Российские универсальные энциклопедии
на главную страницу

   
источник статьи:
Большой энциклопедический словарь
Брокгауза и Ефрона


Российские универсальные энциклопедии
Брокгауз-Ефрон и Большая Советская Энциклопедия
объединенный словник





Парменид

— греческий философ конца V и первой половины V в., принадлежавший к элеатской школе (см.). П. уже в зрелом возрасте стал слушателем Ксенофана, но не прямым его последователем; он уже ранее был обращен к философскому образу жизни пифагорейцами Амением и Диохайтом и, вероятно, принадлежал к пифагорейскому союзу, как и ученик его Зенон (см.). Свое учение П. изложил в поэме "О природе", дошедшей до нас в многочисленных фрагментах. Лучшее издание их, с нем. переводом и объяснением, дал Н. Diels ("Parmenides Lehrgedicht", 1897). П. влагает в уста богини откровение истины. Его поэма распадается на две части, в которых излагаются два пути познания — "путь истины" и "путь лжи". Первый состоит в признании существующим того, что есть, второй — в признании бытия того, чего нет. Есть только одно истинное бытие, истинно-сущее. Ложного бытия абсолютно нет: оно потому и ложно, что его нет. Нельзя сказать про небытие, что оно существует хотя бы отчасти, что оно познаваемо или мыслимо нами. Когда мы думаем, напр., о слове "небытие", то мы думаем о чем-то существующем; на самом деле то, чего нет, не может быть никаким образом ни в слове, ни в знании человека; мысль не может относиться к тому, чего нет. Но смертные блуждают в сфере ложной чувственной видимости; они смешивают то, что есть, с тем, чего нет, считают бытие и небытие тождественными или полагают их наряду друг с другом. Пифагорейцы представляли себе множество вещей, возникающих и уничтожающихся, разделенные между собой той пустотой, которую вдыхает в себя мир из окружающего его беспредельного пространства. С точки зрения П. все, что принимается за существующее в отдельности, есть лишь ложный признак. Пустота есть либо небытие — и тогда ее нет вовсе, либо она есть бытие, нечто сущее — и тогда приходится опять-таки признать, что между сущим и сущим нет и не может быть никакого промежутка. Сущее всецело едино и непрерывно. Установив эти принципы, П. перечисляет признаки единого истинного бытия. Оно вечно, однородно, неподвижно, неизменно, совершенно. Сущее не может произойти из небытия, или разрешиться в небытие, которого нет; оно не может произойти из другого бытия чем оно само, или разрешиться в другое бытие, ибо бытие абсолютно равно себе самому. Нельзя сказать, что есть "другое", различное сущее: раз оно различное — оно не есть самое сущее; в нем предполагается доля не-бытия, отрицание, которое, отличает его от истинно сущего. Все различия мнимы, ибо все они сводятся к не-бытию. Все, кроме бытия, есть небытие или абсолютное ничто. Сказать, что бытие было или будет, значит его отрицать; оно вечно есть. Непроницаемость и неподвижность сущего доказывается посредством отрицания пустоты, неизменность сущего — посредством отрицания всякого перехода между бытием и небытием. Этим самым опровергается учение тех физиков, которые объясняли происхождение вещей посредством уплотнения и разрежения первоначальной cтихии: раз сущее равно себе, в нем не существует ничего неравного. Замечательно, что П. отвергал понятие о беспредельности сущего, признавая, вместе с пифагорейцами, беспредельность за отрицательное определение: беспредельная пустота пифагорейцев, лежащая за сферой мирa, есть небытие. Сущее имеет свой предел в себе самом, в своем внутреннем тождестве. Поскольку оно представляется со всех сторон определенным и ограниченным, П. уподобляет его непроницаемому и неподвижному сферическому телу абсолютной плотности. Видимое разнообразие преходящих вещей есть лишь кажущееся и призрачное; для мысли есть только одно сущее, наполняющее собой все. Мысль не имеет другого объекта, кроме сущего; отвлеченная от ложных чувственных представлений, она совпадает с сущим, не различается от него: "одно и тоже есть мысль и то, о чем она мыслит". Но если "по истине" все едино и вечно, то по "видимости" это единство дробится на множество изменчивых