердил Ломач.

— Да... — вздохнул Котельников. — Тут не только на всю Россию прозвенят, на весь мир, если...

— «Если» не должно быть. Исключено! — неожиданно жестким тоном заметил Ломач. —Я на карту поставил авторитет своей фирмы.

— Фирмы! — вспылил Котельников.

— Не будем спорить в такой знаменательный момент, — примирительно сказал Ломач, — на нас обращают внимание. Но и вы должны понять меня: вложенные в ранец деньги надо не только вернуть, но...

Котельников резко повернулся и пошел к аэростату. Изобретателя на ходу перехватил иностранец с раскрытой записной книжкой и выжидательно нацеленным пером.

— Мистер Котельникоф, скажить пошалуйста, какой применень будет парашют ваша страна?

— Самое прямое: будет первейшим другом наших отважных авиаторов. — Котельников широким жестом руки показал на молодых пилотов, обступивших корзину аэростата.

— Пошалуйста, еще спросим: какой иностранной фирма вы предлагайт ваше изобретень?

— Я русский, и мое изобретение принадлежит России.

— Браво! — воскликнул один из офицеров воздухоплавательной школы.

Котельников мельком взглянул на него и узнал: Нестеров. Ванюшка стоял рядом с военным авиатором, и, подражая ему, вторил:

— Браво!

Молодые офицеры зааплодировали изобретателю. Быстро подошел Ломач и негромко сказал Котельникову:

— Начальство не приехало; вон, явился адъютант и сообщил: Кованько занят более важным делом.

— Более важным? — повторил Котельников и почувствовал, как горечь обиды сдавила грудь; с трудом вымолвил: —
Что ж, займемся и мы делом... Будем испытывать.

Он подошел к военному авиатору штабс-капитану Горшкову, молча пожал ему руку и на привязанном к внешней стенке корзины манекене тщательно проверил ранец.

— Ну, как? — спросил Горшков.

— Все правильно. Можно начинать.

— Есть! — козырнул штабс-капитан и с двумя солдатами вошел в корзину.

Командир аэростатной команды поднял руку.

— Господа, прошу всех от корзины! Начинаем подъем?

Толпа отпрянула. Раздались обычные команды:

— Разобрать поясные!

— Есть разобрать поясные!

— В корзине!

— Есть в корзине!

— Высота двести метров!

— Есть двести метров!

— На лебедке!

— Есть на лебедке!

Котельников и Ломач стояли впереди притихшей толпы. Ванюшка близко подошел к Глебу Евгеньевичу, и тот машинально запустил в его вихры нервные пальцы, стал добродушно трепать их, а сам мысленно провожал свое детище напутствием: «Ну, доброго тебе подъема и спуска... Не подведи, договорились?»

— Отдать поясные!

— Есть отдать поясные!

Огромная туша, лениво поведя хвостом, поплыла вверх, унося с собой корзину с людьми и манекеном. Вскоре оттуда, с вышины, донесся сигнал рожка.

— Стоп на лебедке!

Аэростат замер в густой синеве неба. В тишине отчетливо донесся новый, предупредительный, сигнал рожка, и сразу же манекен отделился от темного кубика корзины и, перевернувшись, полетел вниз.

— Ух ты! — съежился Ванюшка.

Котельников затаил дыхание. И не было сил сделать вдох до тех пор, пока над падающей фигурой не развернулся белый, удивительно красивый ребристый зонт.

— Ура! — закричал звенящим голосом Ванюшка и стал неистово размахивать руками.

Толпа тоже как-то облегченно охнула, и крики "ура", «браво» понеслись по безветренному полю. Чуть ли не все присутствующие сорвались с места и ринулись в сторону, куда плавно сносило парашют.

Ломач торжествовал:

— Видите, господа? — обратился он к иностранным корреспондентам. — Можете теперь с уверенностью оповестить
мир: фирма Ломач и К° изготовила самые надежные спасательные авиационные парашюты!

Котельников бежал со всеми вместе. Впереди мелькала вихрастая голова Ванюшки.

Наконец, коснувшись земли, манекен постоял, несколько согнулся, словно проверяя: целы ли ноги? — и, убедившись, что все в порядке, не спеша повалился на бок. Купол накрыл его.

Котельников тут же свернул купол, вытянул стропы и начал снова снаряжать ранец. Подбежал раскрасневшийся Нестеров и запальчиво сказал:

— Ваше изобретение — изумительно! Разрешите, я немедленно повторю прыжок. С капитаном Горшковым договорюсь... — И начал расстегивать на манекене ремни.

Котельников не успел ответить. На ранец легла холеная рука адъютанта начальника школы.

— Его превосходительство запретил прыгать с этим.... Адъютант постучал пальцем по ранцу — ...ненадежным ящиком. Тем более... — Он бросил выразительный взгляд на Нестерова. — ...подчиненным ему господам офицерам. И смею вас заверить, Нестеров, что со штабс-капитаном Горшковым вы теперь не сумеете договориться.

Нестеров презрительно покосился на вышколенного службиста, хотел было парировать дерзостью; но Котельников опередил его: рывком отстранил от адъютанта ранец и свистящим шепотом, словно по секрету, сказал ему:

— Сам вы, милостивый государь, ящик.

Адъютант посерел, будто лицо его внезапно запорошилось пылью. А Нестеров с чувством схватил руку изобретателя и громко, чтобы все слышали, объявил:

— Не огорчайтесь и знайте: у вас есть здесь верные друзья. Во всяком случае, в следующее испытание парашюта на меня можете рассчитывать.

Но план Нестерова не состоялся. Генерал Кованько обо всем узнал и приказал «слишком ретивого» офицера арестовать. Нестерова отправили на гауптвахту... (...)

• Источники:
• Александров В. Белые крылья: Повесть//Радуга. — 1969. — № 8.— С. 47—51.
• Cборник "Литературный портрет Гатчины", подготовленный ЦГБ имени А.И. Куприна и посвященный 200-летию города Гатчины (1796—1996).