и преходящих явлений, подвижных и разнообразных, в которых, в противность логической "истине", бытие соединяется с ложью небытия, преломляющей единое сущее на множество вещей, разделяя его пустотой в пространстве, дробя его во времени на множество преходящих моментов. Аристотель говорит, что П., вынужденный сообразоваться с видимым множеством явлений, должен был, наряду с умопостигаемым единством, допустить два новых начала — теплое и холодное: одно — сообразное бытию, небесный огонь, начало тепла и света, другое — сообразное небытию, начало холода, густого мрака. Сам П. называл их началами "света и ночи"; Аристотель отождествляет первое с огнем, второе — с землей. Нетрудно заметить сходство этих начале с дуализмом древнейших пифагорейцев, которые признавали в основании сущего коренное раздвоение начал положительного и отрицательного, света и мрака, огня и беспредельного воздуха (см. Пифагорейцы). Воздух, по представлению древних физиков — более или менее легкий туман, сгущающийся то в облака, то в небесную синеву. Точно также и ночь представлялась им особенным густым, темным телом, в роде той "тьмы египетской", которую до сих пор хранят в виде порошка или ваксы в некоторых монастырях. Естественно, что такая "тьма" могла обращаться в землю. Логически в сфере истинного бытия нет противоположностей: это сфера чистого света — но в видимой, являющейся вселенной господствуют противоположности. Тонкий беспримесный эфир разлит всюду и проникает все; ночь также кажется разлитой по всей сфере бытия, и она-то ложным образом отделяет сущее от сущего во времени и пространстве; в ней единый свет то угасает, то возгорается, преломляясь в обманчивой игре лучей и меняя свои цвета. Вселенная есть всеединая сфера сущего. "По истине" она однородна, непроницаема, неподвижна, неделима, полна бытия; а по "мнению" она состоит из нескольких концентрических светлых и темных сфер дня и ночи, вращающихся вокруг земли и сменяющих друг друга. Крайняя из таких сфер есть темная небесная твердь. Солнце не есть самостоятельный источник, а только восприемник дневного цвета. В центре вселенной царит великая богиня, управляющая процессом мучительного рождения всех существ — матерь всех богов и всех тварей. Она создала небо и управляет его движениями, связав все своими цепями. Она же управляет судьбой душ, которых то посылает из света в ад, то вновь выводит на свет из ада — представление, показывающее, что П. разделял пифагорейское учение о переселении душ. Образ этой роковой богини-судьбы связывает обе части поэмы: переход от истины к лжи, от полноты бытия к призрачному, чувственному миру, первенцем которого является желание или эрос, — может быть только роковым, так как сущее логически исключает множество. В философии П. и его школы мы находим первую попытку формулировать признаки бытия субстанциального, в противоположность являющемуся. Что такое учение, при всей своей односторонности, было необходимым моментом развития мысли — это доказывается уже примером ранней индийской философии, которая представляет поразительные аналогии с концепцией П., несмотря на все различие практических тенденций. Но субстанция есть только одно из определений сущего, и едва ли нужно доказывать, что абсолютное не может быть ни отвлеченным единством, ни физич. телом, каким оно оказывается в философии П. В софистике Горгия мы находим как бы саморазложение этой философии: отправляясь от ее посылок, Горгий (см.) последовательно доказывал, что знание о сущем столь же невозможно, как и знание о небытии: где нет различия, там нет и знания, и бытие ничем не отличается от небытия. В философии Платона мы находим положительную критику учения П. и попытку восполнить его абстрактное определение сущего другими, более конкретными. Несмотря на свою отвлеченность, концепция П. дала мощный толчок греческому умозрению; его учение о неизменности субстанции отразилось на учениях весьма различных, как, напр., на философии Анаскагора, Эмпедокла и атомистов.

Кн. С. Трубецкой.








ЭнциклопедиЯ

© gatchina3000.ru, 2001-2012
при использовании материалов сайта, гиперссылка обязательна